Книга Игра королей - Дороти Даннет

Он ответил не сразу.

— Я хочу, чтобы вы поняли: я ни для чего не ищу оправданий. Я совсем не теолог, а всего лишь риторик-любитель, с жалкими обрывками гуманистических знаний, какие оставили во мне европейские университеты.

— Ну и что же вы как апологет человеческой природы можете сказать в защиту тайного убийства?

— Вы, вероятно, имеете в виду сегодняшнее дело. Но оно было совершенно явным. И к тому же не увенчалось успехом. Его нетрудно классифицировать. Оно не вдохновлено высшей целью — но его совершили не походя. Это преднамеренный акт, вроде вторжения Сомерсета, очень хитро задуманный и блестяще осуществленный. Мотивы? Жадность, ненависть, зависть — кто знает? Кем? Горным отшельником, сказочным шейхом, который вместо того, чтобы жевать свою коноплю, свил из нее тетиву на лук. Может быть, это был старый святой шейх, чью доктрину отрицает Калтер. Или старый сладострастный шейх, у которого Калтер увел любовницу… Только Калтер — да благословит блаженный Иероним его святую наивность — чист, как девушка, и его не в чем упрекнуть.

— Для гуманиста, — заметила она, — вы чересчур клеймите добродетель. Но самое главное, не следует путать бесстрастие и самообладание.

— Вас восхищает самообладание? — спросил он, и она воспользовалась случаем.

— Меня восхищает искренность.

Он тут же возразил.

— О, нет ничего лучше — только всему свое место. «Правду, только правду, и ничего, кроме правды» — интересно, скольких эта классическая благоглупость подвигла на то, чтобы столкнуть ближнего своего в реку, или заколоть его кинжалом, или задушить подушкой в темном углу? Ведь истина — та же ложь, но с отточенным острием, да к тому же и сказанная невовремя. Вымолвишь слово — и нет возврата. Если я вам скажу, что убил свою сестру, это вызовет у вас естественные чувства: ненависть и отвращение, но если вы впоследствии узнаете, что я этого не делал, то в вас непременно проснется интерес и сочувствие ко мне, и эмоции эти будут вдвое сильнее первоначальных. Но если вам докажут, что я все-таки убил ее…

— Я, вероятно, буду считать вас чудовищем, но стану уважать ваше мужество, — откровенно сказала она. — И потом, истина такого рода не принесет лично мне никакого вреда. Она повредит вам — но и поделом.

Кристиан с удивлением услышала, что он рассмеялся.

— О Боже мой! Из милосердия отложила меч и взялась за дубинку. Pax![40]Оставьте мне хоть немного гордости. Не прикидывайтесь, что будете млеть от восторга, если я убью кого-нибудь и протанцую вольту 29) с вдовицей. Я все же не меняю своего мнения. Девяносто девять женщин из ста на самом деле не хотели бы подобной честности, но если даже вы — сотая, то я вас не подвергну такому испытанию. Нет уж. Sivis pingere, pinge sonum[41], как грубо заметила Эхо 30). Если хотите до конца понять меня, то нарисуйте мой голос. Ведь это единственное, что сейчас существует.

— Конечно, — безмятежно сказала Кристиан. — И мой удел — рисовать дыханием слова, ведь вы не забыли. Я могу построить вам дворец из наречий и уединенный дом из личных местоимений… И могу рассказать о Крауче. — Впервые девушка почувствовала, что он растерялся. Она продолжала столь же безмятежно: — О Джонатане Крауче. О котором вы спрашивали. Джордж Дуглас продал его сэру Эндрю Хантеру, который хотел обменять его на своего кузена. А потом Крауч исчез с одним человеком; Хантер не знает с кем, но он очень зол в связи с этой историей и грозится убить того, кто это сделал.

— Понимаю… Постойте, — сказал он, — откуда вы все это знаете?

— Один человек, — сказала Кристиан, вставая, — слышал, как Хантер называл Джорджу Дугласу два английских имени в надежде, что они выведут на того, кто освободил его пленника. Я думала, вам это будет интересно… А теперь я должна идти. Да, — она снова села, — вы ведь должны предсказать мне судьбу.

К ее ликованию, он был застигнут врасплох.

— Ну, этим ведает Джонни, хотя иногда я ему советую, что предсказывать. Вы действительно хотите этого?

Она рассмеялась:

— Да нет. Пожалуй, с большим удовольствием я предсказала бы судьбу вам.

— Еще бы. Если бы вам это удалось, господин Рабле поместил бы вас в свой очередной альманах, — сказал он сухо. — Но если вас гложет тревога, я скажу вам что-нибудь, дабы удовлетворить любопытство нашего подозрительного Тома. Вашу ладошку, леди. Виноват, чуть поближе. Единственная свеча здесь еле горит. Ну-ка. — Он твердо взял ее запястье и распрямил пальцы. — Хорошая, сильная рука. Линия жизни… Ничего себе! Похоже, вы умерли семи лет.

— Искусство бальзамирования в наши дни достигло исключительных высот, — серьезно проговорила она.

— Но вот что я вам скажу. Вы многого добьетесь в жизни и встретите мужчину, которого полюбите. Желания вашего сердца в конце концов сбудутся, если вы доверяете выучке нашего Джонни. Но кто мы такие в конечном итоге? Шарлатаны, предсказатели, составители гороскопов…

Она не знала, что сказать.

— Кажется, такое предсказывают всем.

— Если вы в следующий раз принесете свою свечу, то, может быть, у меня получится лучше. Как скоро вы покидаете Стерлинг?

— Во вторник, если лорд Калтер сможет ехать. Все Кроуфорды и Агнес возвращаются в Мидкалтер. Я поеду с ними, а оттуда в Богхолл, где пробуду до Рождества. — Она замялась. — Я чем-нибудь могу помочь вам? Стоит нам встретиться, как мы начинаем болтать чепуху, и я чувствую…

— Как пересыпается песок? Но ведь он пересыпается лишь с одного конца дурацкого сосуда в другой. А потом приходит кто-то, ставит нас с ног на голову — и песок сыплется снова. Тот же песок, те же секунды — и песчинки кричат друг другу: «Привет! Это опять ты? Помнишь, мы встречались в Стерлинге, в палатке предсказателя судьбы?»

— Я не уверена, — осторожно заметила Кристиан, — но полагаю, что это дешевая теология.

— Согласен, апология неважная, — сказал он, — и не на такой ноте нам надо бы расстаться. Ну ладно. Забудем о песке.

Зависть злую,

Грусть лихую

С корнем рву я

Из сердца прочь:

Любовь святую,

Страсть живую

Принесу я

В эту ночь…

— Нет, черт возьми, — добавил он, снова недовольный. — Эта нота слишком чувственная.

— Прощайте, — сказала она и потянулась рукой к занавеске.

— Прощайте, — ответил он, оторвавшись от ямбов. — Джонни проводит вас. — Он сжал ее руку. — Может быть, мы увидимся нескоро, но я, возможно, вам напишу.

— Напишете?!

— Да. Разумеется, я. Хотел сказать — я не забыл. В свое время увидите. А пока прощайте!

Рука Булло твердо взяла ее за локоть, и Кристиан вышла во внешнюю половину. Девушка еще слышала, как он с чувством декламирует — себе ли, ей, — трудно было понять.