Книга Пейзаж с убийцей - Светлана Чехонадская

Ну, вот пока и все, Миша! Отправляя это письмо, я, разумеется, надеюсь на то, что вы поправляетесь. Я по вам соскучилась! До свидания! Елена Корнеева».

Терещенко отложил письмо. Наконец-то, он, смог для себя сформулировать, что его беспокоило в существовании этой московской журналистки: она отчетливо ими манипулировала! Эта дозированная выдача деталей якобы подсмотренной истории, эти приезды-исчезновения, эти задания… Нет, все это выглядело странно.

Мишаня дал ему письмо, пришедшее на адрес опорного пункта Корчаковки и принесенное друзьями в больницу, для того чтобы Терещенко оценил ум его московской знакомой: идея проверить дела, связанные с Бодайбо, была хорошей идеей. Если Штейнер хвастался скорым богатством и поминал при этом своего дядю из Кропоткина, то изучить это направление следовало в любом случае. «Видите, как сечет? — хвастливо сказал Мишаня. — Ее бы нам в УВД! Умная женщина!» Терещенко оценил. Но совсем в другом смысле.

Чем дальше, тем больше эта история казалась ему шитой белыми нитками. Но он тоже был согласен: женщина далеко не глупа. Единственное, что в ее рассказе полная глупость — это объяснение фамилии Антипова. В такие совпадения Терещенко не верил.

Он вздохнул, сложил письмо в карман. Они уже подъезжали к Корчаковке.

Вчера он побывал у следователя Белоголовцева. Вопреки ожиданиям, старикан не отказался от разговора. Наоборот, был рад гостю. Жена бывшего следователя еще работала, и большую часть дня он скучал.

Они прошли на кухню, старик достал варенье из ранеток, домашние кексы. У Терещенко забурчало в животе.

Видно было, что бывший следователь живет небогато, но со вкусом. В доме всего было вдоволь. «Дача — кормилица!» — радостно пояснил он. Пространство под кухонным окном было заставлено банками с соленьями, вареньями и компотами. Белоголовцев поперебирал их, что-то выискивая, но больше ничего не достал. Очевидно, ему просто было приятно трогать свои зимние запасы.

— Итак, Штейнер… Штейнер-Штейнер-Штейнер… — бывший следователь задумался на секунду. — Молодой такой немец, настоящий фашист на морду… Как же, помню! Одно из последних дел перед пенсией. Ой-е-ей! Годы летят!.. А что это прокуратура теперь им интересуется?

Белоголовцев спросил об этом не тревожно, не взволнованно. Даже особого любопытства Терещенко не заметил: действительно, прошло много лет.

— У нас появились новые данные. Такое ощущение, что в этот день и в этом месте могли убить еще одного человека.

— Как вас замордовали-то в последнее время! — Старик, довольный, захихикал. — Вон вы уже куда лезете!

А знаешь, чем все закончится? Не знаешь? Последних людей они из милиции разгонят своими чистками! Вот тогда преступный мир и обрадуется! Людям оборотни не нравятся? Ну, пусть прогонят их, пусть вобьют им осиновый кол в сердце! Вот когда воры да насильники к власти придут, они и вспомнят… Оборотней!

— Следите за последними событиями? — улыбаясь, спросил Терещенко.

— В полглаза, парень, в полглаза… Я сам преступников не боюсь, я их презираю! У меня в кладовке два ружья охотничьих. Одно из них еще немецкое, трофейное, «Зауэр»! Оно не промахнется, если что! И рука у меня не дрогнет! А вот вы, нынешние, жидковаты будете! Все цацкаетесь с ними, правами человека вам мозги задурили! А кто задурил-то? Американцы да евреи! А зачем? А чтобы развалить нас окончательно. Ишь ты! Они нам все советуют, как права человека уважать, а сами чуть что на электрический стул сажают! Или вообще, без суда и следствия, вон, в Израиле. Фигак прямой наводкой! И полквартала как не бывало! Советчики… И ведь наши идиоты их слушаются, а?

Этот разговор, очевидно, мог идти много часов. Поэтому Терещенко решил вернуться от общедемократических проблем к делу Штейнера.

— Все-таки следствие тогда очень быстро провели, — сказал он. — Много вопросов осталось.

— Каких вопросов? — картинно удивился Белоголовцев. — Что Ордынский — подлец и беспредельщик, это, что ли, вопрос? Да я его и без доказательств упек бы с удовольствием! Вот, клянусь, подложил бы улику и не моргнул! Он придурок был полный, понимаешь? Чуть что — за нож. Он, знаешь, за что первого своего прирезал? Не знаешь? Поспорили, как медвежью тушу правильно разделывать! Охотники, твою мать! Причем, оба дальше Новосибирска никуда не выезжали!.. Этот говорит: так, а другой — так. После чего Ордынский хватает нож и с визгом: «Сейчас я тебе покажу, сука, где вырезка находится!» начинает полосовать этого беднягу! Ты скажи, его можно такого на улицы выпускать?

— А вас не заинтересовало тогда, почему ему в обоих случаях подвернулись одинаковые ножи?

— Почему это одинаковые?

— Я слышал, что одинаковые.

— Ты «слышал», — передразнил Белоголовцев. — А я это дело вел. Ничего не одинаковые. Разные совсем ножи! Эксперт заключение делал.

— Экспертом, кажется, женщина была?

— Баба. Не помню, как ее фамилия. Молодая девчонка, но сильная такая духом. Мужикам бы поучиться. Из деревни на работу ездила… Она знаешь, где жила? По соседству с матерью убитого. Этого Штейнера…

— А где она теперь?

— У нее роман был с одним нашим сотрудником. Может, замуж за него вышла, в декрет ушла? И то правильно! Не женское это дело — отрезанные головы осматривать.

— Вы не обратили тогда внимания на похвальбу Штейнера, что его дядька из Бодайбо ему работу подбросит?

Белоголовцев сумрачно глянул на него. Он вдруг посерьезнел, и взгляд его стал таким тяжелым, что Терещенко кожей почувствовал: не дай Бог было попасться этому следователю в его молодые годы. Уж зубы выбивал — точно.

— Да, я обратил на это внимание, — медленно сказал Белоголовцев. — Вот оно в чем дело!.. Что ж ты мне голову дуришь? Ножи, не ножи… Тебя не Ордынский интересует и не убийство Штейнера, а это ограбление! Так бы и сказал прямо… Миллион — оно, конечно, немало, но сколько наворовали в последние годы, а? Вот кем надо заниматься — этими сволочами. А вы чем занимаетесь? Эх… Я, парень, не верю, что Штейнер к этому делу отношение имел. Я тогда все хорошенько проверял: нас сильно трясли из-за этой его похвальбы. Нет, он, во-первых, балабол был, а во-вторых, у него алиби было. Не железное, правда, но ведь и не опровергли его, правильно? Мы уж и так проверяли, и эдак, и наперекосяк — нет, хвастался он просто. А дядьку тогда прощупали до седьмого колена. Сошлись на том, что просто это ограбление растревожило всю нашу шушеру от Иркутска до Свердловска. Как же, такая удача! Вот и начали легенды складывать, планы строить… Нет, парень, такие дела один раз в сто лет получаются… Ты варенье-то ешь! Песня, а не варенье!.. Вообще-то, надоели мне эти расспросы насчет Бодайбо…

— А кто еще вас об этом расспрашивал?

— Да подваливали разные… Еще тогда…

— Милиция?

— Нет, не только. Тоже шушера. Но у меня разговор с фраерами короткий: тем более, что тогда у меня не два ружья было, а пять!