Книга Приглашенная - Юрий Милославский

Я тотчас же отозвался, что, к великому сожалению, до сих пор не представилось случая, поскольку в моем распоряжении нет подходящей фотографии.

– Вот оно как, – заметила г-жа Хэрбс. – Но чему удивляться? Всем нам после пятидесяти с плюсом помаленьку остаются от близких разве что фотографии.

Нет нужды лукавить. То, с чего начался наш разговор в кабинете дежурного куратора «Прометеевского Фонда», ни на одно мгновение не представилось мне счастливой случайностью, которая чудесным образом вменила в ничто истерзавшую меня главную якобы сложность: как внятно и непротиворечиво изъяснить, чего же, собственно, я желаю? Не усмотрел я в происходящем и какого-либо нарочито коварного вторжения в заповедные края моих интимных переживаний: я уже довольно давно находился в состоянии, при котором нелегко возомнить, будто бы творящееся со мной представляет хоть какой-нибудь интерес для другого/других. Распространенное убеждение в значимости собственной личности во мне давным-давно практически отмерло, о чем я уже как-то говорил. Г-жа Хэрбс читала в сердцах. Я вполне допускал, что так оно может и должно быть. – Потому что я очутился там, где меня, не стремясь огорошить, благожелательно выслушают и позволят договорить до конца, не давая сразу же от ворот поворот.

– Мне бы тоже хотелось, пока не поздно, попробовать, не получится ли у меня такой же портрет, – с осторожностью произнес я. – Но сложность в том, что мне покуда не удается заполучить фотографию…

– Так-так, – поощрила меня г-жа Хэрбс.

– …обладателем которой является, насколько мне известно, ваш Фонд.

Г-жа Хэрбс улыбнулась – довольно весело, но при этом извещая меня о своей полной готовности к сопереживанию.

– Дорогой г-н Усов, не обольщайтесь. Я не вхожу в состав совета директоров этого международного благотворительного Центра по изучению и развитию методики правозащитной деятельности (все это она произнесла с некоторым ироническим отстранением). У меня нет своего фонда, г-н Усов. У меня есть неплохая пенсия от государственного учреждения, в котором я проработала сорок пять лет, г-н Усов. Не правда ли, это очень долго?

– Да, – сказал я. – Это достаточно долго.

– Вот то-то и оно, – подхватила г-жа Хэрбс. – А помимо пенсии у меня есть еще силы и желание помочь делу, которым занимается этот Фонд. Здесь помогают людям, а я считала и считаю, что помогать людям – дело очень хорошее. Мне нравится помогать людям. Люди так часто бывают беззащитны и беспомощны, вы согласны со мной? Особенно когда им кажется, что поправить ничего нельзя, а говорить вслух о том, что причинило им страдания, просто не получается, не так ли, г-н Усов? К тому же люди часто не знают своих прав, даже когда речь идет о вещах само собой понятных, а уж когда их угнетает что-то действительно запутанное и сложное – это бывает ужасно, г-н Усов. Вправе ли я даже помыслить об этом – ведь так думает беззащитный человек? И этот Фонд, все мы – мы в первую очередь – стараемся дать ему знать, что у него есть право спросить. И право узнать, как преодолевается то, что стало для него несчастьем. И, наконец, право получить помощь, чтобы избавиться от несчастья.

Я отлично понимал, что в обязанности г-жи Хэрбс входит предварительное ознакомление просителя с тем кредо или, как у нас принято это называть, с той философией, которая лежит в основе активности данного учреждения, – и что именно это сейчас происходит. Смысл того, что мне таким образом передавалось, был достаточно внятен. Меня ничего не страшило. Лишь немного стесняла и отвращала характерная для здешнего обихода манера высказывания: сочетание простецкого молодечества с театральной выспренностью, доходящей до патетики; я разумею, конечно, не один «Прометеевский Фонд» и его дежурного куратора, а тот метод, что был у нас некогда утвержден для выражения обобщенных воззрений на сколь угодно сложные процессы. Во мне все еще продолжал упрямиться и своевольничать русский умник, который никак не желал признать, до чего довело его это своеволие.

– Верно ли я поняла, что, по вашим сведениям, этот Фонд каким-то образом оказался обладателем единственного экземпляра фотографии близкого вам лица? – продолжила г-жа Хэрбс.

Я подтвердил, прибавив, что у меня нет намерения востребовать от них оригинал этой фотографии и мне будет вполне достаточно качественной копии, изготовление которой я готов оплатить.

– Как только мы с вами разберемся, о какой фотографии идет речь и в каком отделе этого Фонда она, по вашему мнению, может храниться, я сделаю всё, чтобы вы осуществили свое право на получение ее копии. Тот, кто на ней запечатлен, – в добром здравии?

– Да.

– Чудесно. Стало быть, мы сможем получить согласие этого лица на передачу вам копии с этой фотографии.

Итак, все, по обыкновению, рассыпа́лось на множество хлопотных, скучных и, в сущности, невыполнимых задач. Я вообразил, как Сашка, насупив свои узкие темно-золотые бровки, выслушивает нечто подобное от меня или от служащего…ского отделения «Прометеевского Фонда», – и вдруг сконфузился, недоумевая: да что же это со мной? Как я здесь очутился? Но мне сразу же удалось вернуться в обычное мое состояние. От обуявшего же меня чувства сентиментального уюта, которым я так наслаждался последние полчаса, не осталось ничего.

Я поблагодарил г-жу Хэрбс за теплый прием, присовокупив, что должен теперь самостоятельно всесторонне обдумать то, о чем мы успели сегодня поговорить.

– Я вижу, что эта фотография крайне важна для вас, – отвечала мне г-жа Хэрбс. И, посмотрев на меня, насколько я мог, не вглядываясь, судить, серьезно и ласково, прибавила: – У нас довольно маленькая институция, не очень много сотрудников, и обращаются к нам не так уж часто. Так что мы рады вам. Ведь надо оказаться в совсем особенном положении, чтобы, во-первых, узнать о нас, а во-вторых, ощутить, что мы, мы! – ему нужны. А для этого надо быть достаточно неординарным человеком. И мы ценим это, г-н Усов. And you are a very special man, Mr. Usoff. A very special person who’s realy needs some help. And who deserves help .

Мое намерение поскорее уйти прочь, даже не попытавшись добиться своего, но подлинно своего, моего и Сашкиного, – показалось мне непростительной слабостью. Я еще раз поблагодарил г-жу Хэрбс за ее поддержку – и попросил разрешения изложить мою довольно запутанную историю чуть подробнее.

– Еще бы, – подхватила г-жа Хэрбс. – Абсолютно всё, что вам желательно пояснить, и это наверняка пойдет на пользу делу.

Вслед за этим она пригласила меня выпить с ней цветочного чаю, на что я попросил ее не беспокоиться. Г-жа Хэрбс с шутливым недоумением пожала плечами и, встав из-за стола, включила белый электрический чайник, стоящий на подоконнике. Покуда он закипал, я успел сообщить дежурному куратору о моих приключениях, при этом по необходимости коснувшись развития событий, связанных с появлением в галерее-музее «Старые Шляпы» картины художницы Макензи.

На этом я посчитал нужным остановиться.

– Я опасаюсь, что не смогу представить вам сведения относительно этого предмета, этой столь важной для вас, как я чувствую, фотографии, г-н Усов, – неторопливо и печально отозвалась г-жа Хэрбс. – И это потому, что я сама не располагаю такими сведениями. Но я бы могла навести справки. Уже завтра с утра я обращусь в кураторский отдел, в группу по визуальным искусствам. Вы говорите, что эта lady artist, – она получила от этого Фонда целевую поддержку, не так ли?