Книга Вечер в Венеции - Полина Поплавская

Он решил отойти подальше от прозрачной веранды и там поискать выключатель.

В полной темноте, держась за стену, он прошел вглубь квартиры и наткнулся на закрытую дверь. Открыв ее, прошел дальше.

«Как же я не догадался захватить фонарик!»

Карл не мог найти выключатель. Он шарил в темноте, медленно и ровно выщупывал пространство перед собой, но потом, натыкаясь на какие-то предметы, стал путать, где искал, а где еще нет.

И наконец под его пальцами что-то щелкнуло – но светлее не стало. Зато во мраке вдруг послышался звук, знакомый и обычный, но здесь, в сердце Венеции, у площади Сан-Марко, совершенно неуместный – Карл слышал мерно нарастающий, отчетливый шум ночного поезда, несущегося откуда-то издалека.

От неожиданности он попятился и ткнулся в стену бедром. Ослепительный свет заставил его зажмурить глаза, а грохот исчез.

Он стоял у стены кухни, а на подоконнике отдыхал только что вскипевший желтый чайник, шум которого так напугал Карла!..

И тут все спокойствие и хладнокровие взорвались где-то в области поясницы Карла, и жестокий приступ радикулита победил в нем героя – оставив лежать на полу чужой кухни человека, почти добравшегося до своего единственного, главного в жизни клада.

Франта любила похвастаться. Именно поэтому она уговорила Чеслава пригласить к себе и ее подружку – классную девчонку!

Они полулежали с Хельгой на медвежьих шкурах и смотрели, как два неистовых молодца в боксерских перчатках, чьи широкие скулы с трудом помещаются на экране, дубасят друг друга из-за какой-то грудастой девицы. Чеслав, прежде чем завалиться спать, включил им запись «Титанов рестлинга», выделил на просмотр две кружки пьянящего «резаного» – а пива в другом виде Франта не признавала – и устроился тут же, в холле: спать под включенный телевизор было его любимым занятием.

Дождавшись, пока он перестанет ворочаться, Хельга, давняя приятельница Франты и вообще, можно сказать, боевая подруга, спросила:

– Где же ты подцепила этого головореза? Вид у него – прямо скажем… Но дом… – Хельга присвистнула, – за день не обойдешь! Это мы сейчас на каком этаже?

– Какая тебе разница? Сколько бы ни было – все не наши. И нашими не будут.

– А давай попробуем? – Хельга смешно вздернула нос. – Мне кажется, я твоему Чеславу тоже приглянулась. Ты видела, как он на меня смотрел?

– Не надейся! Он мне сегодня сказал, что я для него в первую очередь интересный собеседник.

– Это когда же вы беседуете-то? – Хельга презрительно сморщилась. – А-а-а, он, наверное, беседам отдает предпочтение – по известным причинам? Ну, тогда это не для меня.

Потянувшись, как кошка, Франта приблизилась к Хельге и заговорила на тон ниже:

– Чеслав у меня – открытие месяца. Гвоздь сезона! Но ставить все равно нужно не на него.

– Понимаю, понимаю… Но где же, кстати, твой неувядающий фаворит?

– Карлуша у меня – в длительной командировке. Изучает на месте венецианские камины.

– Да он же у тебя, кажется, гинеколог.

– Почти угадала – хирург. Ему какой-то старый болван когда-то сказал, что один из каминов – звенит. Ну, он тогда поверил, а потом забыл. А недавно мне проболтался: о детстве заговорил, о мамаше своей ненаглядной… Ну, тут и всплыл этот клад.

– Не может быть! Неужели это правда? – Хельга завистливо молчала.

– В детстве Карлуша дружил с одним ювелиром из Венеции, – спокойно продолжила рассказ Франта. – Точнее, этот ювелир когда-то из Венеции сбежал. А цацки свои оставил в камине. Ну, наверное, все увезти не смог. Вот я и послала Карла. Пусть пошурует немного. И срок ему назначила – до Нового года. Так что осталось совсем чуть-чуть… Я, может, за него и замуж выйду – если он до клада докопается. А там – посмотрим.

Глава 7

Божена держала на руках крошечного мальчика и таяла от наслаждения. Никола, измученная этим ненасытным существом, спала здесь же, в детской. Иржи, тоже не смыкавший глаз сутки напролет, заснул прямо в кресле-качалке. Божена прилетела вчера, а сегодня утром они вернулись из клиники домой.

Сколько было треволнений, неожиданностей! И все – из-за этого крошечного конвертика, с которым сияющая Никола вышла из родильного отделения. Божена представить себе не могла, что дети бывают такими крошечными! И когда она вчера вбежала перед закрытием в детский магазин, то не сразу смогла поверить, что все эти носочки, шапочки, платьица, аккуратно разложенные в витринах, – не кукольные. А сверкающие рожки, всевозможные пустышки, клеенки, манежи, ходунки, тряпичные гирлянды (чтобы щупать!) и пахучие зубные колечки (чтобы грызть!), погремушки и прочие принадлежности пестрой империи детских вещей просто ошеломили Божену. И, боясь ошибиться и выбрать что-нибудь не то, она купила в подарок Богумилу огромную плюшевую собаку с длинными ушами, всю в очаровательных складочках, ямочках, с большими печальными глазами. Но когда на следующий день малыша развернули и, накинув на спину собаки кружевную пеленку-попону, положили на нее Богумила, оказалось, что это недавно появившееся на свет существо, беспорядочно дрыгающее ручками и ножками, само меньше собачьего уха.

А еще напоследок, уже выходя из магазина, Божена увидела вырезанные из особого звучащего камня звездочки и полумесяцы, которые нежно звенящим хороводом откликались на малейшее движение воздуха. Божена попросила и это завернуть. И, уже не останавливаясь и не оглядываясь, просто заставила себя уйти…

Молодые папа и мама, пытающиеся разглядеть в красном личике своего отпрыска фамильные черты Фиалки и Америго, были не менее трогательны, чем их дитя.

Париж возмужал так, что Божена, не видевшая его всего несколько недель, была поражена. Узнав, что Никола ждет ребенка, Божена поначалу отнеслась к этому весьма скептически. И больше потому, что Иржи казался ей еще слишком юным, не способным взять на себя ответственность, связанную с отцовством. Божена боялась, что, когда ребенок станет мешать его душевной близости с Николой и отвлечет ее на некоторое время от жизни балетной, Парижа станет раздражать то, что поначалу может лишь умилять. Но сейчас, понаблюдав за ним, Божена успокоилась. Она не могла бы объяснить почему, но что-то такое появилось в Иржи, и это «что-то» заставляло Божену подолгу не сводить с него восхищенных глаз.

Никола-мама стала еще нежней и прекрасней. Черты ее лица смягчились, а серые глаза казались бархатными, когда она смотрела на сморщенное личико Богумила, прильнувшего к ее груди.

Божена восхищалась сестрой: такая тоненькая женщина – и смогла родить ребенка по всем правилам. Об этом твердили веселые акушерки, вышедшие провожать Николу на крыльцо, это оценила и бабушка Сабина, не один раз переспросившая Николу о том, как протекали роды.

Никола привычно сыпала незнакомыми Божене словами, бабушка понимающе кивала и отвечала ей тем же. И во всех этих материнских премудростях была для Божены особая музыка и особая боль…