Книга Террин из зайца - Борис Гайдук

– Где борщ? Вот тут внутри он? – От тряски стакан грохотал, как барабан. – Вы ничего не перепутали? Можэ, цэ гвозди? Та ни, це ж канцелярские скрепки! Или сушеные кальмары? Чи шо це такэ? Отвечайте мне!

– Простите, шановный, но это самый обычный пакет сухого борща, – вежливо, но твердо отвечала оправившаяся проводница. – Вы наверняка видели такие тысячу раз.

Я отметил, что служительница «Бандеры» даже в момент первоначального испуга не переставала улыбаться. Знаменитый украинский сервис. Каждый пассажир – дорогой гость.

– Если вам не нравится борщ, тогда возьмите…

Но неуемный пассажир оборвал ее.

– Ой, подивитеся на нее, люди добри! Це ж и правда борщ! От же ж диво яке! В банке з-под гвоздей – борщ! Так и написано – «борщ»!

От волнения громоподобный пассажир перескочил на староукраинский язык.

– Из чого його зварэно? Де состав? З чого вин складаеться?

Пассажир подставил банку под свет.

– Так… О! Модифицированный крахмал! Добре началось! Мальтодекстрин! Вы любите мальтодекстрин? Вы его в каком виде любите?

Юная проводница сделала было строгое лицо, но вдруг порозовела и прыснула в кулачок. Пассажир поймал кураж.

– Идем дальше! Соль! О, це ж рецепт! На третьем месте указана соль! Продолжаем: крахмал! О, то ж блюдо так блюдо! Из двух видов крахмала сделано – простого и мо… модифицировнного. Высокая кухня! Сушеные овощи – в скобочках – морковь и свекла. Ну, спасибо хоть на том! Усилители вкуса и запаха, е-621 и е-631. Да чтоб вам поподохнуть – всюду «е»! Красители! Ну, понятно, куда ж в наше время без красителей! Искусственные мясные добавки, аналогичные натуральным! Ой, рятуйте мэнэ! Искусственные, идентичные натуральным! Жопа, идентичная пальцу! Ой, нет, больше не могу!

С этими словами мой сосед швырнул банку на пол с такой силой, что она треснула, и немного порошкообразного борща просыпалось на ковровую дорожку.

Надо сказать, что словом «борщ» на Украине, и особенно в Киеве, называют все что угодно. Четырнадцатимиллионный город, задыхающийся в смоге и уличных пробках, давно уже прозвали новым Вавилоном. А после переезда туда штаб-квартиры, а заодно и всех структур Евросоюза это определение окончательно престало казаться цветистой метафорой. В «Одессе-маме», например, вам подадут борщ с креветками. В «Голубом Днепре» – с мелко нарезанными солеными рыжиками. В «Славянском базаре» на Крещатике готовят несколько видов борща, самый экзотический из которых – десертный борщ с клубникой и шоколадом. В аэропорту имени святого равноапостольного князя Владимира вообще ухитряются называть борщом обычные московские щи, в которые зачем-то влили немного томатного сока. Я уж не говорю про «Васюту», всемирную сеть шинков быстрого питания, – там мешают совершенно невероятную бурду на бульонных кубиках и ржаных сухарях.

Собственно, удивляться нечему. Почти полная утрата украинцами того, что евросоюзники политкорректно называют cultural identity, – закономерная плата за то, что их народ сначала в течение почти четырех веков был гегемоном огромной империи от Одера до Урала, потом гнездом четырех революций, перекроивших карту мира, и, наконец, уже в наше время – движущей силой европейской интеграции. Какой уж тут борщ, когда сорок шесть процентов опрошенных украинцев в возрасте до тридцати пяти лет на последней переписи населения в графе «национальность» поставили european, а двенадцать процентов вообще затруднились с осмыслением понятия «национальность»?

Такова судьба всех империй, история здесь неумолима. И маленькая сверхтехнологичная Московия, и предприимчивый Новгород, справедливо называемый банкиром Европы, и необъятная нефтегазовая Татария, и роскошный Крым, и мировая житница Донбасс, и Речь Посполитая, и все другие страны, некогда входившие в состав Великоукрайны, в большей или меньшей степени сохранили свой язык, традиционный уклад жизни и еду. Украинцы же, четыре века цементировавшие собой этот колосс на глиняных ногах, остались лишь с воспоминаниями о былом величии, а заодно и во главе новой европейской интеграции.

Поэтому устраивать скандалы колоритному украинцу было как бы и незачем.

Те же настроения – сочувствие пополам с неприязнью – охватили, видимо, и других пассажиров.

– Хватит, нахлебались вашего борща! – недружелюбно произнес узколицый москвич с подрагивающим уголком губ; судя по замашкам, один из тех московских возрожденцев, которые до того стремятся изжить все следы украинского влияния, что даже спать готовы в своих лаптях от Юдашкина. – Опять хотите, чтобы во всем мире был один только ваш борщ? Э, нет! Эти времена давно прошли. Теперь борщ – это общее достояние, которым все…

– Вот эта гадость, – прервал москвича воинственный украинец, – ничьим достоянием не является! Это полный шыт, как говорят в вашем поганом Евросоюзе.

– Позвольте! – оскорбился возрожденец. – Уж мой-то он в самую последнюю очередь! Это вы со своей еврозоной, евровалютой, с расширением еврообороны на запад и на восток, со всей своей Европой без границ; вот вы-то, украинцы, сами во всем и виноваты! Никак не научитесь жить, как все! Вечно лезете командовать!

– И это вы говорите мне?! Мне, хохлу?! – взревел было мой сосед, но, как будто что-то вспомнив, махнул рукой и замолк, сердито сопя.

– А при чем здесь вообще Единая Европа? – вступил в разговор рыжий очкарик с заметным европейским акцентом, судя по всему, клерк одной из общеевропейских структур. – Украинцам никто не препятствует готовить свой борщ, так же как болгары прекрасно едят таратор, а французы – буйабес. Вы смешиваете две кучи в одну!

– Да никто вас и не винит, – буркнул украинец. – Пропадите вы пропадом со своим Евросоюзом!

– Я не думаю, что нам следует переходить на политику, – покладисто сказал европеец.

– Мне кажется, что дело здесь в другом, – хорошо поставленным голосом произнесла татарская дама профессорского вида. – Рецепт единого борща давно утрачен. Его нет, как нет единого хлеба или единого барбекю. Все имеют возможность прикоснуться к общему достоянию и отщипнуть от него свой кусочек, получить свой маленький дивиденд.

– Единого борща действительно нет и быть не может, – согласился мой сосед. – А вот борщ настоящий, вы понимаете, настоящий, а не из модифицированного крахмала, – должен быть. Да он, собственно, и есть.

Последние слова он произнес так тихо, что почти никто их не расслышал. Кроме ученой дамы.

– Есть? Что вы имеете в виду? – оживилась она. – Какой-нибудь монастырский рецепт XVII века? Когда сначала неделю мариновали свеклу, потом сутки варили бульон из пяти видов мяса поочередно, жарили на гарнир гречневую кашу, пекли специальные… э-э-э… – дама пошевелила в воздухе пальцами, помогая себе вспомнить нужное слово, – пампушочки, вот. Это вы имеете в виду? Но таких рецептов по всему миру сотни, и их место в музеях. Кто, скажите мне, в наше время будет мариновать свеклу?

– Свеклу мариновать, может, и не надо. А вот настоящий борщ сварить можно, – твердо сказал мой сосед.