Книга На основании статьи... - Владимир Кунин

Но в последний момент, буквально за три дня до выхода в тайгу, выяснилось, что за тигром, да еще месяца на полтора, брат Иннокентия — сорокалетний Васька идти в тайгу не может.

Ему срочно нужно было начинать лечить какой-то невероятной силы и явно не советского происхождения, как сказал доктор, гонконгский триппер!

Неожиданно для самого себя Василий Малых привез этот невиданный триппер в Уссурийск из Владивостока, куда недавно был командирован на закупы продовольствия для всей семьи. В Уссурийске жрать было нечего, а чтобы идти за тигром в тайгу, надо хорошо питаться. А то еще неизвестно, кто кого поймает. Ты — тигра или он — тебя.

У Василия же во Владивостоке были свои продовольственно-половые связи — он уже давно и успешно, правда, нечастыми наездами, удовлетворял сексуальные потребности директора небольшого магазинчика «Продукты» — верной жены не очень крупного военно-морского начальника, который постоянно находился в суровом море на страже рубежей Союза Советских Социалистических Республик.

— Надо так надо. Иди лечись, ебарь кошачий, — сказал старший Малых.

Оглядел рослого и крепкого Кирилла Теплова и спокойно сказал:

— Будешь амбалить за Ваську. Нам троим не управиться. Если захомутаем полосатого, его вчетвером на своем горбу километров пятьдесят тащить придется. На волокуше — нельзя. Шерсть подпортим. Потом его ни один зоопарк не возьмет. А нам с него — жить до следующей зимы.

Все было в тайге за эти полтора месяца.

И мат иногда стоял такой, что если бы тигр-уссуриец, или, как его еще называют — «Амурский тигр», понял бы смысл выражений, произносимых Иннокентием Малых, он сам бы упал в глубокую яму-ловушку уже в бессознательном обморочном состоянии. И не потребовалось бы в него стрелять снотворной пулей.

И работа адовая… и снег глубокий… и мороз жесточайший…

И ночевки на еловом «лапнике» с обогревом из двух толстых срубленных стволов сухостоя метра по четыре. Укладываешь их «в козлы» друг на друга с небольшим просветом. А в просвет плотно напихиваешь подснежный сухой мох, валежник. Поджигаешь. И тлеет мох между бревнами. А с ним вместе тлеют и два сухостойных бревна, лежащие друг на друге. И жар от них такой, что впору и до кальсон раздеться! И тигр не подойдет. Трусит.

И никому никаких поблажек! Ты пошел за тигром — изволь вкалывать. А кем ты был неделю назад — кинорежиссером или сценаристом, и у тебя своих кинозабот полон рот, — это ничего не значит. Две камеры, пленка, аккумуляторы, кофры с оптикой и даже маленький бензиновый движок для зарядки аккумуляторов — никого, кроме тебя, не касаются!

Помни одно: ты охотишься на тигра, но и тигр охотится на тебя. И делает это иногда лучше, чем ты…

Не хочешь, чтобы в свою последнюю секунду ты услышал бы только хруст собственных шейных позвонков, когда три центнера стальных мышц и десятисантиметровых когтей на тебя прыгнут сзади, слушай, что тебе приказывает старшой группы — Иннокентий Малых. И никакой такой самодеятельности! С тигром шутки плохи. А что от него пахнет до рвоты, так не вороти морду — это от них всегда так пахнет.

Это денежки пахнут, на которые вся семья целый год будет жить до следующего тигра.

Вот почему обросший усами и бородой в ледяных сосульках Кирилл Теплов оказался чуть ли не в каждом кадре «Уссурийцев». Причина тому — препростейшая: Васькин гонконгский триппер.

Потом был Вашингтон, где полуподвальный спецмагазинчик нашего родного советского торгпредстава начисто затмил и Капитолий, и экскурсию в Белый дом, и знаменитый на весь мир музей аэронавтики, и… честно говоря, само наше роскошное Советское посольство, где победителей кинофестиваля в Сан-Франциско очень вкусно принимали!

Изобилие и цены этого маленького советского торгового рая одна тысяча девятьсот семьдесят третьего года в середине столицы Соединенных Штатов — поражали!

