Книга Малюта Скуратов. Вельможный кат - Юрий Щеглов

Малюта стоял неподалеку и все услышанное на ус мотал. Будет что Басманову вечером донести. Захарьиных никто не любил и почти все боялись. Если умирающий царь добьется своего, то Данила Романович и Василий Михайлович власть загребут — никого не пощадят. Кто им противостоять сумеет? Такая смута начнется и такое междоусобие, что держись! События, связанные с воцарением Иоанна, покажутся мелкой дворовой дракой, которой бояре и холопы их по праздникам развлекались.

II

Вечером того же дня Басманов напророчил:

— Ох, нехорошо! Чует мое сердце, что мирно не обойдется. Родичи — самые опасные противники. Дядья государя князья Юрий и Андрей Ивановичи в темницах жизни лишились. Не верю я, что без хитрого умысла они присягнули после смерти царя Василия Третьего Иоанновича. Нет, не верю! Великая княгиня Елена схватила их, а уделы разорила. В Старице всю верхушку бояр и дворян любимчик ее Ивашка Телепнев-Оболенский сразу выбил. Князя Владимира Андреевича с матерью Ефросинией в яму посадил. Разве такое забудешь?

Более десяти лет, как Старицкие на свободе, но чуть власть зашаталась — они зашевелились. Князь Владимир Андреевич с Иоанном под стенами покоренной Казани обнимался, а сейчас с попом Сильвестром и Алексеем Адашевым все время гонцами обменивается.

— Ты, Малюта, поезжай к Старицким, глянь издали, чего там на подворье творится. Говорят, княгиня Ефросиния за подмогой в удел послала, а сама детям боярским деньги раздает и увещевает: мол, пеленочнику служить зазорно. Он и жаловать никого не способен. Все Захарьины с Анастасией в загребущие руки захватят. Ефросиния из рода князей Хованских. Гордые характерами, служили плохо. Покойный государь, когда женил брата Андрея Ивановича, думал, что семью свою укрепит и фамилией славной, и новыми связями! А вышло по-иному.

— Сильвестр лишь с князем Владимиром совет держит. И вне государевых палат встречается, как и прежде встречался. А днем сегодня он Захарьиных-Юрьевых упрекал за властолюбие и пренебрежение интересами отечества. Власть в руках Анастасии, шурьев и пеленочника будет-де нетвердой. Того и жди: татары опять прихлынут, а поляки с Литвой проклятой и ливонцы только и ждут знака. Казань их многому научила, — доложил Басманову будущий главный сыскарь Московии.

— Не дурак ты, Малюта. Дай Бог, чтобы царь оправился. Почему-то я верю в это. И тебе советую: стой неколебимо, куда поставили, не пошатнись. Та смута минет, вот увидишь, а милость царская останется. Русь оттого только прочнее держаться на земле будет. Старицкие против закона идут. Малолетством желают воспользоваться, а ничего хорошего не добьются. Смуту лишь посеют. Жалко, что умники наши от царя отодвинулись! Ну, будет знать впредь, с кем связался, — зло ответил закаленный в боях и дворцовых интригах воин.

Малюта и сам умников не любил и относился к ним с подозрением, особенно когда увидел, кого привечают. Умники гордыню не таят и, по мнению Малюты, к открытому мятежу зовут. Шуйские — те ловчат, мудрят, изворачиваются, а умники о пользе отечества пекутся и за него же, за отечество, прячутся, будто польза отечеству едва ли не от них одних исключительно проистекает и зависит.

Алешку Адашева государь отличал и брата его, воеводу храброго, награждал за подвиги. А родитель их, не постеснявшись, смуту начал сеять, и от его слов разброд утром поднялся неимоверный, когда государь бояр вызвал и просил присягнуть на верность сыну Димитрию. До мечей в комнатах не дошло, но что будет, когда из Кремля уйдут да на площадь выбегут к холопам?

