Книга Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы

Сначала в новостях говорили: убийцы пока не найдены, а у великого программиста посттравматическое стрессовое расстройство, особый тип психоза с красивым названием commotio animi – то бишь потрясение души.

Объяснить Томский ничего не мог, вел себя агрессивно, бросался на людей, пытался разбить голову о стену – и потому сразу оказался в психушке. Местной.

Настя подсуетилась и получила задание (ох, приятно!) сделать интервью с лечащим врачом своего бывшего. Взяла оператора и махнула за сто километров от Москвы.

Подмосковная больничка оказалась убогой, провинциальный доктор страшно важничал, что дает интервью столичному телевидению. «Как специалист, я свидетельствую: сверхострые психотические состояния длятся не больше двух суток. А дальше Томский придет в себя и сможет сам объяснить, что случилось»…

Настя, конечно, решила остаться и подождать. Хоть день, хоть даже пять.

Однако дальше пошли непонятности.

На вторые сутки в провинциальный городок явились полиция и «Скорая помощь» с московскими номерами. Общаться с прессой вновь прибывшие категорически не желали. Давешний словоохотливый доктор теперь тоже смотрел испуганно и говорил, что комментариев не дает.

Настя только и узнала, что Михаила забрали в Москву, на судебно-психиатрическую экспертизу. И самое поразительное: теперь говорили, он в уме повредился не от того, что близких мертвыми увидел. А якобы он сам убийца и есть.

Кондрашова опешила, не поверила. Томский, конечно, с причудами и вообще подлец. Но убивать? Беззащитного ребенка?! Своего собственного?!

Даже решила – дабы подстегнуть собственную карьеру – провести журналистское расследование. Первое в жизни. Но только ничего не вышло из затеи. Пока длилась психиатрическая экспертиза, к Томскому не пускали, полиция комментариев не давала. Настя кинулась к Севе – Мишкиному другу, которого знала прекрасно. Тот пригласил ее в гости, напоил кофе, наговорил комплиментов, но вещать на камеру категорически отказался. А не для записи – пробросил. Что Томский (всегда немного странный) в последние годы чудил все больше. Частенько впадал в депрессию, пил таблетки. С детдомовкой своей ссорился. Особенно в последнее время, когда в бизнесе трудности, а та постоянно денег и денег требовала. «Мишка ведь еще в школе у психиатра наблюдался. И в армию его не взяли из-за диагноза – настоящего. А тут эта Нина. Мозг ему выносила, требовала постоянно: рестораны, курорты, бриллианты. Вот и не выдержал человек…»

– Но за что он дочку-то убил? – не понимала Настя.

– А это что, в первый раз, что ли? – пожал плечами Сева.

Встретил недоумевающий взгляд, объяснил:

– Он девочку первый раз едва не угробил, когда из роддома забрал. Хлебом пытался кормить, подгузник не сменил ни разу. И вообще: Томский и дети – понятия несовместимые. Разозлила, видно, его чем-то.

– Но, может быть, Миша поправится? – с надеждой произнесла Кондрашова.

– Ох, Настенька, – горько вздохнул Сева. – Боюсь, что мы его потеряли навсегда.

Томского и правда признали не просто «лицом с психическим расстройством», но невменяемым.

Суд по делу прошел стремительно.

Судья, не слишком вникая в детали, согласился с версией прокурора, что Леночку Томскую в состоянии умопомрачения убил отец, и отправил программиста на принудительное лечение.

Настя могла бы торжествовать. Враг, безо всяких усилий с ее стороны, уничтожен.

Но торжества не было.

Раньше вспоминала Мишаню, только если случался собственный какой-то успех. Радовалась: «Вот тебе, гад! Получи!»

А теперь думала о нем каждый день.

Не представляла она Томского – худого, нескладного, умного – невменяемым и буйным. Среди тяжелых психов. И не могла поверить, что он останется на всю жизнь в дурдоме. И она его больше никогда не увидит.

В конце концов не выдержала. Решила навести справки.

Выяснила: спецпсихушка – это, понятно, не обычная больница. Но и не тюрьма. Пробраться туда, пообщаться с пациентом куда легче, чем получить свидание на зоне. И назначенное судом принудительное лечение – тоже куда менее страшно, чем реальный срок. У сидельца всегда есть шанс поправиться и выйти на свободу.

Надо ей повидаться с Мишкой. В глаза ему посмотреть, попробовать понять: зачем он натворил такое. А вдруг Томский больше не буйный? И согласится ей интервью дать? Начальство в полный восторг придет.

…Поначалу все шло легко, если не сказать банально. За небольшую взятку она проникла в больницу. За сумму чуть побольше с ней согласился встретиться лечащий врач Томского Константин Юрьевич. Оказался он дядькой жадным, хватким. Не чинясь, поинтересовался: есть ли у Кондрашовой деньги? Настя решительно отозвалась: «На нужное дело всегда найду».

Ну, доктор и рубанул открытым текстом: на данный момент Томский – не человек. Овощ. «Помните, у писателя Айтматова были манкурты?»

– Но невменяемым – как он тут у нас числится – я бы его не назвал. У меня, знаете, опыт большой, и я вам ответственно заявляю: неизлечимых среди моих психов – от силы процентов двадцать. Томский в их число не входит.

– То есть он косит? – нахмурилась Настя.

– Нет, – снисходительно фыркнул врач, – таких деятелей я сразу выявляю – и в цугундер. С программистом все сложнее. У него шизофренийка-то имеется. Но некритичная. Таблеточками, когда надо, подкормить, нормальные условия жизни создать – никто ничего и не заметит. Но тут случается у человека стресс. То ли сам убил – на аффекте. То ли не убивал – увидел трупы. Да кого: жены, дочки! В любом случае для его психики слабой – полный шок. Его бы потихоньку, бережно из этого состояния вывести, а делали – все наоборот.

– Не понимаю, – пробормотала Настя.

– Да закололи его, оглушили. Мозг вырубили. Сразу начали убойные препараты давать.

– А… зачем? – осторожно поинтересовалась она.

– Ну, этого я вам, милая девушка, сказать не могу, – усмехнулся доктор.

– А предположить?

– Судить действия коллег права не имею, – хмыкнул доктор. – Но невменяемый убийца – это всегда очень удобно.

– Особенно если убийца – кто-то другой, – подхватила Анастасия.

– Я вам такого не говорил, – поспешно открестился доктор. Потер ладони. Молвил: – Вы ко мне пришли спросить о нынешнем состоянии гражданина Томского. Мой ответ: сейчас он эскарго.

– Как?

– Засел, будто улитка, в раковине. Хорошо ему – ни проблем, ни хлопот, ни забот. Ест, пьет, дрыхнет.

– А можно его, – загорелась Настя, – из этой раковины выковырнуть?

– Теоретически – да. Только зачем? – Доктор взглянул на нее лукаво. – Так у меня с ним никаких хлопот, самый спокойный пациент, на уколы в первых рядах бежит…