Книга Нянь, или Мужчину вызывали? - Холли Петерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так вы подтверждаете, что между вами и конгрессменом Хьюи Хартли были сексуальные сношения?
— Ну да, вроде как.
— Мне нужен однозначный ответ, «да» или «нет».
— Это не так просто.
— Вы хотите сказать, контакты сексуального характера у вас были, объятия там или ласки, но не полное сношение? Никакого проникновения? Кое-кто, включая одного бывшего президента, считает, что такие взаимоотношения между мужчиной и женщиной — это не секс.
— Я не хотела сказать, что между нами не было сексуальных взаимоотношений, во всяком случае, не в том смысле, как с Биллом Клинтоном. У нас был секс.
— Так что сексуальные сношения были…
— Да. — Она изобразила слегка смущенную улыбку, потом наклонилась поближе и добавила: — Определенного рода сношения.
— Вы можете объяснить.
— Ну, не традиционный секс. — Пауза. Она опять наклонилась вперед. — И не миссионерский тоже.
— Вы о сексуальных позах?
— Нет, я о том, где происходит проникновение, в каком месте.
Весь этот совершенно непристойный раздел интервью смешил Леона Розенберга настолько, что он не вылезал из мини-бара, чтобы не расхохотаться.
Тереза плакала, рассказывая Гудмэну, как Хартли бросил ее. Теперь она решила все рассказать, — потому что Бог велел ей очистить душу. Ну и еще, конечно, потому, что Хартли с ней дурно обошелся при разрыве. «Этот сукин сын» сообщил ей, что у них все кончено, через полицейских из своей охраны. С тех пор она с ним не разговаривала. На ее звонки он не отвечал.
— Но в одном вы не правы: она не тупая, — сказала я, глядя Гудмэну прямо в глаза.
— Да ладно тебе, мне каждый вопрос приходилось по два раза повторять.
— Нет, тут мы не с тупой телкой имеем дело — она играла роль, флиртовала с вами и вынуждала задавать нужные вопросы. Вы же мужчина. Вы только послушайте, как вы тут распространяетесь насчет ее сисек. У нее все сработало. — Я хотела добавить, что хитрость Терезы заставила меня нервничать — я никогда за ней такого не замечала, но сейчас было не время. С этим мы потом разберемся.
— Я профессионал, я этим тридцать лет занимаюсь.
— С этим я не спорю, но она с вами играла.
— Нет, не играла.
— Играла.
— Не хочу слушать. Она сказала то, чего мы от нее хотели, призналась во всем. Мне наплевать, если на какие-то вопросы она нас наводила. Мы знатную рыбку поймали. — Он хлопнул по столу и заказал еще выпивки. — И я был хорош. Я со стороны так же хорошо смотрелся, как ощущал это?
Я смотрела на кубики льда в своем бокале так долго, что они начали расплываться у меня перед глазами.
Антракт № 1
В кладовке для белья было жарко и не хватало воздуха.
Она это что, всерьез?
Она расстегнула ему брюки, не обращая внимания на его притворное сопротивление. С полок полетело белье и прятавшиеся в его складках хрупкие засушенные лепестки роз.
Наконец он поймал равновесие, а заодно и пришел в себя. Покачав головой, он оттолкнул ее, на этот раз уже решительно.
— Ты с ума сошла. — Он подумал о Джейми и почувствовал, как его с головой накрывает чувство вины.
— Ну и что? — Она прижалась к его бедру; он бросил взгляд через ее плечо и увидел, что разрез сзади на ее юбке сбился вверх, открывая великолепные гладкие голые ноги.
Он потрясенно запрокинул голову.
— Я серьезно. Я так не могу. — Он вдруг с острой тоской понял, что пытается остановить, возможно, самый грандиозный секс в своей жизни.
Она коснулась языком его ключицы и одним долгим движением лизнула его вверх по шее до самого рта.
— Да кто узнает? — Она подвела его вытянутую левую руку к своему бедру, потом между ног.
Он почувствовал, как по спине потекла струйка пота.
— Я… я…
Погрузив его пальцы внутрь себя, она прошептала ему на ухо:
— Ой, кажется, я забыла сегодня утром надеть трусы.
— Похоже на то.
Шли минуты. Теперь он был ее пленником.
Еще одна дорогая тряпочка слетела с полки пониже него и упала куда-то позади загорелого плеча женщины. Теперь она стояла на коленях, заглотнув весь его член сразу. Он слышал на детской площадке, что она этим знаменита. И хотя она была в миллион раз богаче его, сейчас она стояла перед ним на коленях, обслуживая его, словно воображаемая куртизанка, о которой мечтает каждый мужчина.
Секс — великий уравнитель, сказал он себе, удивляясь, что еще способен на законченные мысли. Единственная сохранившаяся истинная демократия.
Она смотрела на него снизу вверх, продолжая обрабатывать его возбужденный член ртом и наманикюренной рукой. В кладовке было тихо, только позванивали ее браслеты от Булгари.
Схватив вышитую подставку для тарелки, он заглушил ею свой крик и бурно кончил в ее ухоженный рот.
Она негромко рассмеялась и облизнула губы. Ее победно-высокомерный взгляд словно говорил: «Я знаю, что я лучше всех, а теперь и ты это знаешь». И у нее и, правда, были все основания так считать.
Иногда мужчина просто не знает, что сказать или сделать после того, как он кончит. Он неловко начал подбирать белье.
— Это Марта сделает, — бросила она через плечо и вышла, закрыв за собой дверь кладовки.
Так он и застыл с кучкой лучших столовых салфеток на Восточном побережье в руках, а его постепенно смягчавшийся член торчал из испачканных помадой от Шанель трусов.
Весь этот стиль
— Свет, камера, мотор! Ну же, девочки, вы же первые красавицы бала!
Песня «Мы — семья» гремела, отдаваясь эхом в стальных водопроводных трубах и балках студии-мансарды в Трайбеке. Четыре светские красотки пританцовывали, мерцали вспышки, стилисты бегали с аксессуарами по периметру комнаты, словно муравьи, таскающие крошки. Мне казалось, будто я нечаянно попала на съемки чьего-то видеоклипа.
Опустив подбородок на грудь и закрыв глаза, Панч Пэриш — самый знаменитый светский фотограф в мире — поднял руку над головой. Музыка внезапно остановилась. Ассистенты заставили всех замолчать. Маэстро творил, а мы ждали и ждали. Этот парень, кажется, считал себя титаном фотографии вроде Ричарда Эйвдона. Медленно подняв голову, он встал перед нами с вытянутой правой рукой, все еще прикрыв один глаз и глядя на свой ноготь, словно Пикассо. Потом он снял бандаиу, пригладил жидковатые светлые волосы и снова завязал ее.
— Ну, разве он не потрясающий? — прошептала Кристина мне на ухо. Нет на свете более яркой картины лизоблюдства, чем нью-йоркская светская дама возле фотографа. — Он словно ренессансный художник какой-нибудь. Или Ван Гог.