Книга Сквозь все преграды - Мэри Спенсер

— Я не желаю, чтобы ты брал на себя ответственность! — упрямо твердила Мариетта. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы ты снова стал маршалом и занимал эту должность как можно дольше. Ты не давал мне никаких обещаний и гарантий, значит, вина в большей степени лежит на мне. Я одна должна расплачиваться за то, что случилось.

— Ты не права, Этти, — твердо сказал Мэтью. — Не надо так говорить.

— Я права! — простонала Мариетта, прижав пальцы к виску, в котором пульсировала боль. — Ты же сказал, что никогда не женишься, а я убедила тебя в том, что мы с Дэвидом не могли… О, ты знаешь, о чем идет речь!

Мэтью ничего не понял, но ему было все равно. Последние несколько минут Этти вообще несет какую-то чушь. Может, она бредит?

— Мы обсудим это позже, — ласково прошептал он. — Сейчас тебе надо отдохнуть, а я пойду за доком Хэдлоу.

— Мне он не нужен! Он уже знает о моем состоянии.

— И все-таки я приведу его. Пусть посмотрит тебя.

— Мэтью Кейган! Не смей обращаться со мной, как с ребенком!

Усмехнувшись, он аккуратно расправил одеяло.

— Я и не собираюсь. — Поцеловав ее в сурово сжатые губы, он встал. — Лежи в постели и жди меня. — Заметив сердитый взгляд Мариетты, Мэтью добавил: — Не спорь, это бесполезно. Мы скоро поженимся, и ты должна знать: если я что-то решил, значит, так и будет.

Глава 21

Положив ноги на стол, Мэтью откинулся на спинку кресла и еще раз прочитал стихотворение вслух — медленно и старательно выговаривая каждое слово:

Давай сочтем те способы, которыми тебя люблю.

Люблю тебя до поднебесной высоты и до подземной глуби.

Как в минуты, когда душа объемлет Начата и Концы Вселенной.

Люблю тебя я страстно, словно солнца свет и свет свечей. Люблю тебя свободно, словно человек, вступивший в бой за Правду. Люблю тебя я чисто, словно те, что могут отказаться от похвал.

Люблю тебя, как старые мои печали и детства дни. Люблю тебя я той любовью, что души праведников жгла. Люблю тебя своим дыханьем, улыбками, слезами и всей жизнью. И если Бог позволит, любить тебя я буду лучше после смерти.

— Ух ты! Невероятно, но я учу стихи! — пробормотал он, закрыв глаза и положив голову на спинку кресла, — Это все равно что пытаться говорить на хинди. Наверное, это было бы понятнее и проще. — Опустив ноги на пол, Мэтью вздохнул: — Если она и после этого будет сомневаться в моей любви, значит, дела мои плохи. Какие же ей еще нужны доказательства?

За последние несколько недель Мэтью узнал много интересного о том, как следует ухаживать за женщиной, и выяснил, что это занятие мало чем отличается от выслеживания преступника. И то, и другое требует особых способностей.

Мэтью понял, что, ухаживая за любимой женщиной, можно загнать себя в могилу… или следует просто отказаться от этого занятия. А Этти не хотела ему помочь, потому что была слишком упряма. С ее губ то и дело слетали фразы: «Нет, спасибо», «Я не выйду за тебя замуж», «Пожалуйста, уходи».

Но Мэтью не терял надежды и не падал духом. Как говаривал старина Лэнг Тайне: «Борись, если дело того стоит». Он был уверен: когда они поженятся, Мариетта сторицей вознаградит его за все теперешние страдания. Она твердила «нет», но глаза говорили совсем другое… Мэтью видел в ее глазах страсть, желание, мечты, которые любая благовоспитанная леди сочла бы неприличными.

Иногда Мэтью одерживал маленькие победы, и это давало ему надежду. Когда он каждое утро появлялся на пороге с неизменным букетом, Мариетта уже не захлопывала дверь перед его носом. Когда он обращался к ней на улице или в церкви, она больше не притворялась глухой. Дважды Мариетта ходила с ним в ресторан, хотя оба вечера говорила только о том, что не выйдет за него замуж и что он не должен брать на себя ответственность. Но даже слушая эту чепуху, Мэтью наслаждался. Он был счастлив, что сидит рядом с ней за столиком и смотрит на свою избранницу. Ему хотелось вечно любоваться тем, как Этти изящно разрезает мясо, как осторожно обхватывает ножку хрупкого бокала своими длинными пальцами, как величественно сидит на стуле, словно королева на троне.

Однажды Вирджил Киркленд пригласил его на собрание по поводу сбора денег для новой школы, которое устраивала Мариетта. Сначала она рассердилась, но Мэтью стерпел ее холодность. А в конце вечера они два раза танцевали, и ему удалось рассмешить ее. Он трижды предлагал Этти выйти за него замуж и трижды получил отказ, но на третий раз в ее голосе прозвучали нотки усталости. Это приободрило Мэтью. Пусть она не верит в его любовь, но, может, удастся взять ее измором?..

В прошлое воскресенье после церкви Элизабет удалось заманить Мариетту на обед в «Лос Роблес». Она нарочито игнорировала Мэтью, хотя со всеми остальными вела себя очень любезно. В середине трапезы Элизабет спросила Джимми, не была ли их бабка на какую-то часть крови немкой. Опередив брата, Мэтью сострил:

— Нет, она была не маленькой немкой, а большой. Все сидевшие за столом заохали, а Этти залилась своим звонким задорным смехом, от которого у Мэтью всегда щемило сердце. Джимми наклонился к нему и прошептал:

— Тебе надо на ней жениться. Это единственная женщина, которая смеется твоим шуткам.

После обеда Нат Киркленд, которого Элизабет пригласила вопреки всем возражениям Мэтью, предложил отвезти Этти домой. Мэтью, естественно, запротестовал. Мариетта чуть было не устроила сцену, когда тот взял ее на руки и понес на конюшню, но потом успокоилась. Она высказалась только тогда, когда они отъехали на полмили от дома.

— Твое отношение к Натану Киркленду граничит с безумием, — сурово сказала Мариетта. — И оно абсолютно необоснованно. Совершенно необоснованно.

— Ха! — ответил Мэтью, щелкнув вожжами. — Ты ничего не знаешь о Нате Киркленде. Он любит отбивать женщин. Помнишь поговорку о лисе в курятнике? Это о нем.

— Неправда! — воскликнула Мариетта. — Натан Киркленд во всех отношениях настоящий джентльмен. Он очень добр ко мне.

— Неудивительно, — хмыкнул Мэтью.

— Он добрый! — горячилась Мариетта.

— Он пытался поцеловать тебя?

— Да как ты смеешь?! У тебя нет права задавать подобные вопросы!

— Черт возьми, Этти! — Мэтью резко остановил лошадей. — Если Нат хотя бы пальцем до тебя дотронется, я ему все кости переломаю!

— Мэтью Кейган! Ты…

Он начал целовать ее и целовал до тех пор, пока Мариетта не смирилась. И не только смирилась — она стала именно такой, какой Мэтью хотел ее видеть. Она принадлежала ему, она пылала страстью. От ее рук, обнимавших его за шею, исходил жар. В этот день Мариетта опять была в трауре, который надевала почти каждый день. Лаская ее грудь, Мэтью негодовал: плотная жесткая материя оказалась слишком большим препятствием для его пальцев.

Впрочем, Мариетта быстро справилась с собой, оттолкнула его, села прямо и постаралась выровнять дыхание. А через минуту, поправив жакет и шляпку, как ни в чем не бывало заявила: