Книга Окольцованная птица. - Вера Копейко

Он подошел к окну и увидел, как джип паркуется перед домом. Ага, явилась, дочь родная. Значит, решила повременить. А с чем именно? — усмехнулся он. Потом быстро прошел в спальню, выключил свет, изображая, что спит. Незачем сейчас им встречаться. Личная жизнь — это личная жизнь. Дочь имеет право на нее.

Роман не отходил от окна, пока джип не отъехал. Он видел задние красные фонари, когда Ульяна поворачивала за угол, огибая угол дома. Ему с балкона было хорошо видно. Через несколько секунд машина скрылась под деревьями. Он ощущал запах гари, легкий, ненавязчивый, уже мало машин в этот час — ночь. Он ощущал и другой запах — терпкой свежести, не совсем понимая, как может от женщины пахнуть вот так после целого дня катания по Москве. Невероятная. Потрясающая. Долгожданная.

Он почувствовал, как горло перехватило. Почти так же, как в тот момент, когда он открыл дверь на звонок.

Он увидел ее всю, разом. Он растрепанных пшеничных волос, от зеленых глаз, длинной шеи и сильных плеч до тонких лодыжек. Ему не важно, какая юбка на ней надета и какой топик, хотя глаз скользнул по одежде, но ни за что не зацепился. Это было скольжение, восторженное скольжение по телу мужского взгляда, это скольжение обещало другое, доводящее до экстаза. Это будет, знал он. Непременно будет. Иначе она не стояла бы сейчас у него на пороге.

Сколько раз ночами он воображал похожую сцену, но отказывался верить, слишком невероятной казалась ему эта женщина. Да, она изобретательна, отважна, она может пойти на риск. Но она так далеко, она в глухой тайге, а стереотипы столичного мужчины не позволяли предположить подобную свободу. Но когда он увидел ее перед собой, он убедился: ничего-то он не знает о жизни за пределами Москвы. Тамошняя жизнь, не везде, но местами, намного обошла Москву. Маленькое сообщество людей среди бескрайней вольной природы, при современной технике — это Европа. Никак не Азия, из которой Москва пытается выбраться и увязает постоянно. Ульяна — часть той природы, но высокообразованная часть. Для нее нет и не было запретных тем, она видела, как рождается жизнь в природе, как она умирает. И тот ложный стыд, которым, как путами, связаны московские женщины, во многом неведом ей. Она знает правила игры, если хочет их знать, она может нарушать их в любой момент, когда захочет.

Роман подумал, что в Москве в него могла выстрелить только истеричка, но там — просто девушка-охотник. Отличный стрелок.

Он ушел с балкона, все еще не веря в произошедшее.

На кухне неубранный стол. Недопитый чай, нетронутая бутылка вина — она за рулем, а он хотел быть трезвым. Он не хотел никакого тумана.

И не было никакого тумана.

Он шумно втянул воздух и пошел в ванную. Ему хотелось быть чистым-чистым, свежим-свежим, как она… Поразительно, от нее пахло свежестью даже после того, как тело стало влажным от его пота…

«Ну так что же, Купцов?» — спрашивал он себя, стоя под душем. Струи воды долбили затылок, как клюв дятла долбит кору дерева.

А она умелая женщина, усмехнулся он, подставляя воде лицо. Тренированная.

«А что ты ожидал? — спросил он себя. — Что у тебя одного глаза на месте?»

Но значит, и она была вполне отзывчивой девушкой. Струя ударила прямо в глаз, и он дернулся. Вот тебе и предупреждение, Купцов, не думай о других хуже, чем о себе. Уж кто бы говорил насчет отзывчивости. Только что поименно не записывал и зарубок о своих победах не делал. Просто если женщина породистая, ей не нужна тренировка, она и так все знает и умеет. Интуиция, чутье, подсознание, все, что угодно. Природа, наконец. Она — дитя природы в самом лучшем смысле слова.

Сделав подобный вывод, весьма глубокий, как ему казалось, Роман почувствовал себя гораздо лучше. Да, конечно, мужчины все собственники, он это знал, и, когда встречают женщину, которую искали всю жизнь, они почему-то считают, что она обязана была сидеть и ждать их хоть до глубоких седин. Ждать и хранить невинность. Отбросить зов природы, любопытство, влечение, наконец. Они думают, что все это нужно сберечь исключительно до светлого часа, когда явится тот, кто…

Он засмеялся. Шутники эти мужчины. И он весельчак. Спасибо должен говорить и радоваться, что она свободна.

Да ну? Откуда это ему известно? Если она не замужем, то вот так и свободна?

Да, свободна, с уверенностью заявлял он себе. Потому что так заниматься любовью, как она, может только женщина, которая не испытывает чувства вины.

Но ведь Ульяна Михайловна сразу дала понять, с первой беседы по телефону, что чувство вины — это вообще не ее конек. А также сомнения или смущение.

Он выключил воду и одернул себя. Стоп, хватит. О чем он говорит? Зачем ковыряется в своих ощущениях? Он что же, хочет найти причину отказаться от слов, которые у него вырвались? Насчет… брака? Кто предлагал ей в тот момент выйти за него замуж: самец, коллекционер или одинокий мужчина? Или один в трех ипостасях?

Но, надо отдать ей должное, она не кинулась к нему на шею с восторженным: «Я согласна! Я твоя!»

Впрочем, не унимался Купцов, выключая свет в ванной и выходя в коридор, а кто спровоцировал его? Кто первым произнес слово «свадьба»? Она! Когда надевала свое шикарное белье. Оно называется «свадебное». Что это было? Оговорка или приманка, расчетливая и…

Стоп, Купцов, стоп. А какой ей, простите, навар хотеть выйти за тебя замуж? Какую ты немереную ценность представляешь для нее? Это скорее она сейчас должна стоять под душем и размышлять, на кой ты ей нужен в мужья?

Он остановился, не совсем понимая, почему вдруг хлестнул себя наотмашь. Он никогда не занимался самоуничижением, никогда не замечал за собой мазохистских наклонностей. Так что же теперь? Почему ей не хотеть выйти за него замуж? Да он просто должен радоваться, что она…

Дурак, выругал он себя. Она задела тебя тем, что не кинулась на шею с воплем: «Я мечтала об этом». А ты привык к собственной неотразимости. За такую женщину придется побороться, и тебе, Купцов, очень повезет, если бороться придется только с ней самой.

Он ухмыльнулся. Она стоит целой вооруженной шайки.

Ульяна посмотрела на окна отцовской квартиры, они были темными. Она поднялась на лифте и открыла дверь. Тихо, отец спит. Это хорошо. Сейчас ей не нужны собеседники. Ей лучше остаться наедине с собой и понять, что это было? Как это вышло?

Сбросив туфли и не зажигая света в прихожей — отец позаботился о припозднившейся дочери и оставил слабую лампочку над зеркалом, — она бросила связку ключей на тумбу и прошлепала в кухню. В свете неоновой рекламы за окном Ульяна увидела на столе очертания кувшина с компотом. Она улыбнулась — вкусы и привычки детства не оставляют людей до старости: отец никогда не признавал ни соков, ни газировок. Он пил только компот. Несладкий.

Ульяна опустилась на стул и позволила себе расслабиться. Она и не подозревала, что напряжение было таким сильным. Компот оказался из кураги, она пила его, положив ноги на холодную батарею отопления под окном. Батарея была массивная, чугунная. Она вспомнила, что это любимая поза ее матери. Обычно она так устраивалась с книжками.