Книга Христос был женщиной - Ольга Новикова

Василиса идет в Геркин кабинет-лабораторию, зажигает там все до одной лампочки и при ярком свете начинает искать. Не зная что…

В карманах норвежского джемпера, брошенного на спинку стула, – скомканный носовой платок. Громко втягивает его запахи, принюхивается. Духами не пахнет, помадой не испачкан… Бесполезная находка. Возвращая свитер на неположенное место – ну никак не приучится он к порядку! – Василиса замечает дырку на правом рукаве. Локоть проношен. Выбросить старье и купить ему новый джемпер? Только рассердишь… Выстирать и залатать? Морока… Да и разучилась, наверное. Давно уже все делают домработницы.

И сколько ни старайся – Герка все равно не заметит и не оценит подвига.

В узком шкафчике одиноко висит темно-синий костюм, купленный на свадьбу. Кажется, один-единственный раз он его надел. Внутренние карманы так и остались заметаны, во внешних даже соринки нет.

А это что?

На самом видном месте, на левом лацкане моль проела отличную шотландскую шерсть.

Василиса вспоминает свое презрение, когда в недавней командировке заметила такую же дырку на плече столичного спецкора. Фраерок разоделся для торжественного открытия экономического форума… Допустить, чтобы на ее мужа кто-то так смотрел, с брезгливостью… Нет уж.

Пиджак отправляется в мусоропровод, а в душе застревает тревога: вдруг и в ее шкафу появилась захватчица? Норковый палантин, новый брючный костюм от Шанель, разноцветная стопка кашемировых кофт… Меню богатое.

Уже только для галочки Василиса просматривает несколько файлов в Герином компьютере, на периферии сознания отмечает, как все-таки эта Ева фотогенична… лицо Кристы кажется незнакомым, испуганно-доверчивым. Где это он ее снимал? На кухню похоже…

Беспокойство за свой гардероб перевешивает, и, даже мысленно не рассортировав результаты любительского обыска, Василиса начинает перетряхивать одежду. Каждую пылинку-пушинку тщательно рассматривает и потом еще перетирает между пальцами: не личинка ли это?

Противный хруст слышится лишь однажды. Бесплотный белый червячок обнаруживается в складке черного джемпера с золотыми пуговицами. Пару месяцев назад из химчистки и с тех пор не надеванный. Откуда завелась зараза? Может, хотя бы не успела проесть дырку?

Увы, в распяленной на свету, у окна спинке – малюсенькая пробоинка. В рукавах тоже…

И в моей жизни?

Василиса вызванивает уборщицу, чтобы та квалифицированно навела порядок в материальной части дома, а сама едет за гармонией. Отец Александр поможет.

По правую сторону

Криста

Откуда?! Откуда их столько?

За сутки Кристиного отсутствия мухи захватили квартиру. Белый тюль на окнах, оберегающий дневную жизнь от уличных соглядатаев и от любопытных жильцов из дома напротив, из-за облепившей его черноты стал почти непроницаемым не только для глаз, но и для света. Ленивые твари покрыли своими мясистыми тушками люстры в комнате и на кухне, нагло насели на оставленную стряпню… Как только пробрались под салфетку?

Глаза боятся – руки делают…

Звонок.

Недолгий перерыв в бою за свое пространство еще и придает сил. Гера звонит издалека.

Кристу не тянет рассказывать про текущее сражение: зачем нервировать человека? Ей же не нужно, чтобы он оторвался от дочери, от песчаного пляжа и прилетел на помощь. Если б вдруг и захотел…

А узнает и не предложит помощь?.. Неприятный привкус останется. Не пробуй, если боишься отравиться.

И Криста весело спрашивает про ландшафт, про погоду.

– Тепло и солнце, день чудесный… А видеть бы еще вашу улыбку – совсем был бы рай… – проговаривается Гера и замолкает.

И Криста молчит. Как будто воздушной пробкой закупоривает себя, чтобы удержать влетевший сентимент. В себе хочет сохранить зародыш чувства, которое ощущает впервые после смерти Князя.

Мелькает, конечно, мысль о Василисе… Сперва мстительная, от которой Криста сразу шарахается. Стыдно. Потом оправдательная: не я же сделала первый шаг, я никак, ни в чем его не поощряла. И не буду.

И она не произносит ни слова, хотя знает, что даже обычные фразы мужчины и женщины толкуют по-разному, а уж надеяться на одинаковое понимание семиотики молчания и вовсе глупо. Но она надеется.

– Можно я буду вам звонить… – несмело предлагает Гера.

– Конечно! – чуть более поспешно, чем полагается воспитанной барышне, отвечает Криста.

Так и остается неясно, что он подумал про затянувшуюся паузу… Или ясно?

Мухи уже не кажутся дьявольским наваждением.

Все медийное пространство запаутинили тары-бары об экономическом кризисе. Апокалиптические прогнозы идут нарасхват, как всякие плохие новости. Других просто нет.

Криста пытается вникнуть… Читает, смотрит, слушает… В результате недельного исследования становится понятно только то, что ни у кого нет сколько-нибудь ясных ответов на простые, естественные вопросы: что происходит, сколько этот обвал продлится, когда и чем кончится?

Проверяет, как обстоят дела с задачками, сформулированными писателями-классиками.

Кто виноват?

У коммунистов – аж вся капиталистическая система, у властей предержащих – Запад, у обывателей… – не я.

Что делать?

Комментарии все умозрительные. В стиле «гладко было на бумаге, да забыли про овраги»…

Общая картина нисколько не проясняется.

Тогда посмотрим на свой сегмент.

Журналистика с хотя бы крошечным, еле заметным культурным уклоном становится все менее востребованной. Уже несколько Кристиных френдов по «Живому журналу» и приятелей по жизни громогласно, на миру попрощались с командой, которая под их руководством делала сайт или писала в газету об элитарном искусстве. Владельцы, озабоченные раскруткой, потребовали освещать работу массовиков-затейников – самое популярное ныне амплуа, все чины, от президента до начинающих артистов, писателей и т. д., обставляют в соответствии с ним свою деятельность. Сверчки взмыли с шестка в горние высоты телевласти.

Долой культурных (в обоих смыслах – и образованных, и тех, кто пишет об искусстве) обозревателей… Если упоминают о книгах, театре, кино, то в основном с точки зрения рынка: закрываются издательства, продажи падают, производство фильмов сокращается… (Опять начинаем маршировать по одному широкому шоссе с плохим покрытием. Куда? Уж точно не туда, куда входят узкими вратами.)

Зато Криста теперь не белая ворона, а просто одна из многих… Легче от этого?

Вроде да…

Неприятности становятся и вовсе невесомыми, когда на редкой теперь премиально-литературной тусовке к ней с детским жестом – перекрещенные указательный и средний пальцы на обеих руках – оборачивается сановная культуртрегерша. Дама высокая, веселая, свойская. Мол, за тебя болею. Вот-вот объявят имя лучшего журналиста, пишущего о литературе. А когда звучит фамилия бабушки советской критики, гренадерша демонстративно встает, подходит к Кристе и лихо звенит на весь зал: «Пошли выпьем!» Мол, это и мой проигрыш.