Книга Сквозь стену - Патриция Вентворт

Ей пришлось крепко прижать его к себе, пока не прошел приступ мучительной дрожи.

— Ты нашел ее мертвой?

Он сказал сдавленным голосом:

— Кажется, да... — затем, пытаясь собраться, он продолжил. — Когда я тебе все так рассказываю, я знаю, что не мог уснуть, и что пошел искупаться и нашел ее. Но когда я начинаю вспоминать с другого конца и оглядываюсь назад, я только могу видеть себя на коленях, трогающим ее, и кровь... — его голос затих.

Она обнимала его, пока напряженные мышцы не расслабились.

— Но ведь не ты поранил ее. Дорогой, ты ведь никому не можешь причинить боль.

Он сказал:

— Не надо! У меня взрывной характер... но я ее не трогал... я уверен... точно. Пока я нахожусь в здравом уме, я уверен в этом... только я чувствую, что схожу с ума... и тогда я уже ни в чем не уверен.

— Это шок, дорогой. Это было ужасное потрясение. Пойду приготовлю тебе что-нибудь поесть.

— Я не буду!

— У нас есть остатки отличной тушеной говядины. И секунды не понадобится, чтобы разогреть ее, и ты расскажешь мне, что случилось.

Он не осознавал, насколько она облегчила его бремя, но был способен ощутить облегчение, выговорившись.

— Я хотел сбежать от всего этого и собирался уплыть и продолжать плыть, пока не пойду ко дну. Я бросил одежду на берегу и перешел бухту вброд, а потом... просто продолжал... плыть...

Поставив кастрюлю на огонь, она вернулась к нему.

— Я думала, что ты утонул.

Он сказал:

— Лучше, если бы так и случилось. Они подумают, что это моих рук дело. Кто это сделал?

— Они не знают, но найдут убийцу. Расскажи мне дальше. Ты плыл, и потом...

— Один парень шел мимо на яхте, только он и мальчик. Я был почти без сил. Они подняли меня на борт. Хороший парень, он одолжил мне кое-какие вещи и деньги, чтобы добраться до дома. Он высадил меня на побережье. Я подумал, что подожду до темноты, прежде чем вернуться. Из Ледстоу я шел пешком.

— И весь день ничего не ел?

Она вскочила и начала помешивать содержимое кастрюли. Миссис Вулли приготовила восхитительную тушеную говядину.

Глава двадцать седьмая

На следующее утро в начале десятого инспектор Крисп уже звонил начальнику полиции.

— Феликс Брэнд вернулся, сэр. Объявился прошлой ночью, а сегодня утром позвонил нам.

— Он дал показания?

— Куча неправдоподобных россказней о том, что нашел ее мертвой и уплыл в морскую пучину. Должен сказать, тут дело ясное.

Марш не поддержал его:

— Не знаю, не знаю. Откуда вы звоните?

— Из имения.

— Что ж, оставьте пока все как есть. Я скоро буду.

Взгляд Криспа, когда он повесил трубку, был мрачным и хмурым. По велению природы его щетинистые брови без труда встречались на переносице. Вот и сейчас они встретились, прочертив темную полоску над настороженными и сердитыми глазами. Он был усердным офицером, отлично знающим свое дело, но страдал от обостренного чувства классового неравенства. Начальник полиции происходил из класса, к которому он питал неискоренимые подозрения.

Он был выходцем из, как ее называл инспектор, шикарной школы. Люди, посещавшие шикарные школы, всегда держатся друг друга, образуя коалицию против тех, кто получил государственное образование или, как в его случае, обучался в средней школе, существующей на благотворительные средства. Средняя школа Ледбери была старейшим и знаменитым учебным заведением. Он был готов отстаивать ее превосходство над другими школами в любое время и перед кем угодно. Он даже гордился галстуком своей старой школы. И его возмущал тот факт, что существуют люди, окончившие Итон, Харроу, Винчестер и все такое прочее. Он считал, что это дает им незаслуженное преимущество, и, поскольку не мог похвастаться ничем подобным, это его огорчало.

Начальник полиции мог бы постараться и сбросить этого приятеля со счетов, если б захотел. Если бы он происходил из честной семьи рабочего класса, не было бы никаких: «Оставьте все, как есть, пока я не приеду». Инспектор Крисп весьма незаслуженно пятнал честное имя Рэндалла Марша, который был просто человеком осторожного нрава и всегда старался исполнять свой долг беспристрастно. В свою очередь, тот высоко ценил рвение своего инспектора и его компетентность, но считал его склонным к необъективным оценкам и подверженным делать скоропалительные выводы. Старший полицейский офицер Ледлингтона, обычно сдерживающий влияние, в данный момент проявил холодность в обращении.

Прибыв в имение «Бухта», Марш поговорил с инспектором в гостиной, предоставленной в их распоряжение мисс Ремингтон, которой было что рассказать, прежде чем они смогли приступить к делу.

— На самом деле, я должна принести свои извинения за комнату. Дело в том, что мы ею не пользовались, только Феликс занимался здесь музыкой и инспектор вчера, когда всех нас допрашивал, а потом здесь все оставили, как есть. Уверена, если бы мы знали, что вы приедете...

— Это не имеет никакого значения.

— И у нас просто не хватает рук, только приходящая прислуга — такие неудобства. И Феликс вернулся среди ночи, ни с кем он не считается. Если бы Пенни не случилось подняться, он бы всех нас перебудил, и, рискну заметить, я бы уже не заснула снова, я чрезвычайно чутко сплю.

— Вы знаете, в какое время он вернулся домой, мисс Ремингтон?

Она отрицательно покачала головой. В доме все могло быть вверх дном, но ее аккуратные локоны выглядели так, как будто она только вышла от парикмахера. Он поймал себя на том, что строит робкие предположения относительно того, уж не носит ли мисс Кэсси парик. Определенно, любые волосы, что только растут на голове у человека, должны были растрепаться от всех этих беспрестанных ерзаний и толчков. Даже ее голос подергивался, когда она сказала:

— Мы не знали до утра, что он вернулся! Прокрасться вот так в дом! Я прямо не знаю, когда еще я переживала такое потрясение.

— Но, мне показалось, вы сказали, что не слышали его.

— Не этой ночью. Но сегодня утром я слышала и не поверила своим ушам. И, безусловно, мы считали, что он утонул, что еще нам оставалось думать? И, в самом деле, может, так было бы лучше!

Еще один резкий кивок головой.

— Что ж, полагаю, я не должна так говорить, но с ним всегда были одни неприятности. На самом деле, он мне не племянник, вы знаете. Альфред Брэнд был вдовцом, когда моя сестра вышла за него замуж, и, конечно, мы всегда делали все, что было в наших силах, но у Феликса очень сложный характер.

В конце концов, Марш избавился от нее. Мнение, которое он высказал, когда дверь за ней закрылась, явно не имело ничего общего с тем, на которое она рассчитывала. Она рисовала в воображении свой чудесный портрет приятной, привлекательной женщины, весьма здравомыслящей, весьма полезной, весьма откровенной. О, да, прежде всего откровенной. Всякий должен быть честен с полицией.