Книга Тридцать три несчастья - Марина Константинова

— Отстаньте.

Продолжать беседу в подобном тоне становилось бессмысленно, и, решив про себя сегодня же собрать все сведения о семействе Ревенко, Клюквин стал прощаться.

— Ну, что ж, Любовь Николаевна, я вижу, вам уже лучше. Давайте сделаем паузу. Вы пока подумайте хорошенько, а я зайду к вам завтра и тогда…

— Нет! — испуганно вскрикнула Любка. Еще не хватало, чтобы он приперся завтра, этого она допустить не могла.

— Как? Вы разве не хотите повидаться? Почему? — искренне расстроился Александр Владимирович, скрыв под очками лукавую усмешку.

— Я завтра не могу. У меня дела.

— Ах, вот как… И все-таки я настоятельно рекомендую вам завтра никуда не отлучаться. Вы еще слабы. А я непременно вас проведаю. Итак, до завтра?

Любка поняла, что попалась. Этот настырный дядька ни за что не оставит ее в покое, пока она не даст ему какую-нибудь зацепку. Она потянула его за рукав пиджака и усадила обратно на диван.

— Извините меня. Я все расскажу. Спрашивайте.

— Вы не ответили, где ваш муж.

— Что-что? — Любаня уставилась на Клюквина, часто заморгала, в носу у нее защекотало, и она безудержно расхохоталась. — Я разве не сказала?! — продолжала она закатываться, утирая рукавом халата выступившие слезы. — Александр Владимирович, голубчик! Я не сказала?! — Любаня перешла на тоненькое повизгивание.

Она зашлась в хохоте и кашле, и Клюквин не на шутку перепугался. Он резко поднялся из-за стола:

— Так. Я вызываю «Скорую». — Он взялся за телефон.

— Ой, да бросьте вы… Не надо. Я сейчас… — Люба допила воду из стакана и просветленно взглянула на следователя. — Муж… меня… бросил, — как-то радостно сообщила она. — И я ничего о нем не знаю.

— Когда? — спросил Клюквин.

— Да уж лет десять как, — продолжала улыбаться Люба.

— Подождите… Я не понял…

— А чего тут понимать? Жили как чужие. У нас, как теперь принято выражаться, виртуальная семья.

— Нет, Любовь Николаевна, давайте поконкретней. Когда в последний раз вы видели своего мужа?

— Утром шестнадцатого июля.

— Какого года?

— Вы что, идиот? — она покрутила пальцем у виска. — Этого года, этого, две тысячи первого.

— Вы, наверное, правы. Я что-то пока не пойму. А зачем он с вами встречался? Он как-то объяснил?

— Конечно. Проснулся и жрать потребовал.

— Хотите сказать, он у вас ночевал?

— Александр Владимирович, вы меня, ради бога, простите. Про десять лет я образно выразилась. Шестнадцатого июля он от меня ушел.

— Любовь Николаевна, вы меня с ума сведете. Я ведь с вами о двух убийствах разговариваю, а вы прямо как девчонка, честное слово. За дурака меня держите?

Ему вдруг стало жаль эту несчастную, в общем-то еще молодую и красивую женщину. Каждый ее жест, взгляд, саркастическая интонация обнаруживали такое одиночество и безмерную усталость, что у него защемило сердце. Он непроизвольно взял ее за руку. На Любаню накатила теплая волна, от такого простого человеческого участия ей захотелось зареветь в голос, но она только тихо сказала:

— Простите меня. Это я ершусь. Мне очень тяжело… Муж ушел, девчонок убили… Про Николаеву это я сгоряча… Со злости. Ведь я думала, он к ней ушел.

— А теперь? — Клюквин не выпускал ее ладонь.

— Да не знаю я… Честно. Он ничего не сказал, просто исчез, и все. Позвонил вечером с работы, сказал, что едет домой, и не вернулся.

— А почему вы подумали, что он от вас ушел?

— У него был с Ольгой роман. Уже полгода. Ну, я и подумала…

— Но вы как-то пытались это прояснить? Найти его?

— Нет, — всхлипнула Ревенко. — Не стану я унижаться.

— Любовь Николаевна, но вы понимаете, что в свете последних событий ваш муж становится главным подозреваемым?

— Почему? — наивно спросила Люба.

— Рассудите сами. Николаева, по вашим словам, его любовница, убита. А он исчез. Ну, подумайте!

— Ах, да не знаю я ничего… — Любане мучительно захотелось все ему рассказать, свалить с себя этот груз, но она вовремя вспомнила о сыне и удержалась.

— Александр Владимирович, подождите… Вы думаете, что Лизу и Ольгу убил он?..

— Пока трудно сказать. У него с Чикиной были какие-то отношения?

— Ну, переспал пару раз…

— Пару раз?.. Пару раз?! И вы так спокойно об этом говорите? — Клюквин вскочил со стула и стал мерить шагами кухню, засунув руки в карманы брюк. — Да вы понимаете, что это значит?

Любаня с сожалением опустила ставшую вдруг холодной ладонь в карман.

— С кем еще из актрис у вашего мужа были интимные отношения? Отвечайте!

— Что вы на меня орете?! — возмутилась Ревенко. — Да, Кирилл бабник, но он не убийца. Кишка тонка. Переспать — пожалуйста, но убить… Вы что же думаете, если он переспал с половиной девок в агентстве, то к утру наши ряды поредеют и он всех их выкосит? Да, он трус, подлец, подонок. Но не маньяк! Это не он! У каждой из этих проституток куча любовников, вот там и шерстите.

Клюквин резко затормозил, опрокинув табуретку, решил что-то ответить, но передумал и направился к входной двери.

Любаня поняла, что он обиделся, и ей стало стыдно.

— Александр Владимирович! Подождите, — окликнула она его.

— Слушаю вас, Любовь Николаевна, — сухо ответил следователь.

— Погодите. Не сердитесь. — Ревенко подошла к нему почти вплотную. — Пожалуйста, найдите его. Я вам хорошо заплачу. Только найдите.

— Кого? Мужа или сына? — Клюквин прямо посмотрел ей в глаза.

«Сына! Сына! Сына!» — готов был вырваться из груди крик, но Любаня неимоверным усилием воли взяла себя в руки и тихо сказала, опустив взгляд:

— Мужа.

— За то, чтобы я нашел вашего мужа, мне зарплату платят. — Клюквин открыл дверь. — Если что-то узнаю, я вам сообщу. А что касается сына вашего, прошу вас, Любовь Николаевна, не уподобляйтесь беспечным собачникам. Подумайте хорошенько об этом. Всего доброго.

— Подождите, — Любаня схватила его за руку, втащила в квартиру и захлопнула дверь.

Она молчала, подбирая слова.

— Да говорите же, черт вас возьми! Что еще вы «забыли» мне сообщить?

— Тапочки… — вдруг улыбнулась Любаня.

— Что? — не понял Клюквин.

— Вы забыли надеть ботинки, чуть в тапочках не ушли.

Клюквин посмотрел вниз, увидел плюшевые помпоны и покраснел.

— Простите.

Пока он переобувался, Любаня все-таки решилась дать ему одну «ниточку»: