Книга Опасность на каждом шагу - Майкл Ледвидж

Повесив трубку, я снял с покойного резиновую маску. Латиноамериканец, около сорока лет, в карманах пусто, в кобуре девятимиллиметровая «беретта» со спиленным номером. Осмотрев его руки, я застонал: отпечатков тоже не было. Похожие пальцы я видел у курильщиков крэка — от частого контакта с раскаленной трубкой бороздки у них на коже стираются начисто.

Ну нет! Ублюдки не могут просто исчезнуть, не оставив ни одной зацепки. Я разыскал Лонни Джейкоба, специалиста по сбору улик на месте преступления, с которым мы несколько раз пересекались по работе, отвел его к покойнику и показал его руки.

— Сможешь что-нибудь из этого извлечь? — спросил я.

— Возможно, какую-то часть удастся восстановить, — скептически протянул Лонни. — Надо поработать с ним в морге. Но сомневаюсь в успехе. Парень явно не хотел, чтобы его опознали.

— Что за дела, Майк? — раздался голос командира Уилла Мэтьюса. Шеф шел к нам, хрустя битым стеклом. — Бросил нас и подался в санитары?

— Решил выйти в народ инкогнито и собрать информацию, — серьезно ответил я.

— Мы сделали все, что могли, Майк, — произнес Уилл Мэтьюс, оглядывая хаос, царивший в автосалоне. — Это правда, и это версия, на которой я буду стоять. Советую придерживаться той же позиции, когда начнутся разборки.

— Слушаюсь, — сказал я. — Мы сделали все возможное. Очень похоже на правду.

— А теперь езжай к семье. Мой водитель ждет снаружи. Это приказ.

Когда я вышел на улицу, на Пятьдесят седьмой лютовал холодный ветер. Сегодня с утра мне было не до погоды, но сейчас я заметил, что в это Рождество небо было того особого стального оттенка, когда кажется, что зиме конца не видно. Я забрался в служебную машину, и мысли мои переключились на жену. Тогда я понял, что не против бесконечной зимы.

Если моя Мэйв не увидит следующей весны, то зачем эта весна всем остальным?

100

Ничто не сравнится с Рождеством в Нью-Йорке — так по крайней мере считают многие. Однако я никогда не видел более удручающего зрелища. Дома я переоделся и отвез нашу банду в больницу. Венки и гирлянды ускользали от моего взгляда. Все, что я видел, — бесконечные серые вереницы слепых окон, грязный бетон и пар, поднимавшийся от изломанных улиц. Один ирландский писатель сравнил как-то Манхэттен с собором, но, когда я остановил машину у больницы, район напоминал скорее стройплощадку — замусоренную, холодную и равнодушную ко всему.

Выйдя из машины, я вынужден был облокотиться на нее, чтобы не упасть от переутомления. Тем временем Мэри Кэтрин высаживала на тротуар нарядных детишек, сжимавших в руках подарки в яркой упаковке.

Даже суровые медсестры, дежурившие в праздник, прослезились, глядя на нашу скорбную процессию в вестибюле старого доброго пятого этажа.

— Погодите, — спохватился я, ощупав карманы, когда мы уже подошли к коридору Мэйв. — Диск со спектаклем. Я забыл…

— Вот он, Майк. — Мэри Кэтрин протянула мне пластмассовую коробочку.

Я чуть ли не в тысячный раз поблагодарил ее за то, что она постоянно спасает мне жизнь. Au pair… Может, по-гэльски это «фея-крестная»? В Афганистане, наверное, Рождество у нее было бы веселее, чем тут с нами, но она бросилась в омут наших проблем очертя голову.

— Скажи Мэйв, что я ее тоже очень люблю, — шепнула мне эта удивительная девушка. — Если понадоблюсь, я в комнате ожидания. Идите.

Когда мы подошли к палате Мэйв, я увидел Шеймуса, стоявшего у ее кресла-каталки на коленях.

