Книга Нюма, Самвел и собачка Точка - Илья Штемлер

— Буду кормить и рассказывать, — Нюма придвинул к кровати табурет.

— Ара, про Точку рассказывай! — Самвел решительно повел головой.

Он слушал Нюму, участливо жмуря глаза в знак особого внимания. И важность вопроса отражалась на его лице, тесня страдания, что причиняла болезнь. Действительно, что они могут поделать? Они даже не представляют, как выйти на этого Толяна. Даже если Сеид и знает, где живет Толян, то вряд ли станет делиться, связываться с этими бандюганами…

— Может, через скупку на Большой Разночинной что-нибудь узнать? — раздумывал Нюма.

— Ну и что? — проговорил Самвел. — Встретиться с Толяном, после того, что случилось между нами?

Нюма пожал плечами. Подобрал миску и в расстроенных мыслях понюхал содержимое. Мутное варево пахло ничем, как может пахнуть просто воздух.

Нюма оставил миску, взял кисель и сделал глоток.

— Будешь? — Он отстранил стакан ото рта. — Вообще-то, ничего.

— Давай, — соизволил Самвел и приподнял голову. — Вначале кашу. Горячая?

— Уже остыла. — Нюма для удобства подбил подушку под затылком Самвела, взял миску и ложку. — В туалет не хочешь?

— Ара, корми, да! — проговорил Самвел. — С тобой можно с голоду сдохнуть.

Нюме было, что ответить на несправедливый упрек. Но он сдержался…

Несколько минут он подносил ложку к покорному рту Самвела.

— Слушай, хорошая каша, клянусь… — Самвел запнулся, не зная, чем поклясться.

— Клянусь этой больницей! — подсказал Нюма.

— Ай джан! — согласился Самвел и с благодарностью тронул руку Нюмы.

Тоска, что владела Нюмой после памятной встречи с дочерью Фирой, вновь торкнулась в его сознание. Порыв, который привел его сюда, в больницу на Крестовском, был вызван не только потребностью немедленно сообщить Самвелу о месте пребывания собачки. И не только волнением о здоровье своего соседа. А еще и испытанием — к чему он, оказывается, не совсем готов, — испытанием новым одиночеством. Его пребывание в этой обшарпанной палате есть не что иное, как… репетиция предстоящей разлуки с человеком, который после смерти жены, стал ему самым близким. Ни существование родной дочери, ни Женя Роговицына не могли приглушить тоску одиночества от пропажи собачки и возможной потери этого, совершенно чужого человека…

— Слушай, Нюма, — произнес Самвел. — Поговори с дочкой… Столько в городе бандитов. Наверняка, в Смольном их знают, только глаза закрывают. Иначе как бы такая власть удержалась, сам подумай…

Нюма понуро молчат. Он, признаться, прикидывал подобный вариант. Только не хотелось чем-то быть обязанным Фире.

А Самвел продолжал:

— Люди думают: какая-никакая власть все же лучше, чем бандюганы… Понимаю, тебе неохота ее просить. Скажет: скорей выгоняй Самвела, оформляй на меня комнату. Что поделаешь — рано или поздно…

— Ладно, ладно. Подумаю, — прервал Нюма. — Есть зацепки, чтобы выйти на этого Толяна. Скупка на Разночинной или обменный пункт на рынке…

— Вот, вот. Подскажи своей Фире, — Самвел прикрыл глаза. — Теперь иди домой, Нюма. Я устал. Спать буду.

Нюма поднялся. Подобрал с кровати плащ, вытащил из-под подушки вязаную шапчонку. Надевать не стал.

— Завтра приду, принесу что-нибудь, — сказал Нюма.

— Ничего не надо. Завтра придет доктор, посмотрим, что решит, — проговорил Самвел. — Если позвонит Сережка из Америки, скажи, дядя сильно болеет. Пусть думает, как дяде помочь. У него один дядя. А то пока «бизнэс-мизнэс», дядя умрет… В общим, сам знаешь, что сказать, если позвонит. Иди, что стоишь?

Нюма медлил, перетаптываясь на месте. Самвел повернул голову и с нетерпением взглянул на приятеля.

— Ей сказать, что ты в больнице? — проговорил Нюма. — Зайду в сберкассу, скажу. Или через шмендрика передам.

— Ара, не надо, — помедлив, ответил Самвел.

— Не надо? Не надо! — Нюма натянул на голову шапчонку.

Самвел продолжал смотреть на Нюму в какой-то нерешительности.

— Хочешь еще сказать? — вопросил Нюма.

— Иди сюда, — проговорил Самвел. — Посиди минуту.

Нюма подошел к кровати и присел.

— Понимаешь… я долго думал. Ты, Нюма, самый близкий мне человек. Не потому, что мы соседи, а вообще, ты такой человек, — Самвел приподнял руку, упреждая реплику Нюмы. — Только тебе я скажу, дорогой… Когда я увидел ее, я почувствовал себя моложе, клянусь здоровьем. Встречал ее у сберкассы, ходил к нам, ходил к ней. Шмендрик иногда мешал. Или ты дома торчал, как участковый.

— Ну, извини, — Нюма развел руками. — Что мне делать на улице без Точки!

— Русская женщина, Нюма, это особая женщина, — продолжал Самвел. — У меня были разные женщины, ты знаешь. Армянка, казалось, все время что-то считает. Еврейка тоже что-то считает, правда, у меня была горская еврейка…

— По-твоему, нечего считать? — усмехнулся Нюма. — Всегда есть, что считать. И русской женщине тоже.

— Ладно, тебе! — отмахнулся Самвел. — Русская женщина… не каждая, понимаю… отдает мужчине все, без корысти, ничего не считает.

— Я помню, — не сдержался Нюма, — у нее был вкусный яблочный джем. И пирожки с картошкой… Все поставила на стол, без всякой корысти. Ни один пирожок не спрятала, как спрятала бы армянка или горская…

— Ара, с тобой трудно говорить, — вздохнул Самвел. — Ты все время шутишь…

— Почему шучу? — засмеялся Нюма. — Может, я ревную? Боюсь остаться один, как старая жена.

Он расстегнул верхнюю пуговицу плаща и смеялся, вскидывая голову. Самвел тоже подхихикивал, морщась и прижимая ладонь к груди…

— Ты в паспорт свой смотрел?! Жених… Самуил!

— Почему Самуил? — Самвел морщил лицо, стараясь сдержать смех.

— Потому! Самвел, это, оказывается, подпольный Самуил. Может быть, ты еще и обрезанный.

— Ара, ты что, совсем дурак?!

В палату заглянула сестра-хозяйка в замызганном халате.

— Чего ржете-то?! — она повела хитрым взглядом. — Анекдот какой?

— Еще какой анекдот, — не унимался Нюма. — Один приударил за молодухой, а в паспорт свой не посмотрел. И попал в больницу по «скорой».

— Ну и что? — сестра-хозяйка собрала с тумбочки миски и скосила глаз на Нюму. — Что смешного-то? Анекдот-то в чем?

— А то, что… его звали Самуил.

— Из этих, что ли? — догадливо вопросила сестра-хозяйка и улыбнулась. — Это они могут… Доктор у нас работал, Гершкович, пенсионер. Связался с одной сестричкой. Так она его подчистую обобрала, даже из квартиры выжила, курва. Он в больнице ночевал. Так и умер во время операции, только и успел больному рану заштопать.

Сестра-хозяйка собрала миски и стаканы, смахнула с тумбочки крошки и вышла в коридор.