Книга Упущенный шанс Врангеля - Александр Широкорад

Ведь поворот части наших сил на юг повел бы немедленно туда же и противника, и он ударил бы по нашим сообщениям, не только по Вашим, но и по Донским. На мои по этому поводу соображения Вы ответили, что, понятно, эту операцию можно предпринимать только после разбития Камышинской группы. Камышинская операция кончилась и теперь армия едва сдерживает фронт, можно ли при этих условиях серьезно говорить о повороте на Астрахань, и что было бы теперь, если бы этот поворот состоялся раньше.

Вопросы снабжения, как я уже отметил в начале письма, действительно у нас хромают, и Вы знаете, что вполне наладить это дело при общей разрухе промышленности, при расстройстве транспорта, при самостийности Кубани – выше моих сил. Все меры, какие возможно, принимаются. Но вместе с тем, Вы смотрите на довольствие трофейными снарядами как на нечто ненормальное. Нет, это вполне нормальное явление, и мы бы не могли существовать уже давно, если бы не имели этого источника.

Местные средства Вы, по-видимому, считаете тоже чем-то, что в расчет идти не должно, так как, с одной стороны, пишите о продовольственных затруднениях, о том, что армия голодная, а с другой стороны, телеграфируете, что личные силы и средства недостаточны для того, чтобы в полной мере использовать богатства района (телеграмма Ваша генералу Санникову № 1447).

Какие же основания были у Вас бросить мне обвинение в особом благоприятствовании Добровольческой армии, какие конкретно данные Вы можете привести? Разве не исключительно стратегические соображения все время руководили мной? Ведь когда генерал Май-Маевский вел героическую, неравную борьбу в Донецком бассейне, у него взяли на Царицынское направление три дивизии, хотя Вы считали силы Добровольческой армии совершенно недостаточными. Была взята дивизия с Северного Кавказа, невзирая на протесты генерала Ляхова и Терского Атамана.

Неужели же теперь, когда перед нами огромная перспектива в виде Киева, Одессы, Курска, нам следует от них отказаться и гнать войска только к Саратову? Но Вы сами же писали, что теперь вопрос решается на Курском направлении (письмо от 18го июня с. г. № 0963).

Вы пишете, что в то время как Добровольческая армия, почти не встречая сопротивления, беспрерывно увеличивается притоком добровольно становящихся в ряды ее опомнившихся русских людей, Кавказская армия, истекая кровью в неравной борьбе и умирая от истощения, посылает на Добровольческий фронт последние свои силы.

Согласуется ли это, хоть в малейшей степени, с действительностью? Ведь под этими последними силами надлежит разуметь 2ю Терскую дивизию, едва насчитывающую 520 шашек, сведенную в бригаду и по Вашему отзыву и по отзыву Атамана совершенно небоеспособную, по крайней мере в семь раз меньшую в сравнении с теми силами, которые Вы рекомендовали взять из Кавказской армии. И Вы знаете, что в это же время к Вам идут шесть пластунских и стрелковых батальонов, четыре конных полка (не считая двух калмыцких полков).

Вы меня вините в том, что в Добровольческую армию поступают добровольцы, а Вас не укомплектовывают. Вы прекрасно знаете условия пополнения. Русские люди на Вашем пути такие же, как и на пути Добровольческой армии: в свое время, оценивая Царицынское направление, Вы их настроение предполагали даже лучше, чем в Малороссии. Ну а воздействовать на Кубань, к сожалению, в большей мере, чем я это делаю, не могу, не могу, равно как не могу их заставить брать к себе в полки “солдатских” офицеров».

На мой взгляд, переписка Врангеля и Деникина интересна в двух отношениях. Во-первых, она показывает уровень «полководческого мастерства» барона, даже по сравнению с «дедом». А во-вторых, переписка свидетельствует о полнейшем бардаке в верхах Добрармии. Если бы генерал царской или советской армии написал письмо, отправленное Врангелем Деникину 29 июля 1919 г., то он как минимум был бы отстранен от командования, а то и арестован. Ни в одной армии мира главнокомандующий не вступал в переписку и не оправдывался перед нижестоящим начальником.

Ну и еще одна мелочь. Деникин, пусть невнятно, но признает, что население не хочет вступать в белую армию, не только в Царицыне у Врангеля, но и в центральной части фронта.

2 сентября суда Волжско-Каспийской флотилии высадили у Дубовки десант под командованием И.К. Кожанова – командующего десантными силами флотилии. Два аэроплана белых совершили налет на десант, убив двоих и ранив десятерых десантников. На судах было ранено 7 человек. «Троцкий» и «Борец за Свободу» пошли дальше до села Пичужинского, где были обстреляны батареей противника. На помощь им были посланы «Буйный» и «Бдительный».

Командарм 10й армии Л.Л. Клюев приказал 28й стрелковой дивизии при содействии Северной части Волжско-Каспийской флотилии начать наступление на Царицын и к вечеру 5 сентября занять город. Большая роль в этой операции отводилась десантному отряду флотилии под командованием Кожанова. Этот отряд моряков численностью в 1900 человек имел в своем составе кавалеристов (180 сабель), артиллерийский дивизион (6 орудий) на пароходе «Кашгар» и санчасть на пароходе «Матвей».

5 сентября отряд Кожанова захватил Орудийный и Французский заводы[53]севернее Царицына, а также 4 английских орудия, взяв 750 человек пленных. Саратовский пехотный полк сдался в полном составе. Флотилия поддерживала кожановцев интенсивным артиллерийским огнем. Два белых самолета атаковали суда красных, в результате чего «Урицкий» и «Троцкий» получили повреждения и понесли потери в личном составе – один человек был убит и 8 ранено. В свою очередь два красных гидросамолета бомбили Царицын, сбросив на город 8 бомб.

Против десанта Врангель бросил все имевшиеся силы, включая собственный конвой. Царицын охватила паника. Снова процитирую «Записки»:

«Я приказал полковнику Скворцову атаковать матросов во фланг в общем направлении на орудийный завод, стремясь отрезать прорвавшихся.

Отдав приказание полковнику Скворцову, я помчался в город. По улицам тянулись отходящие обозы, шли длинные транспорты раненых, обгоняя повозки, спешили в тыл кучки тянувшихся в тыл солдат, бежали испуганные, растерянные обыватели с узлами домашнего скарба… У помещения штаба стояли два грузовика, грузились последние телефонные и телеграфные аппараты. Тут же стояли поседланные, мои и начальника штаба, кони и несколько конвойных казаков. Генерал Шатилов отдавал распоряжения последним оставшимся еще в городе офицерам штаба; офицеры спешили на вокзал, где стоял еще готовый к отходу поезд штаба.

Приказав отправить штабной поезд на станцию Сарепта, а автомобилям штаба, проехав мост через реку Царицу, ожидать за мостом приказаний, мы с генералом Шатиловым сели на коней и в сопровождении нескольких ординарцев и конвойных казаков рысью направились к северной окраине города. Я решил в случае необходимости оставить город, отходить с войсками. Мы подъезжали к вокзалу, когда над городом прогудел снаряд. Снаряд ударил в один из железнодорожных пакгаузов, раздался взрыв, черный клуб дыма взвился над вокзалом. Пыхтя, отходил со станции поезд штаба. Другой снаряд ударил недалеко от нас в какой-то дом – деревянная постройка пылала… Стреляла прорвавшаяся с севера неприятельская флотилия.