Книга Короли Альбиона - Джулиан Рэтбоун

Из церкви доносился скорбный напев. Голоса взмывали высоко, тянули бесконечно одну ноту, похожую на плач, на завывание больной или покинутой женщины. Мы остановились, прислушавшись из любопытства, но тут из-за угла выскочила стайка мальчишек их было по меньшей мере два десятка, все в черных бархатных одеяниях и таких же шапочках на голове, на плечах — белые отложные воротники. Юноши устремились прямо к нам.

— Смотрите, ребята! — выкрикнул один из них, худощавый, но высокий парнишка лет пятнадцати. — Трое прокаженных.

Как и большинство других людей, встречавшихся нам по пути, он принял за прокаженного также и Инека — за человека, заболевшего сравнительно недавно и потому не имеющего таких отметин, как у нас с Умой. Ведь здоровый человек не стал бы водить компанию с прокаженными, рискуя заразиться.

— Эй! — заорал мальчишка. — Убирайтесь отсюда, а то вам не поздоровится. Ну же, пошли прочь!

Мы не сразу разобрали его речь, а потому не успели подчиниться его приказу, и этот парень, подхватив с земли пригоршню снега с грязью, слепил тугой комок и бросил в нас. Не иначе, он долго тренировался в искусстве бросать мячи, ибо угодил мне прямо в лицо. Не думая о последствиях, я поднял посох и двинулся к нему. Ума попыталась остановить меня, но тут другой мальчишка из-за спины первого запустил снежком в Уму. Я еще больше разъярился и ринулся вперед.

Сперва мне показалось, что мой юный противник обратится в бегство, но все это происходило на глазах его приятелей, и перед ними он не мог показать себя трусом. Вместо того чтобы удрать, он слепил еще один ком грязи и бросил в меня. Этот снаряд (должно быть, внутри него были также мелкие камушки) угодил мне в грудь как раз в тот момент, когда я переходил большую замерзшую лужу. Я поскользнулся и рухнул на спину, да так сильно, что чуть дух не испустил. И тут все эти юные хулиганы (я слышал, в Англии принято именно так называть распущенную молодежь) поспешили вслед за вожаком, и на всех нас обрушился целый град снежных и глиняных комьев. Ума и Инек могли бы спастись бегством, если бы я не упал, а теперь самые отважные из этих наглецов подобрали палки и принялись тыкать ими в меня. Стоило мне подняться на ноги, как они, подцепив меня палками под колени, вновь опрокинули меня на снег и глину. Все это время они не переставая визжали: «Получи, грязный старик! Подымайся, мешок с костями, пошел отсюда! Э, да он темнокожий, цыган какой-то. Эти грязные твари переносят болезни!» Они выкрикивали оскорбления высокими, пронзительными голосами, сливавшимися с заунывным пением, по-прежнему доносившимся из церкви.

Что ж, в конечном счете никто не пострадал. Мальчишки гнали нас, как овчарки гонят непослушных овец, когда же мы отошли подальше от их школы, они повернули назад. Мы осмотрели друг друга, убедились, что комья глины и палки не нанесли нам серьезных увечий, перевели дух и слегка успокоились.

Так вот, Ма-Ло, в этом малоприятном приключении также была своя поучительная сторона, правда, мы с Умой узнали об этом лишь впоследствии. Это заведение и впрямь было школой, причем довольно необычной, предназначенной для лучших людей страны (как я уже говорил, они судят о человеке исключительно по его происхождению). Низшие слои общества сюда не допускались. Детей знати отрывали в нежном возрасте от их родителей и принуждали проводить в этой школе большую часть года. Все они спали вместе в большой спальне, младших учеников заставляли прислуживать старшим, превращая их попросту в рабов, причем и старшие ученики, и наставники часто избивали новичков, а также подвергали их всевозможным надругательствам, в том числе и насилию. Повторяю это была школа. Не тюрьма, не казарма — школа! И что самое удивительное это заведение основал и содержал на свои средства не кто иной, как король, и он полагал, что здесь отпрыски благородных семейств научатся этикету и разным наукам и сумеют помочь ему в управлении страной. Как я уже говорил, это стало для нас первым, но отнюдь не последним свидетельством слабоумия этого монарха — нам еще многое предстояло увидеть. И хотя вроде бы это нас лично не касалось и от нас не зависело, я порадовался, что мы выбрали верную сторону в междоусобной борьбе и сделались союзниками тех людей, которые собираются лишить короля если не короны (к короне они относятся крайне суеверно, полагая, что дать или отнять ее может лишь Бог), то, по крайней мере, королевских прав и привилегий.

Река, изгибаясь, повела нас на северо-запад. Вскоре мы добрались до небольшого города Марло. Да, очень похоже на твое имя, мой дорогой Ма-Ло, и я отнюдь не выдумываю. Внимательно осмотрев дорожный указатель, Инек внезапно принял решение свернуть в сторону Оксфорда. Он пытался объяснить нам, зачем ему это понадобилось, но мы не разобрали ни его жестов, ни мычания. Так или иначе, дорогу выбирал он, а мы согласились с тем большей готовностью, что тем самым удалялись от реки и продвигались ближе к северо-западу, а ведь нам именно это и требовалось.

Еще день мы шли по горам и через леса, а потом внезапно картина местности изменилась и с крутого холма нам вновь открылся вид на широкую долину реки. Это была все та же Темза, она, по-видимому, уклонялась сперва к юго-западу и, сделав петлю, поворачивала на север, а мы двигались как бы внутри этой дуги. Вдали в лучах золотого вечернего света, расходившихся веером из-под низко нависающих туч, мы увидели город, весь состоявший из башен и шпилей. Он словно висел в воздухе, в струях поднимавшегося от реки тумана, он походил на сказочный сон о потерянном рае. И тут солнце зашло, и башни и шпили сделались черными тенями в глубине серого сумрака.

Ума крепко сжала мою руку изувеченную ладонь, на которую она всегда опиралась в пути.

— Красота и уродство всегда идут рука об руку, — пробормотала она, и я кивнул в ответ. Мы начали спускаться в долину.

Глава двадцать третья

Весь день ушел на спуск с холма, город то и дело появлялся перед нашими глазами, маня, словно призрачное видение, а когда мы вышли на равнину, мы почувствовали, что началась весна. Снег таял, вода потекла узкими журчащими ручейками, запели птицы, вскоре у корней тонких, стройных деревьев с серебристой корой мы обнаружили крошечные цветы в форме колокольчиков. Дорога становилась все грязнее, ноги увязали, слышался неприятный хруст еще сохранившейся тоненькой ледяной корочки. Мимо пробегали олени, небольшие, красновато-коричневые, с белым брюхом и короткими рожками, похожие на обитателей наших горных лесов. Глядя на них, я впервые с того момента, как мы покинули Лондон, вспомнил про князя Харихару с его охотничьим снаряжением и принялся гадать, какая судьба постигла его коллекцию стрел и арбалетов. Я попытался вспомнить, как весь этот багаж сгружали со спин усталых мулов у дома олдермена Доутри, но мне так и не удалось восстановить в памяти эту картину. Должно быть, решил я, арбалеты все-таки удалось доставить к дому олдермена и их куда-нибудь спрятали до поры до времени например, в погреб.

Олени беззаботно играли, пока не почуяли наш запах, а почуяв его, исчезли точно по волшебству, совершенно беззвучно. Сомневаюсь, чтобы князю удалось поразить их стрелой. Мы видели в отдалении также кабанов, они рылись в листьях и желудях, устилавших землю у корней более крупных и мощных деревьев. Кабаны показались мне легкой добычей.