Книга Запретные страсти великих князей - Михаил Пазин

Если Милица считала себя «шибко умной», то Стана отличалась своей напористостью. В романовском семействе считали, что ничего доброго от них ждать не приходится – их называли то «галками», то «черногорскими пауками», то «темными княгинями». Сестры были с детства неразлучны, и когда встал вопрос о браке Милицы с Петром Николаевичем, Стана наотрез отказалась покидать Россию. Александр III благоволил к черногоркам – он считал их княжество единственным преданным союзником в Европе. Делать нечего – он подыскал Стане жениха – своего двоюродного брата, 37-летнего герцога Георгия Максимилиановича Лейхтенбергского, князя Романовского.

Где-то мы уже слышали эту фамилию. Но где? Помните, в начале нашей книги шел рассказ о великой княгине Марии Николаевне, дочери императора Николая I? Она вышла замуж за герцога Максимилиана Лейхтенбергского, внука приемного сына Наполеона, который был болезненным и умер 35 лет от роду. У них были дети, в том числе и сын Георгий Максимилианович. Николай I всем им даровал титул князей Романовских. Род герцогов Лейхтенбергских переселился в Россию и вошел в состав романовского семейства. Так что можно было считать, что Стана вышла замуж за родственника Романовых – внука Николая I. На том сердце Станы и успокоилось – они с Милицей закрепились в России и удачно вышли замуж.

Удачно, да неудачно. Это в родственном отношении они были на коне, а в личном плане Стана пострадала. Мало того, что герцог Лейхтенбергский был на 15 лет старше Станы, он еще имел несносный характер. Первым браком он был женат на Терезии Петровне Ольденбургской (еще одной представительнице династии, прилепившейся к Романовым) и имел от нее сына. Терезия умерла в 1883 году. Герцог был вдов уже шесть лет и не смог перечить воле Александра III, хотя ему эта свадьба была совсем ни к чему. Герцога куда больше привлекала не Стана, а парижские красотки, отличавшиеся «несравненным» шиком и утонченностью манер. В «столице мира» он чувствовал себя как дома, и при каждом удобном случае пытался уехать из России «для поправки здоровья», хотя и числился по гвардии в пехоте. Родственники знали, в каких заведениях он «лечится», но ничего поделать не могли. В высшем свете Петербурга он слыл человеком тупым и чванливым. По отзыву одного современника, герцог был «дурак в полном смысле слова и притом набитый чванством, лишенным всякого основания…». Большую часть времени он проводил за границей. По словам министра финансов при Александре III С. Ю. Витте, государь, узнав, что герцог находится на модном курорте в Биаррице, выразился так: «Что же, принц моет свое поганое тело в волнах океана?» Раздражение Александра III, примерного семьянина, было вызвано разгульным образом жизни Георгия Максимилиановича, имевшего в Париже длительную связь с француженкой, и не с одной. И хотя у них со Станой было двое детей, он откровенно признавался, что не любил супругу «ни одного дня».

Анастасия играла роль мученицы, а Милица с Петюшей сочувствовали ей. Образ страдалицы не остался незамеченным императрицей Александрой Федоровной. Царица прониклась искренним состраданием к Стане; Стана подробно рассказывала государыне о похождениях своего супруга, при этом привирая, а та возмущалась поведением герцога. Черногорка, в силу своего темперамента, делала неверному мужу надлежащую «рекламу», и не только в кругу императорской семьи, но и за пределами царской гостиной.

Но и его понять можно. Герцог Лейхтенбергский знал, кто о нем распускает сплетни, и открыто презирал черногорских сестер. Он с самого начала не хотел жениться на этой Анастасии, но Александр III его уломал – их брак нужен для престижа России; императорской фамилии нужны представительницы православных династий. Попав под венец, он скоро раскусил их «черные души» – две отъявленные интриганки, на которых клейма негде ставить. В их дуэте верховодила, конечно, Милица – Стана была слишком глупа; она была у старшей сестры на подхвате. Герцог прекрасно осознавал, что они не Бога ищут, а выгоду и корысть. А манипулировал ими их отец – черногорский король Николай I. «Черногорские дикарки» только и думали, как бы чего урвать с России побольше для своего «гнезда разбойников». И действительно, Николай II совершенно официально помогал Черногории золотыми рублями из русской казны, и это не считая дипломатической поддержки.

