Книга Пустые головы - Вадим Молодых

Очень скоро пришло практическое понимание, что узкой скважиной в районе головы не обойтись – надо как-то стоять, опускаясь, да и гроб потом открыть придётся…

Периодически прислушиваясь к ночным шорохам, поминая возможных мародёров-гробокопателей, привыкнув уже к заунывному уханью филина и переставив уже фонарь в саму новую старую яму, Антон наконец воткнул ногой лопату не до конца штыка, с глухим стуком упёршись в твёрдость гроба.

«Ф-фу-у-ух!» – удовлетворённо и неслышно сказал он и опять приостановился в тревоге, так как приглушённый звук удара о дерево был хоть и ожидаемым, но стал до вздрагивания, до грудного холода набатным в продолжительном и ритмичном шуршании песка и дыхания.

Малой выключил фонарь, прикурил очередную сигарету, почти уже не склоняя голову к потревоженному праху, присел прямо на песок, вытягивая ноги, чтобы отдохнули, и… Не прислушался, нет – звуки были одни и те же, ничего нового, чтобы выделить из общей ночной тишины, не звучало… Антон невольно стал наполняться ощущением важности – даже величия! – момента, который через несколько минут разрешит главный теперь вопрос его жизни и избавит от наваждения, доводящего до мучительного сумасшествия. Вернее – доводившего! Ещё чуть-чуть и всё станет ясно. При всей секретности операции и её ограничении во времени теперь торопливо суетиться ему – исследователю! – уже не пристало. Торжественность открытия должна быть подчёркнута соответствующим поведением.

В голове сам собой зазвучал мотив оды «К радости» из девятой симфонии Бетховена, а в привыкших к темноте глазах засверкали огни будущего фейерверка, которые разноцветно и празднично осветят вскрытый Антоном… Что? Гроб? Нет – череп!

Ломиком-гвоздодёром поддел крышку гроба. Отметил выползшие из древесины шляпки гвоздей. Методично, по очереди, со сладостным скрипом… Повыдёргивал? Нет! – повынимал их из тела гроба. Зацепил… Поднял – пришлось вылезти из ямы – крышку… Направил луч света на тело – в щемящей оттяжке грядущего восторга сначала на ноги, и вёл его медленно снизу вверх по телу покойника. У самой головы закрыл глаза и, не глядя, ещё немного подвинул луч. Остановил руку и открыл глаза…

Мгновенно наступившая опустошённость потребовала столь же мгновенной концентрации воли, дабы не упасть в бессилии прямо на труп. Лица не было… Пятно! Мёртвое… Но пятно!

«Не может быть! – зашептал, как закричал, Антон. – Не может быть!»

Сразу же исчезла вся размеренность торжественности. Захлебнулась, булькая, музыка, и с шипом погас фейерверк. Голову Малого теперь пронизали восклицания: «Ах, доктор, доктор!.. Ну, что же ты! Ты-то как же!»

Однако была ещё надежда – последняя, решающая! Пятно могло быть – так ему хотелось! – зрительным обманом в темноте, следствием усталости, чрезмерным старанием похоронного декоратора – чем угодно! – и Антон решительно спрыгнул в могилу, чтобы подступиться к голове мёртвого доктора с молотком и зубилом.

Утром, просматривая сводку, Полковник ожидаемо удовлетворился известием о задержании ревнивой жены с именем Диана, подозреваемой – «Да что там!.. Обвиняемой уже… Чего тянуть-то?» – в убийстве в состоянии аффекта мужа выстрелом из пистолета (улика с отпечатками её пальцев подшита к делу) – «Что за ствол, откуда он у бабы, ещё выяснить надо!» – и его любовницы ударом тупым и твёрдым предметом, вероятно, бутылкой по затылку.