Окольничий Федор Адашев надменнее и прямее остальных выразился:

— Тебе, государю, и сыну твоему, царевичу князю Димитрию, крест целуем, а Захарьиным, Даниле с братьею, нам не служить. Сын твой еще в пеленках, а владеть нами будут Захарьины, Данила с братьею. А мы уж в твое малолетство беды досыта нахлебались. Не помирай, государь пресветлый, не бросай нас, но коли бросишь — не обессудь.

Вот тут-то все и Открылось, все происки наружу, вся интрига обнажилась. Если не князя Димитрия посадить на трон, а царицу Анастасию сговорить в правительницы до совершеннолетия, то чью же сторону взять? Не Шуйских ли? Нет, конечно. Тогда кого? Мужа зрелого, воина смелого и боярина просвещенного — князя Владимира Андреевича, в жилах которого кровь Рюриковичей течет и ни в чем Иоанновой крови не уступает. Вот что подразумевал родитель Алешки Адашева. А вместе с ним, с князем Сгарицким, на вершине власти останутся и они, Адашевы, и поп Сильвестр. Остальных быстро усмирят и волей железной принудят на благо родины работать. Но в чем состоит то благо? Кто это благо определил? Благо в стародавнем законе: от отца к сыну, от отца к сыну. Так думал Малюта, который находился не в самом низу социальной лестницы, кстати, так думали и другие — высоколобые, вроде дьяка Ивана Михайловича Висковатова, и знатные, вроде князей Мстиславского, Воротынского и не очень твердого в своих убеждениях князя Дмитрия Палецкого, породнившегося с Иоанном через дочь Иулиану, жену великого князя Юрия. До чего боярская смута могла дойти — и легко, — показывают действия последнего.

III

Глубокой ночью гонец от князя Палецкого спрыгнул с коня у подворья Старицких. Малюта в лицо его знал. Слуга Старицких, освещая дорогу посланцу, провел в дом.

Ночь мартовская была глубока и черна. Малюта буквально пластался вдоль забора между непролазным кустарником и светлеющей тропинкой, и ему было хорошо видно, кто выходит из подворья. Слышал он и отрывистые речи слуг. Наконец князь Владимир Андреевич появился на крыльце и, прощаясь с гонцом, не страшась чужого уха, торжественно произнес:

— Передай Дмитрию Федоровичу поклон и благодарность. Коли мой дядя великий князь Василий Иванович назначил ему в завещании удел, то править им будет великий князь Юрий и Иулиана законно. Службу его принимаю, а невольная присяга силы не имеет.

Значит, князь Палецкий с заднего крыльца побежал к Старицким с предложением службы. И при живом-то государе?! Что же это, ежели не мятеж?

IV

Здесь требуется сделать небольшое отступление. Оно просто просится на бумагу из-под пера. Можно и стоит ли верить тому, что здесь описано? Иной ответит, что нет, нельзя. Другой читатель скажет, что автор не сумел добиться художественной убедительности. И опять восторжествует пошлая легенда — легенда о великих творцах, якобы сумевших вопреки исторической истине создать образы, без которых теперь нельзя представить отечественную литературу, кинематограф и живопись. Сергея Эйзенштейна с давних пор принято считать гениальным режиссером. В дилогии «Иван Грозный» с помощью — именно с помощью! — актера Павла Кадочникова и актрисы Серафимы Бирман он грубо и примитивно слепил отвратительные характеры Старицких — матери и сына. По сути, режиссер оклеветал исторические персонажи, превратив ничем не запятнавших себя людей в монстров и изменников. Князь Владимир Андреевич в изображении Кадочникова выглядит в полном смысле слова идиотом, охотящимся за мухами. Ефросиния — уродливая злодейка, стремящаяся к власти, коварная и мстительная, губительница российской государственности, готовая на любое преступление ради достижения цели. Между тем Николай Михайлович Карамзин завещал нам защищать мертвых. Нужно быть не адвокатом дьявола, а адвокатом тех, чьи уста сомкнуты навечно.