Книга Святополк Окаянный. Проклятый князь - Василий Седугин

Уж мы вьем, вьем бороду у Велеса на поле.

Завиваем бороду у Велеса да на широком.

На ниве великой, да на горе высокой,

На земле чернопахотной…

Вейся, вейся, борода!

Бородушка, вейся, сусек, наполняйся!

Святополк изрядно выпил, прохаживался между пирующих, был со всеми весел и приветлив. Присел между Бобокой и его женой. Бобока, вытянув длинную верхнюю губу, отчего лицо его приобрело упрямый вид, говорил, угодливо обращаясь к великому князю:

– Ярослав в Новгороде взял вожжи в руки… Тоже мне… Землица там так себе… То ли у нас!..

– Правильно, батюшка, правильно, – поддакивала ему его полнотелая жена. – У нас земли немерено, леса необъятные, пашни и луга обширные. А уж урожаи какие! Не чета северным скудным землям. Так что пусть Ярослав на своих болотах посиживает, да нас не трогает. Чего делить? Каждый князь сиди в своем уделе, как селянин на участке. Взять селянина. Не мешай ему, и урожай у него будет знатный, и скот жир нагуляет!

– Ярослав не Владимир… Как небо от земли, – твердил Бобока.

– Это часто так бывает, я наблюдала в своем селении, – тотчас подхватила мысль Бобоки жена. – Отец, бывает, видный мужчина, которого все уважают, а дети так себе, мелкота рождается, смотреть не на что. Один такой пытался свататься ко мне, так я его погнала метлой грязной со двора. Тоже мне жених нашелся, прощелыга и свистун!

– Верно рассуждаешь, боярин, – несильно хлопнул Святополк Бобоку по спине. – Не страшен нам Ярослав, пусть хоть со всей ратью приходит, все равно одолеем!

Недалеко сидел Шельма, глаза струили ласку и приторную слащавость. Святополк присел к нему.

– Доволен ли угощением, боярин? – спросил его он.

– Никогда и нигде подобного не вкушал, – ответил тот как можно более проникновенным голосом. – Во всем чувствуется твоя заботливая рука, великий князь!

– Ничего, это только начало моего княжения. Пройдут годы, и не узнают страну! Дороги проложу, мосты наведу, ремесла и торговля будут процветать.

– Гляжу я на тебя, великий князь, и удивляюсь каждому твоему слову. С такими силами и дарованиями не только жизнь можно перестроить, но и горы свернуть! Мне кажется, ты все можешь сделать, что задумаешь. Я порой сравниваю тебя, великий князь, с каким-то нашим славянским богом. Я даже дома распорядился поставить истукана, на тебя похожего, и мы всей семьей прямо молимся на него. А чтобы никто не сомневался, что он является твоим отображением, на нем я приказал руническими знаками вывести твое имя, великий князь!

– Старайся, старайся, слуга мой верный! Я усердную службу ценю и вознаграждаю!

В это время во весь свой огромный рост поднялся брюхан Венд, гаркнул:

– Выпьем, друзья, за здоровье нашего благодетеля – великого князя! У всех уже нолито!

Почему он произносил вместо «налито» слово «нолито», никто не знал, но всем нравилось, поэтому ответили дружным ревом.

В разгар веселья к Святополку приблизился в пыльной одежде гридь, прошептал на ухо:

– Великий князь, новость срочную принес я с северных окраин.

– Говори.

– Князь новгородский Ярослав с ратью двинулся на Киев.

– Велика ли рать?

– Велика, князь. И варяги с ним.

Святополк встал, поднял руку. Шум постепенно стих.

– Верноподданные мои и соратники! – несколько напыщенно произнес он. – Князь новгородский Ярослав дерзнул нарушить наш покой и пошел войной. Дорого он мне заплатит за свою попытку оспорить великокняжеский престол. Только я один имею право быть правителем Руси! Пируйте, мои верноподданные и соратники, а завтра озоботьтесь сбором воинов, чтобы изгнать моего братца в его северные пределы!

Пир продолжался, но многие стали потихоньку вставать и расходиться, лица у них были сосредоточенные и озабоченные.

Святополк вызвал к себе Путшу, передал короб с драгоценностями, приказал:

– Скачи к печенегам, веди орду. Обещай хорошую добычу и полную свободу в грабеже, степняки это любят. Что угодно обещай, но без конницы кочевников не возвращайся!

Путша сохранил невозмутимое лицо, но внутри его все сжалось: Святополк звал печенежских разбойников грабить и разорять селения русов, уводить русских людей в полон. Как не был черств и жесток великокняжеский сподвижник, ему стало не по себе от приказа своего господина. Но он и держался при нем только тем, что выполнял любое его указание. И он отправился в печенежские степи.

В сентябре 1016 года киевское войско, поддержанное конницей печенегов, двинулось на север. Святополк ехал в окружении сотских и воевод, говорил наставительно:

– У Ярослава нет конницы, потому что новгородцы всегда воевали в пешем строю, а варяги нападают на другие страны на морских судах, поэтому им тоже не до лошадей. Наша сила – в печенежской коннице. Только надо разумно ею распорядиться. Прежде всего следует дать ей простор, возможность нападать на противника с разных сторон. На врагов своих печенеги наводят ужас засадами, ложными отступлениями, заманиванием в ловушки. Все это мы должны использовать в полной мере, и тогда нам останется только добить Ярославово воинство.

Встреча войск произошла на Днепре возле города Любеча. Киевляне встали на правом, а новгородцы на левом берегу. Святополк выбрал, по его мнению, чрезвычайно выгодную позицию: он встал меж двух озер, они защищали его от противника и не позволяли ударить по бокам; сзади расположилась печенежская конница. Таким образом, Ярослав мог наступать на него только спереди, но тут широко простирал свои воды Днепр, при его преодолении врагу можно было нанести большой урон.

Противники закрепились на своих позициях, началось обычное в то время прощупывание друг друга: засылались разведчики, выдвигались и передвигались полки, совершались отдельные вылазки и нападения, кое-где сходились воинские отряды и, не решаясь вступить в открытый бой, начинали кричать друг другу обидные слова:

– Эй, вы, новгородцы-гушееды! Долбежники! Расскажите, как сига в воду столкнули!.. Плотники! Заставим вас хоромы наши рубить!

Долбежниками новгородцев называли по их дубинкам, с которыми они ходили в бой. А гушеедами прозвали за кушанье, приготовленное из обожженного ячменя, сваренного в простой воде.

– Хохлы! – отвечали новгородцы. – Упрямцы, як быки!

Киевляне следовали старинному обычаю племени полян выбривать себе голову и оставлять на макушке клок волос, отчего и прозвали их «хохлами». Что касается до упрямства, то всем было известно, что если киевлянин упрется, то и белое будет называть черным и будет все силы класть, чтобы было по его.

Бранные и обидные слова действия не возымели, и войска простояли друг против друга три месяца, пока реки и озера не покрылись тонким льдом. Тогда возмутились варяги. В военных набегах они привыкли действовать быстро: стремительно нападали, наспех грабили и тут же убирались восвояси, потому что в случае промедления их могли настигнуть войска королей и императоров и уничтожить. А тут пришлось стоять целую вечность, они извелись от безделья. Эймунд ходил по лагерю и, извергая норманнские ругательства, говорил в бессильной ярости: