Книга Взрослые люди - Денис Драгунский

«Как много тела в нашей душевной жизни», – подумал мальчик.

Но не тогда подумал, а лет через тридцать.

А тогда он лежал и думал, любит он ее или уже нет.

Так и не решил.

трезвость – норма жизни

Добрые, хорошие, любимые

Лена Захарова собиралась выйти замуж за Максима Рябухо. Но Лилька Лапкина всё сломала.

– Только нищету плодить! – мудрым басом сказала она и пихнула окурок в пустую пивную банку. Окурок пшикнул и затих. Лилька тоже замолчала. Они сидели на лавочке во дворе.

– В смысле? – не поняла Лена. Она позвала Лильку как раз обсудить все дела про свадьбу, чтобы недорого, но прилично.

– Ты с папой-мамой живешь в двушке, – объяснила Лилька. – А у Макса вообще сестра замужем. Он в проходной спит, ты что, не знаешь? Ты что, думаешь, они все вот так прямо соберутся и вам хоть комнату в коммуналке сделают?

– Нет, не думаю, – растерялась Лена. – Мы снимать будем.

– Цены знаешь? – хохотнула Лилька. – Ну, допустим. А жрать на что? А пивка попить? А если ребенок?

– Сначала без ребенка, – сказала Лена.

– Зачем тогда жениться? – ответила беспощадная Лилька. – Трахаться негде? Ходи ко мне, когда я на дежурстве.

Лилька была нянечкой в больнице и училась на массажистку – вместе с Леной. Жила одна в квартире гостиничного типа.

– Что же делать? – спросила Лена.

– Не плодить нищету! – повторила Лилька. – Родишь ребенка, он попросит: купи то, купи это, а бабок ноль. Приятно тебе? А ребенку?

– Что же делать? – повторила Лена, чуть не плача.

– Трезво рассуждать! – сказала Лилька. – Головой соображать.

Лена сначала очень обиделась. Но потом стала соображать, и в голове у нее все сложилось. Как пазл складывают. Ворох непонятных деталек превратился в яркую и четкую картинку.

Поэтому она все объяснила Максиму такими же грубыми и ясными словами. Что он – младший продавец без образования. А она – когда еще училище закончит и найдет хорошую работу.

– Так что женись на богатой, – спокойно сказала она. – Можно, чтоб постарше.

– А ты? – спросил Максим.

– Я тоже попробую.

– Ты прямо как эта самая, – сказал Максим, сдерживаясь.

– Вот и пускай, – сказала Лена. – Зато трезво.

Через двенадцать лет он ее нашел. Хотя жила она в другом месте, а работала вообще на краю Москвы.

Сели на лавочку.

– Богатый? – спросил Максим, потрогав пальцем ее обручальное кольцо.

– Нормальный, – сказала Лена. – А у тебя?

– А я развелся, – сказал он. – Получил однушку на Пролетарке. Пять минут от метро, почти что центр. Детей нет.

– У меня тоже нет.

– Муж, небось, старенький? – съехидничал Максим.

– Немолодой, – сказала Лена. – Больной диабетом. На уколах. Я ему готовлю диетическое питание.

– А я тебе наврал! – вдруг закричал он. – Ничего я не развелся! Она хорошая! Добрая! Я ее люблю!

– И я своего люблю. А зачем врал?

– Думал, ты скажешь: «Я тогда тоже разведусь»… Насчет квартиры не наврал. Это квартира отца жены, она ее на меня записала. Мы ее пока сдаем.

– Кто она? Сколько ей лет?

– Неважно, – сказал Максим. – А ты потолстела, если честно.

– Ничего, – сказала Лена. – Ты тоже пузо отрастил. Нормально. Тебе даже идет. А то был такой хлипенький.

как бы ситком

Богатые и знаменитые

– Привет, Вася, только давай по-быстрому, – сказал режиссер Лаптев актеру Свенцицкому. Они сидели в полупустом зале небольшого ресторана.

– По-быстрому не выйдет, – сказал Свенцицкий, уронив коротко стриженую голову на большие смуглые кулаки, поставленные один на один.

Кулаки красиво смотрелись на кремовой скатерти. Официант замер с бутылочкой минералки.

– Идите, – махнул ему рукой Лаптев и громко вздохнул, чтоб Свенцицкий слышал.

– Не чувствую роль, – ответно вздохнул тот. – Утерял смысловое ядро… И вот думаю: а мое ли это? Сережа, я долго размышлял. Я больше не могу.

– Чего? – зашипел Лаптев. – Мы половину смен отсняли!!!

– Истина профессии, истина искусства шепчет мне, – сказал Свенцицкий, – чтоб я послал все это на хер… Мне грустно, Сережа. О, если бы ты знал, как мне грустно…

– На середине фильма? – спросил Лаптев. – В морду хочешь?

– Друг мой, – сказал Свенцицкий. – Ты, наверное, помнишь, что сержанта Климчука я играл без дублера. Если ты дернешься, сука, я тебе мозги выбью. Ты лучше скажи, зачем ты мою Таньку трахнул? Зачем она тебе, тихая провинциальная девочка, когда твоя Ленка на всех глянцах сиськи кажет? Что ж ты за тварь такая?

Лаптев молчал, слегка огорошенный.

– В общем, так, – Свенцицкий встал, кинул на стол купюру, громко подвинул стул на место. – Выходи из положения.

– Как? – пролепетал Лаптев.

– Как хочешь, – сказал он, повернулся и ушел.

Через два дня у Свенцицкого зазвонил телефон.

– Василий Казимирович? – красивый и чуть знакомый голос. – Вас беспокоит Елена Лаптева. Мне очень нужно с вами встретиться. Сегодня, если вы свободны вечером.

«Лихо», – подумал Свенцицкий.

– Да, конечно, – сказал он. – «Пушкин»? Или «Турандот»?

– Я бы хотела заехать к вам домой, – сказала она. – Если можно.

«Быка за рога», – подумал Свенцицкий. У него была вторая квартира, покойной тетки, которую они сдавали. Сейчас как раз была пересменка жильцов, ура.

Он назвал адрес и помчался туда наводить порядок. Мыть бокалы и перестилать постель.

Ровно в восемь тридцать раздался звонок. Свенцицкий как раз успел вылезти из душа и переодеться во все новое-свежее.

Вошла женщина лет пятидесяти пяти. Или даже больше. С крашеной укладкой. В пиджачке.

– Лаптева, – сказала она и достала из сумки бутылку дорогого коньяка. – Держите. Пойдемте выпьем, – и сама прошла на кухню, уселась на табурет. – Василий Казимирович, он полный козел, простите его, я вас просто умоляю. По-женски.

– Простите, – сказал Свенцицкий. – Вы – Сережина мама?

– Мама? – она расхохоталась. Потом вдруг посерьезнела. Наморщила лоб. Достала платок. Отвернулась. – Я его жена! Уже двадцать восемь лет. Паспорт показать? Я принесла.

– Не надо, – сказал Свенцицкий. – А… а как же та самая Елена Лаптева?

– Да просто блядь, он с ней уже пять лет спит. А я что могу? Скажи, Вася, а что я могу, у нас дети, Вася, что мне делать?