Книга Возлюбленный воин - Патриция Поттер

– А зачем понадобилось одобрение короля?

– Я не знаю. Разве что…

– Что?

– Мой отец… приходится Фердинанду дальним родственником.

На скулах Патрика заходили желваки.

– Впрочем, я не уверена, что это так уж важно: родственная связь очень дальняя.

– А твой отец не говорил, что брак устроен по просьбе Фердинанда?

Джулиана пожала плечами:

– Я думала, что отец бахвалится. Он часто хвастался своей связью с короной, но мы не усматривали в этом никакой выгоды.

– Прежде ты мне об этом не говорила.

– А ты не спрашивал. Я и сама не понимала… до нынешнего момента.

Патрик отвернулся и, отойдя к окну, выглянул наружу. Джулиана последовала за ним.

Рори и Джейми нигде не было видно. Может, они ушли внутрь?

Джулиана обернулась к Патрику:

– Что все это значит?

– Кажется, я навлек на свой клан куда больше неприятностей, чем предполагал. А может, и на Шотландию в целом.

Когда Патрик повернулся к ней, в его глазах, обычно непроницаемых, она увидела страдание, и от недобрых предчувствий у Джулианы перехватило горло.

– Но ведь никто не узнает… – начала она.

– Никто? Да уже сейчас более сотни людей знает о происшедшем…

– Но их жизни тоже в опасности, и к тому же через несколько дней их здесь не будет, – попыталась Джулиана смягчить ситуацию.

– Я подозреваю, что некоторые из них не прочь приложиться к кубку, – буркнул Патрик. – Такие легко пробалтываются. «Софию» также видели многие, среди них наши Маклейны и Кэмпбеллы – один из них заметил в заливе незнакомый корабль. К тому же и ты не можешь вечно прятаться здесь.

Джулиана протянула к нему руку: для нее вдруг все стало не важно. И то, что все последние дни он старательно ее избегал, и что все это время она испытывала невыразимое одиночество, и даже то, что он убил ее дядю и разрушил планы отца, – ничто не имело для нее значения в этот миг, кроме его боли.

– Тебе не оставили выбора, – прошептала она, – ты мог умереть, и другие тоже.

– Однако из этого не следует, что теперь вместо меня должны умереть другие. Шотландия еще не готова для новой войны, и в этом главная беда для нас.

Джулиана уже была знакома с его чувством ответственности; она видела, как Патрик относится к Мануэлю, как старается помочь Денни, с какой настойчивостью добивается, чтобы гребцы получили обещанное, теперь она могла лишь разделить с ним его боль.

– Если речь идет обо мне, то я могу исчезнуть или стать Анной. – Джулиана сделала попытку улыбнуться. – Думаю, что со своим английским я легко могу сойти за англичанку. В Испании меня немногие видели – мы нечасто появлялись при дворе.

Патрик удивленно посмотрел на нее:

– Ты, кажется, хочешь помочь мне? Но зачем тебе это? Я убил твоего дядю, похитил твое приданое…

– Приданое мне не нужно, а дядю я никогда не любила.

– А твоя мать?

Это был удар ниже пояса. На что угодно Джулиана могла согласиться, только не на это. При мысли о том, что ей придется заставить мать поверить в ее гибель, у нее душа обливалась кровью.

И тут, словно почувствовав сомнения Джулианы, Патрик обнял ее. Так и стояли они, прильнув друг к другу и закрыв глаза, в обоюдном ощущении отчаяния и боли.

Глава 22

Патрик горестно вздохнул.

Кого, черт возьми, хотел он провести?

Его нужда в Джулиане была ничуть не меньше, чем ее, при том, что он этого совсем не заслужил. Разве он подумал о ней? Да, он позаботился о том, чтобы она осталась в живых, но при этом отнял у нее все, включая свободу.

Теперь же, когда в замке побывал один из Кэмпбеллов, опасность и для Джулианы, и для него, и для его клана многократно возросла.

Джейми Кэмпбелл видел девушку, как, возможно, видел и мавров. Его люди видели испанский галеон: ни у англичан, ни у шотландцев нет кораблей, приводимых в действие веслами.

Патрик прижался щекой к волосам Джулианы: чистые и мягкие, они пахли свежестью, отчего боль и одиночество прошлых лет вдруг куда-то исчезли, и его обдала волна нежности. Прежде он не испытывал ничего подобного ни к одной женщине: отвага Джулианы, ее готовность драться за себя и свою маленькую служанку вопреки собственному страху глубоко задели его душу.

Дотронувшись до нее снова, он совершил самую большую глупость в жизни, но это его больше не волновало. Едва коснувшись губ Джулианы, Патрик понял, что отныне только она может утолить его ненасытный голод. Видит Бог, он старался держаться от нее подальше, но вынужден был сдаться.

Патрик сильнее прижал к себе Джулиану. Теперь он чувствовал ее дыхание, слышал стук ее сердца.

Ее тело таяло в его руках, когда она подняла к нему лицо с выражением удивления и вопроса, и ее серо-голубые глаза показались Патрику огромными и ясными, как никогда. Заметив, что лиловая кайма вокруг радужки потемнела, он нагнулся и коснулся губами ее губ.

Едва Патрик наклонил голову, как Джулиана обвила рукой его шею. Ее пальцы играли с его волосами, щекоча чувствительную кожу, и внезапный сокрушительный приступ плотского голода охватил его тело. Легчайшие прикосновения Джулианы обжигали его, терзали подобно пламени, делая боль внутри непереносимой.

Хотя кровь Патрика, казалось, превратилась в потоки жидкого огня, прожигавшие насквозь кости и. мускулы, он, несмотря на разбушевавшееся желание, не торопился и нежно гладил ее спину и шею.

Джулиана была девственницей – Патрик догадался об этом по неуверенности ее реакций. Нарушив ее невинность, он может навсегда испортить ей жизнь; впрочем, он уже это сделал, будь все проклято!

– Патрик. – Голос Джулианы прозвучал как стон. – Не здесь. Кармита. Твои невестки. А еще маленькая Одра, Мануэль…

Поспешно отстранившись, Патрик вздохнул. Глаза Джулианы были затуманены страстью, губы опухли от поцелуев, сейчас она выглядела чертовски очаровательной: пленительное сочетание невинной девушки и обольстительницы…

И все же Патрик не мог не отпустить ее. Ради нее, ради них обоих.

У него из горла вырвался стон.

– Не уходи, – прошептала Джулиана.

– Не могу. Я должен.

– Нет! Только не теперь.

Патрик колебался в раздумье, и Джулиану охватила дрожь нетерпения.

– Я и так причинил тебе много горя. – Палец Патрика коснулся с неожиданной для нее нежностью ее щеки.

– И причинишь еще больше, если уйдешь. – Джулиана больше не могла ждать: она боялась, что ее разорвет на миллион осколков.