Книга Под псевдонимом "Мимоза" - Арина Коневская

* * *

Поздним вечером Золотов пригласил Машу и Алю к себе на дачу. Начался сильный снегопад, и на подъезде к поселку пришлось бросить машину на обочине и долго расчищать снег, чтобы подойти к воротам.

Когда печь была затоплена и чайник закипел, они молча уселись за стол. Всех троих охватило чувство того душевного единения, которое бывает лишь у истинных соратников. Атмосферу таинственности усиливали часы, громко тикающие за стеной. Тяжело вздохнув, Трофим приступил к разговору:

— Нам, девочки, надо прежде всего понять, кто за сценой «кукловодит». Недавно случилось самое страшное — начались тайные переговоры о передаче наших урановых запасов Штатам. Об этом вчера сообщил Вадим. Представляете, что это значит?! Эта ельцинская свора собралась наш уран американцам отдать, гм… ясно?!

— Не совсем, Трофим. Неужели это так запросто возможно? Это же — государственная измена!!! — с ужасом воскликнула Ивлева.

— Да, Машенька, и Верховный Совет допустить такое не должен — ведь тогда Россия потеряет свой ядерный щит! А Ельцину в данный момент, чтобы Америке угодить, необходима единоличная власть. И чтобы захватить ее полностью, он пойдет на уничтожение парламента, ясно?

— Не совсем, Трофимушка! Депутатов всех перестреляют, что ли? — недоверчиво спросила Аля.

— А что здесь такого невероятного, а, девицы? Битва-то будет не на жизнь, а на смерть! Корф сказал, что Запад дал Ельцину гарантию о полной его поддержке — всеми силами, даже военными, если понадобится. Так что мы в сей момент ни-че-го изменить не можем. Вот шеф и приказал — каждый ваш шаг вы обязаны обговаривать со мной. Возражения есть?

— Но Корф же далеко, а по телефону всего не скажешь! — воскликнула Алевтина.

— Успокойся, дорогая! Мы с Вадимом о ваших с Машей устремлениях знаем, да и сами понимаем: патриотам помочь надо.

— Я так и знала, что шеф одобрит наш замысел насчет Фронта спасения! — радостно встрепенулась Алевтина.

— Ну что ж, я разузнал и о Сатинове: он как раз из тех шести депутатов, кто голосовал против уничтожения СССР — а это, согласитесь, уже мощный козырь в его пользу! Но пойдем к нему мы с Алей — каждый по отдельности, не раскрывая карт. А вот фрау Кирхов в народ ходить — права не имеет! — так уж приказал Вадим Ильич.

— Но, Трофимушка! Я ведь могу инкогнито, в платочке. А по части грима я вообще…

— Стоп! Инкогнито? Ты уже сидела прикованная к батарее «инкогнито» — ха-ха! Не вздумай даже ни на йоту в политику соваться. Это тебе не Лопатинск! Прости за резкость, Маша!

Потом они долго обсуждали положение дел на фирме, засиделись за полночь. У всех слипались глаза, когда огонь в печи погас. На минуту им стало как-то не по себе в тиши глухой зимней ночи…

* * *

Мимоза долго страдала от разочарования в Удальцове, продолжая обвинять себя: как могла я с первой же встречи не заметить хищные искорки в его глазах? Как могла подпасть под чары этого «коршуна»? А все, пожалуй, случилось из-за «Града царского» — он заворожил меня: что-то такое в нем неземными лучами пронзенное, словно ореолом каким-то, от Царствия Небесного исходящим. Да, это, конечно, глупо — связывать картины художника с ним самим. Такие монастырские дали — и волчья хватка охотника за «золотым тельцом». Готовность прийти на помощь — и жесткая расчетливость.

По воскресеньям она ездила вместе с Алей на Литургию в Хамовники. Но исповедоваться все же незнакомому священнику не решалась. И ранней весной во время Великого поста отправилась в Озерное к отцу Артемию. Когда в сумерках ступила на монастырский двор, Всенощная уже началась, и Маша просочилась сквозь строй прихожанок в дальний угол храма. А ранним утром после исповеди и Причастия долго ждала архимандрита.

