Книга Проклятие феи - Робин Маккинли

Но разгул по всей Двуколке, а особенно в Туманной Глуши, необычных лихорадок, которые ни Тетушкины травы, ни загадочное бормотание священника не могли вылечить или даже отчасти смягчить их течение, всех отвлек. Тем, кому самочувствие позволяло сплетничать, не хватало на это времени. Лихорадки не были особенно тяжелыми, но их широкая распространенность, неясное происхождение и нежелание отступать вызывали достаточную тревогу, чтобы приглушить всяческий интерес к симпатичным и благовоспитанным молодым незнакомцам.

В этом году Катриона уделяла меньше внимания болезни, чем могла бы в другое время, потому что присматривала за четырьмя маленькими обладателями детской магии, включая их собственную Гилли, рано и эффектно пробужденную рождением младшего брата, Гейбла. (Джем как раз недавно сам прошел через период детской магии, ограничившись нечастыми явлениями черной красноглазой твари, которая таилась по углам и хрипло дышала. Мальчик утверждал, что она настроена дружелюбно, и потому ее никто не трогал, хотя все, кроме самого Джема, огибали излюбленные ею углы с некоторой настороженностью.) Гейбл, по счастью, уродился спокойным младенцем и не переставал сосать молоко, даже когда Катриона свободной от него рукой отчаянно рассыпала отменяющие чары.

Поскольку помощь Пеони требовалась постоянно: то посидеть с детьми, то навести порядок в доме колесного мастера, она несколько недель подряд пропускала обеды в кузнице. Рози рассказала ей о прибытии нового подмастерья, о том, что его зовут Роуленд и что он не носит бороды. Но саму Рози он не слишком занимал, и Пеони тоже не проявила особого интереса.

Вплоть до первого дня, когда Пеони, по заведенному порядку, пришла обедать в кузницу. Рози, стоявшая рядом с одним из коней лорда Прена, заметила подругу как раз перед тем, как та встретилась взглядом с Роулендом.

– А вот и ты! – обрадовалась Рози. – Я решительно умираю от голода. Пеони, познакомься с Роулендом. Мне еще надо разобраться тут, – предупредила она, кивнув на коня. – Не съешьте там все.

Когда Нарл и Рози покинули своего подопечного, в утешение оставив ему немного сена, Пеони и Роуленд уже некоторое время пытались завязать разговор. Рози смутно сознавала, что ее подруга и новый подмастерье ведут себя несвойственным им образом: Пеони умела поддержать беседу с кем угодно, а Роуленд обладал превосходными манерами, куда более изящными, чем можно было ожидать от ученика кузнеца, что вызывало еще больше подозрений, чем его высокий рост, привлекательность и отсутствие бороды. Но сейчас эти две общительные персоны стояли, уставившись друг на друга, и Роуленд то и дело перекладывал из руки в руку молот, а Пеони держала перед собой корзинку, вцепившись в нее так, будто отгораживалась ею от демонов. Рози привыкла к воздействию, которое при первой встрече оказывала ее подруга почти на каждого, особенно на молодых людей, но сама Пеони никогда себя так не вела.

Что-то заворочалось в глубине сознания Рози: удивление, любопытство, недоумение. Испуг. И что-то еще.

– Нарл, – тихонько окликнула она, – глянь-ка. Что с ними творится?