Герцог Лейхтенбергский не скрывал свои мысли от родственников и даже один раз поговорил на эту тему с царем, однако скоро понял, что его мнение Николая II не интересует. Он больше не стал досаждать императору и почти переселился в Париж – пусть делают, что хотят! По большому счету, если разобраться, то Анастасия и Георгий Максимилианович стоили друг друга. Муж ударился в загулы с парижскими кокотками, а жена хотела вовлечь его в спиритизм, столоверчение, вызывание духов и тому подобную чепуху. И зачем ему это было надо?

Отъезд мужа очень устраивал Стану, так как в это время на ее горизонте появился Николай Николаевич-младший. Что он в ней нашел – непонятно. Может, родственную душу, а может, это была любовь? Искренняя и настоящая? Так или иначе, но Николай Николаевич был без ума от своего нового «ангела». Анастасия со своей стороны старалась завлечь в свои сети великого князя и «подарила ему теплоту своего сердца». Она читала ему по вечерам французские романы о любви, играла на гитаре и пела томные романсы. Такой незатейливый флирт приводил в восторг Николашу (надо полагать, что кроме военных уставов, он ничего не читал), порой он умилялся до слез. Он заваливал Стану дорогими подарками, а в 1902 году купил участок земли в Крыму и построил на нем беломраморную виллу в греческом стиле, которую назвал «Чаир». Вокруг виллы был разбит великолепный парк, главной достопримечательностью которого стала уникальная коллекция роз. (Популярное до войны танго «В парке Чаир распускаются розы» было посвящено именно этому розарию.) Все эту прелесть Николаша подарил своей Стане, хотя они и не были женаты. Чего не сделаешь, чтобы доставить удовольствие любимой женщине!

Он сочинял ей такие, например, послания: «Я так давно Тебе не писал, мой Ангел, я и так давно привык с Тобою говорить по-французски, что мне как-то неудобно писать по-русски… Вспоминаю о тебе каждую минуту». Интересно, что все обращения к Анастасии он писал с большой буквы. Видно, этим он хотел доказать ей свою любовь. Николаша поступал как какой-нибудь гимназист, который пишет предмету своей страсти письма с заглавными буквами. Вот до чего доводит любовь! А ведь ему было почти 50 лет! Значит, это действительно была любовь.

«Несчастная жертва» герцога и Николаша мечтали соединить свои жизни «до гробовой доски». Однако история их «незаконных» отношений тянулась довольно долго. Препятствием к этому служил брак Станы с герцогом Лейхтенбергским. В свое время они обвенчались, а «развенчаться» было уже нельзя. Для этого требовались веские основания – бесплодие одного из супругов. Но у герцога со Станой было двое детей – сын Сергей и дочь Елена. А то, что они оба предавались любви с посторонними – грех, конечно, но из-за такого «пустяка» церковь на развод разрешения не давала. Для развода нужны были только чрезвычайные обстоятельства, необходимо было согласие высшего духовенства и самого царя, как земного покровителя церкви.

Но Стана и Милица времени зря не теряли – они постоянно нашептывали императрице Александре Федоровне о печальной участи Анастасии, которая не раз в ее присутствии заливалась слезами. Царица сочувственно относилась к россказням черногорок, но когда они подходили к теме развода, сразу же замолкала. Она считала, что в таких вопросах личным чувствам давать волю нельзя, и надеялась, что ее муж, Николай II, повлияет на герцога и заставит его вернуться в семью. Однако подобный поворот совершенно не устраивал Стану, так как она уже жила с Николаем Николаевичем-младшим. Она из всех сил создавала мужу репутацию развратника и гуляки, а теперь вознамерилась его и вовсе морально уничтожить. Стана вдруг начала всем рассказывать, что герцог Лейхтенбергский – «неспособный» мужчина и не может выполнять «супружеские обязанности», хотя совсем недавно она утверждала обратное: ее муж постоянно проводит время в вертепах и ни дня не может прожить без французских проституток. Если он и в самом деле «неспособный», то почему его тянуло к ним? Логики здесь не было никакой, но женская ненависть и не нуждается в логике.