Привычно пробегая глазами другие позиции, описывавшие неправомерное поведение граждан на подведомственной территории, начальник отдела не вникал в суть – одна и та же бытовая и уличная хулиганская дрянь – читать тошно! Как вдруг…

«О господи! Осквернение могилы… Надругательство над телом… Задержан на месте преступления… Псих! Маньяк чёртов! Боже! Значит все уже в курсе… Или ещё не все?! Время? – Полковник глянул на часы. – Есть ещё время… Должно быть! Ну, с-су-ка!»

Успел сообразить и распорядиться, вылетая из кабинета, чтобы развод и утреннее совещание проводили без него…

– А кто?

– Кто из замов на месте? Любой, кто есть… Пусть проводит… Это приказ!

Прыгнул за руль личной машины и, стартовав с пробуксовкой, помчался в отделение полиции рядом с кладбищем, где в «обезьяннике» полицейские держали пока своего коллегу.

– Надо забрать его оттуда! – подбадривал себя, накручивал решительность Полковник в громком одиночестве. – Своей властью забрать. Пока дело до допроса не дошло…

Псих Малой теперь так много знал, что дело было уже не в карьере самого Полковника… И даже не в службе! Теперь уже – в свободе как таковой, которой можно лишиться, и в жизни вообще, которая потеряет всякий смысл, если этот чёртов псих начнёт (хрен знает ведь, как у психа мозги в его перевёрнутом мире работают!) рассказывать всё как есть…

Полковнику даже представился некий молодой честолюбивый «следак» из прокурорских или из УСБ, потирающий руки в предвкушении «верняка-оборотня».

«Списать на психоз, конечно, можно будет попробовать – шутка ли, в могилах начал рыться – явный псих!.. Но и на службе, как минимум, тоже можно будет крест поставить… Психа-то надо было вовремя распознать… А я, выходит, недоглядел… И это меньшее из возможного зла! Ведь ещё неизвестно, что психиатрическая экспертиза покажет… Она сможет, конечно, наверняка показать то, что нужно, но ведь это дорого… А свидетелей сколько появится… Куда ни кинь – всюду потери… Вот уж минус, так минус!.. Воистину… Не-ет! Такого допускать нельзя!!!»

И Полковник добавил газу, пожалев, что у него не было сейчас «мигалки»…

– А-а… Вы по поводу своего, тэ-эрищ пАл-ковник, – не удивляясь, встретил его не подчинённый ему напрямую, но и не отвергавший даже отвлечённую субординацию и служебную солидарность, дежурный. Хотя Полковнику даже за этот незначительный акцент на общности преступника и правоохранителя уже хотелось голову умнику оторвать:

«Все – в курсе! С-су-ка-а…»

– Дело его можно посмотреть? – спросил, не задумываясь.

– Так нет ещё дела-то, – удивлённо глянув, ответил дежурный.

«Уже хорошо!»

– Ну, протокол!

Тот замялся… Но ненадолго – полковник всё-таки. Хоть и не своё, а безусловное начальство: в правоприменительную бутылку лезть – себе дороже…

– Конечно, тэ-эрищ пАл-ковник… Вы здесь читать будете или сразу вместе с ним?

– Проводи меня к нему… И… – Полковник немного замялся, словно бы стараясь своим стеснением специально расположить к себе дежурного. – Комнату покажи, где с ним наедине поговорить можно… Чтоб никто не мешал… Время раннее… Не все ещё на службе… Ну, ты меня понимаешь?

– Понимаю, тэ-эрищ пАл-ковник. Есть такая комната.

У Малого был настолько отсутствующий вид, что все другие, кто находился за решёткой «обезьянника», даже не признавали в нём товарища по несчастью.

Участковый… «Бывший участковый!» – отметил очевидность Полковник… сидел в одиночестве посередине лавки. В метре примерно, справа и слева от него, ближе к краям лавки сбились две стихийные кучки задержанных, общавшихся между собой, но никак не затрагивавших Малого. То ли потому, что узнали (в застенке это быстро!), что он сам – мент, то ли потому, что их пугали его вид и заторможенность безумца, который, к тому же, ещё и задержан на кладбище… Ночью! С лопатой! Псих! Определённо и страшно.