Нарл, умывавшийся над ведром с водой, выпрямился и вытер руки. Бóльшую часть внимания он по-прежнему уделял коню, которого они подковывали. Это был жеребец из тех превосходно сложенных безумцев, которых предпочитал младший сын лорда Прена, и ко всему прочему в его ужасных копытах совершенно не держались гвозди. Как бы часто он здесь ни бывал, чтобы вернуть на место потерянную подкову, он никак не мог поверить, что и в этот раз тоже Нарл собирается использовать раскаленные клещи и кочергу только на его подковах, а не на нем самом. Если бы кузнецу не помогала Рози (по ее словам, она рассказывала безумцу сказки, словно капризному ребенку на ночь), ему, вероятно, и вовсе не удавалось бы подковывать жеребчика, сколько бы тертого корня визо он ни пускал в ход. Сейчас конь выглядел полусонным и задумчиво жевал сено, опустив уши, словно старая кляча. Нарл мог бы заподозрить, что он достаточно смышлен, чтобы не упустить своей выгоды, и попросту любит сказки Рози, но прекрасно знал, что это не так. Ему говорили об этом белки́ лошадиных глаз, когда кузнец приближался к коню, и то, как он держал ногу. Именно безумцы, ненавидящие подковываться, чаще всего теряли подковы.

Передавая полотенце Рози, Нарл мельком глянул на своего подмастерья и племянницу тележного мастера, но куда больше его занимал вопрос, как вбить гвозди в копыто, уже и без того сплошь испещренное дырками. Лицо его, как обычно, ничего не выражало. Но Рози, отмывая руки, наблюдала за ним, а она за годы, проведенные около кузницы, научилась угадывать его чувства, пожалуй, даже лучше, чем он сам отдавал себе в них отчет. И она увидела, как прямо у нее на глазах его поразило острое как нож понимание и там, где невидимый клинок оставил рану, она закровоточила надеждой, страхом, тоской – и чем-то вроде безропотного отчаяния. От неожиданности Рози едва не накрыла ладонью его руку и не выпалила: «Что такое? Я могу помочь? Я что угодно для тебя сделаю!» – но быстро осознала, что Нарл не хотел, чтобы она это заметила, и что сама она чуть не сказала чистую правду, но вовремя остановилась.

Рози с необыкновенным усердием оттирала ладони и предплечья, всецело поглощенная этим занятием, и, когда Нарл снова повернулся к ней, подняла на него взгляд, старательно очищенный от какого бы то ни было выражения. На ее щеках пылал румянец, но в качестве оправдания она плеснула на лицо холодной водой.

– Они только что влюбились, – безучастно сообщил он, и его лицо снова сделалось спокойным и непроницаемым.

Эта безмятежность и мягкость тона едва не убедили Рози, что ей померещилось. Он же был Нарлом, и его никогда ничто не беспокоило и не отвлекало от холодного железа. Она нарушила привычное течение его мыслей, но только на мгновение. Нарл вот-вот приступит к обеду и одновременно станет разглядывать какую-нибудь незаконченную работу или изучать куски железного лома, которые перестанут быть таковыми, когда он с ними закончит.

Но затем Рози наконец осознала смысл его слов.

– Они? – ошеломленно переспросила она. – Но…

– Так иногда бывает, – пояснил Нарл. – Тяжело им придется. Он обещан другой.

– Обещан? – повторила Рози. – Ты имеешь в виду, в мужья?

– Да, – подтвердил Нарл.

Вид у него сделался еще более замкнутым, чем обычно, подразумевая, что больше он не произнесет ни слова. Будь Рози в себе, она бы удивилась, даже столь краткому его ответу: Нарл редко заговаривал на подобные темы.

– Я… я должна ее предупредить, – в замешательстве пробормотала она.

– Ни в коем случае, – возразил Нарл. – Он сам ей скажет. Это их дело. Оставь их. Рози! – окликнул он, когда она отвернулась, слепо уставившись в пространство, и попыталась на ощупь повесить полотенце, но вместо этого уронила его на грязную землю двора. – Рози, она по-прежнему твоя подруга.

А затем он сам накрыл ладонью ее руку, и она опустила взгляд на широкую смуглую ладонь с почерневшими от работы пальцами, лежащую на ее загорелой веснушчатой коже. Нарл убрал руку. Рози снова посмотрела на него и попыталась улыбнуться. Она, похоже, поняла, чтó разглядела на его лице, когда он впервые увидел Роуленда с Пеони: он сам был влюблен в Пеони.