Все члены делегации кинематографистов накупили прекрасные женские шубы из искусственного меха. От тридцати пяти до пятидесяти долларов. А Кирилл Петрович приобрел себе за четыре доллара черные пластмассовые часы с резиновым ремешком. Для погружения в морские пучины на глубину до двухсот метров!

Кирилл ясно отдавал себе отчет, что нырять он в них никогда не будет, но часы были невероятно завлекательными.

И еще он поклялся в душе себе и вслух — Сереге Воронину, что СВОЕЙ ЖЕНЕ, своей Зойке, он шубу из искусственного меха покупать никогда не будет! Он лучше сейчас прижмется, купит пару бутылок «Столичной» с «винтом», а в Нью-Йорке…

…В Нью-Йорке, по совету американской Сони Дурново, Кирилл Теплов с Серегой Ворониным взяли такси и поехали на знаменитый еврейский рынок — Орчер-стрит. В русском просторечье — «Яшкин-стрит». Где продавались товары, ворованные со складов и фабрик-изготовителей, по смехотворным ценам. И где нужно было торговаться до одури!

Лауреат Международного кинофестиваля в Сан-Франциско, заслуженный деятель искусств РСФСР Сергей Алексеевич Воронин с самого начала взял это дело в свои режиссерские руки.

Он устроил на Орчер-стрит феерический скандальный часовой спектакль на двух языках! С братанием, руганью, клятвами, объятиями, взаимными упреками, примирениями. С уходами и возвратами…

С двухсот долларов он умудрился сбить цену до девяноста пяти. Продавцы наверняка рассчитывали получить долларов семьдесят пять — не больше… и Теплов приобрел для своей любимой Зойки фантастической элегантности зимнее пальто из натуральной мягчайшей кожи, отороченное настоящей рыжей росомахой, да еще в какой-то специальной сумке.

В Манхэттене это же пальто стоило бы не меньше трехсот долларов!..

Возвращение в Москву Кирилл помнил смутно.

То выпивал с кем-то, то дремал над океаном, то начинал приставать ко всем — во сколько самолет приземлится в Москве, и успеет ли он на Ленинградский вокзал к отходу «Красной стрелы»…

Серега неожиданно закрутил романчик с Асей Курмангалиевой и решил остаться с ней на пару дней в Москве. Так что в Ленинград Кириллу Теплову придется возвращаться одному.

Денежные призы кинофестиваля им пришлось сдать еще на месте, в Сан-Франциско, в бухгалтерию советского консульства, а вот наградные статуэтки из полированной бронзы и черного дерева руководитель делегации попытался отобрать уже в самолете — для того, чтобы потом расставить их по кабинетам хозяев советской кинодокументалистики.

Но тут все награжденные так дружно послали Народного артиста СССР в жопу, что даже фальшивый представитель «Совэкспортфильма», ласковый майор КГБ Анатолий Викторович Сомов по-отечески нежно поглядел на пьяненького «потенциального возвращенца» Лешку Баршая и с гордым чувством выполненного боевого задания безоговорочно согласился с таким общественно-волевым и нетрадиционным решением.

— Рафик! Вот с того момента прошло больше тридцати пяти лет, а я, клянусь тебе, до сих пор помню его выражение лица, когда он увидел, что я встречаю его в Шереметьево! Он был почти «в хлам». Но на ногах держался. Бросил чемодан, посмотрел на меня бессмысленным глазом и так туманно говорит: «Мы в Ленинград прилетели, да?» Я бросаюсь ему на шею, говорю: «Нет-нет! Мы в Москве!» А он: «Тогда почему ты здесь?» — «Встречать, говорю, приехала». А он, морда пьяная, смотрит на меня, понять ни черта не может и говорит: «Тогда скорее на вокзал! К «Стреле»…». Я говорю: «Не нужно. Я на машине за тобой приехала. Можем сразу отсюда домой…» Тут он очнулся, как будто его разбудили, заржал счастливо и как закричит: «Заинька ты моя любимая! Ну ты даешь!» — и вдруг во весь голос так выразился, ну, суток на пятнадцать, не меньше! Я быстренько, от греха подальше, — в одну руку чемодан, в другую его, и скорей-скорей на выход!..