— Давненько, матушка Мария, не наведывалась. Идем-ка в трапезную — ты ведь там еще ни разу не была!

И они спустились в длинное полуподвальное помещение. Стены его были отделаны деревом, а мраморный пол отливал темно-бордовым матовым блеском; резные стулья и красивые подсвечники перед иконами — все отражало добротно отлаженную жизнь восстанавливающейся обители.

Постепенно разговорились о недавних событиях, всколыхнувших всю Россию, о том, что президент собирается ввести чрезвычайное положение.

— Жаль, что среди депутатов — столько приспособленцев! — взволнованно сказала Маша, — иначе бы мастодонта этого в отставку отправили. И тогда б возможность открылась к мирной смене власти. Как вы думаете, отец Артемий?

— Нет, матушка Мария, о мирном пути нечего и думать! Сей мастодонт ради власти на все пойдет со своей камарильей. Это бесспорно. Но ведь причина-то наших бед — не в нем, не в Ельцине сокрыта! Он, безбожник, — только следствие, да-да, всего того, что после семнадцатого года происходило. А сегодня особенно после августовского переворота, как никогда, ясно, в чьих руках власть: все сверху донизу христоненавистники-то заполонили! Здесь такое бесовство закручено, разве не чуешь? К худшему готовься! Надо молиться, чтобы Господь поскорее изгнал бесов из России. Но скоро-то вряд ли выйдет, ведь милость Божию надо народу нашему за-слу-жить! А как, спросишь ты? Что можем мы, малое стадо Христово посреди разгула злобной нечисти сделать? Как силам зла противостоять? — Только силой Христовой! Но чтобы нам обрести ее в себе, мы должны до конца сохранять верность Богу, церкви нашей. Вот тогда только возможность нам откроется — православного царя себе вымолить! Пока люди не одумаются, не вернутся к вере православной, не начнут жить по-божески — до тех пор мы к лучшей жизни не придем, и не мечтай! — сурово произнес монах.

— Но мне кажется, отец Артемий, народ-то должен понять — кто именно эти христоненавистники! Пора уж назвать вещи своими именами! Под чьим игом мы живем вот уж семьдесят лет? Врагов надо знать в лицо, — тех, кто несет в себе духов злобы поднебесной! И если раньше они все-таки гримировались под демократов и всяческих радетелей за народ, то теперь вообще не считают нужным, все эти березовско-авены-гусинско-познеры! Они и не сомневаются, что победили нас окончательно. Считают себя избранными, призванными господствовать над миром — открыто и нагло!

— Да, Мария, верно. Русские должны представлять, что талмудисты ненавидят православие. И давно уж — не только у нас, но и во всем мире они насаждают ненависть к нам. Но не забывай, что евреи сами-то по себе — не просто национальность, а действительно «избранный народ», мессианский. Вот отец Сергий Булгаков говорил, что иудеи между собой связаны единой судьбой — мистически, ведь они принесли при казни сына Божия страшную клятву! И кто только из великих мыслителей не пытался разгадать их судьбу. Но даже Достоевский наш признался, мол, «вопрос этот не в моих размерах».

— Ах, отец Артемий, так тяжело говорить на эту тему… Вот Игорь Шафаревич считает, что иудеев объединяет вовсе не язык, не культура, не государство и сегодня даже — не религия, а… нечто такое, чего они сами рационально объяснить не в состоянии. Поразительно, не правда ли?

— Верно, по поводу «избранников зла» давно пора прозреть нам, матушка Мария. Мало кто теперь знает, что еще накануне Первой мировой архиепископ Никон призывал к беспощадной духовной борьбе с ними. Но не услышали его, увы! — к великой трагедии народа русского. Кто же и когда осмелится их судьбоносную роль отменить?! Может, сейчас наконец-то пришла пора? Тогда дерзай, дщерь…