В руках у него была Библия. У меня в горле застрял ком, и я остановился, заметив, что он перекрестил ей лоб. «Соборование?!»

Как я выдержу все это? Почему из всех дней в году именно сегодня?

Однако когда я постучал по дверному косяку, Мэйв улыбалась. Она была одета, как обычно, но теперь вместо бейсболки «Янкис» на ней был красный колпачок с помпончиком.

Шеймус закрыл Библию и крепко обнял меня.

— Дай тебе Бог силы, Майкл, — сказал он мне на ухо. — Твоя девочка — святая. И ты тоже.

Он помолчал.

— Я скоро вернусь. Надо глотнуть свежего воздуха.

Кажется, к тому времени мое сердце еще не до конца разбилось, потому что в груди как будто лопнула струна, когда Мэйв усадила Крисси и Шону на свои исхудавшие колени.

Я поднял глаза к потолку. Про нашу семью можно было бы написать рождественскую историю, правда? «Рождество в корпусе неизлечимо больных».

Это несправедливо. Мэйв занималась спортом, правильно питалась и не курила. Я закусил губу — в груди поднималась жгучая волна. Хотелось заорать во всю глотку.

Но когда Брайан помог Мэйв лечь в постель и поставил запись утренника, случилось странное: Мэйв засмеялась. Это было не вежливое хихиканье, а настоящий, душевный хохот взахлеб. Я подошел к ней, и она нащупала мою руку среди столпившихся вокруг детей.

На десять минут палата исчезла, и мы оказались дома, на нашем старом диване — болели за «Янки», а может, смотрели любимые старые фильмы.

Моя бессильная злость испарилась, уступив место безудержному хохоту, когда Пастух-Эдди запнулся за собственный посох на полпути к сцене спортзала.

— Молодчаги, дайте пять! — воскликнула Мэйв, когда запись закончилась. — Беннетты взорвали зал. Я так горжусь вами, народ!

— Что за безобразие? Что за шум в палате? — вскричал Шеймус, явившись на смех.

Мэйв усмехнулась, когда он нежно взял ее худую ладошку и поцеловал.

— Счастливого Рождества, — сказал он, подмигнув и тайком просунув коробку шоколада «Годива» ей за спину.

После того как все дети вручили маме подарки и открытки, палата превратилась в настоящий филиал магазина «Холлмарк». Хулия и Брайан вышли вперед с черной бархатной коробочкой. Мэйв открыла коробочку, и на ее лице появилась улыбка, которая, казалось, была способна навсегда изгнать любую болезнь из ее тела. Подарком оказалось тонкое золотое ожерелье с подвеской «МАМА № 1».

— Мы скинулись, — объяснил Брайан. — Все, даже самые маленькие.

Он помог ей застегнуть ожерелье, и Мэйв поцеловала его в щеку.

— Я хочу, чтобы вы всегда скидывались, — сказала она, откинувшись на подушки и с трудом поднимая веки. — Ноша легче, когда рук много. У вас маленькие ручки, но их много. А еще у вас большие сердца. Я горжусь вами больше, чем когда-либо! Папа покажет, что я для вас приготовила. С Рождеством! Не забывайте — я люблю каждого из вас.

101

Шеймус отвез Мэри Кэтрин и детей домой, а я задержался. Совершенно неожиданно наступил прилив сил и спокойствия. Усталость исчезла, в голове царила полная ясность. Я закрыл дверь палаты и сел на холодную постель рядом с Мэйв, обняв ее, а потом взял ее за руку, глядя на наши обручальные кольца.

Закрыв глаза, я вспомнил, какой была Мэйв, когда я только начал ухаживать за ней. Каждый раз, когда я встречал ее в приемном покое, она всегда держала кого-нибудь за руку. Черные, белые, желтые, коричневые, молодые, старые, нервные, искалеченные, сломанные, окровавленные ладони. Она вытащила из пропасти отчаяния множество человеческих сердец. А мое вообще запустила в небеса. Мое и десяти наших детишек.