Книга Быть зверем - Юрий Стукалин

Я приоткрыл дверь, Длинный просунул в образовавшуюся щель голову и приказным тоном велел бойцу зайти внутрь, якобы для того, чтобы помочь вытащить нас. Тот повиновался и через две минуты оказался в «обезьяннике» вместе со всеми. Как ни странно, пистолета при нем не оказалось. Видимо, он был простым водителем. Теперь можно было расслабиться и обдумать сложившуюся ситуацию. А оно получалось незавидным. Мало того, что за нами гоняются боевики, теперь нам еще припишут нападение на полицейский участок. И если существовала надежда отделаться от бандитов, покинув пределы Чиапаса, то с полицейскими все обстояло гораздо сложнее. Теперь вся мексиканская полиция будет охотиться за нами по всей стране.

Долго оставаться в участке было нельзя, и мы начали готовиться к бегству. Для начала обыскали сидевших в «обезьяннике» людей, изъяв из карманов ключи от наручников и пару перочинных ножей, чтобы они не смогли сами выбраться после того, как мы уйдем. Их личные вещи, кроме мобильных телефонов, мы брать не стали, а телефоны сразу же разбили о стену. Воспользоваться ими сами мы не могли, поскольку эти звонки могли быть отслежены. Только у Карлоса я забрал переданные ему мной деньги. Ник сорвал со стены запаянную в пластик карту Чиапаса, свернул ее и сунул в рюкзак. Туда же последовали три пистолета. Вещей мы набрали довольно много – несколько банок с консервами, три бутылки кока-колы, пару зажигалок, сигареты, два одеяла, пару перочинных ножиков и моток тонкой, но весьма прочной веревки.

– Как мы все это унесем? – спросил Ник. Его снова начинало трясти.

– Увезем, – ответил я, взял в руку стоявшую на столе тяжелую бронзовую статуэтку и разбил ею рацию, после чего швырнул об пол телефонный аппарат. – Вот теперь, кажется, мы оставили их без связи.

Мы полностью набили рюкзак, а одеяла взяли в руки, после чего вышли на улицу. Пока Ник привязывал одеяла к сиденью большого, мощного полицейского мотоцикла, бак которого оказался полон, я вырвал из полицейской машины рацию, проколол шины у нее и бандитского джипа, открыл у них капоты и разворотил там все, что мог. Дорога действительно оказалась пустынной – за все время после приезда Длинного по ней не проехало ни одной машины.

– Все, теперь можно ехать, – наконец подвел итог я. – Пойдем с нашим другом попрощаемся.

Я вошел в «обезьянник» и присел рядом с прикованным к решетке Длинным. В левой руке я держал пистолет и настроен был весьма решительно:

– Помнишь, когда мы встречались последний раз, я предупреждал, что убью тебя, если увижу еще раз?

Он сжался, испуганно глядя на меня. Никогда еще я не испытывал такой ненависти. Он был причиной всех бед, выпавших на нашу долю, а теперь, после событий в полицейском участке, проблема стала практически неразрешимой. Я готов был разорвать его на части.

– Не убивай меня, пожалуйста, – взмолился он. Из его глаз хлынули слезы, и дрожащим голосом он произнес: – Больше я никогда не попадусь вам на глаза.

Я смотрел на эту тварь, и меня охватывало непреодолимое желание нажать на спусковой крючок. Ник подошел сзади.

– Надо уходить, – тихо произнес он по-русски. – Не убивай его. Вспомни, что ты говорил мне в сельве.

– Хорошо, – кивнул я через некоторое время, справившись с нахлынувшими эмоциями. – Но бегать он за нами больше не будет.

Я ударил его рукоятью пистолета без замаха, но вложил в удар всю свою злость. Было слышно, как хрустнула коленная чашечка Длинного. Он истерично завизжал. Тогда я сделал ему анестезию, врезав правым кулаком в челюсть. Голова Длинного откинулась, он потерял сознание и затих.

– Все, теперь уходим, – сказал я.

Мы взяли два шлема и ключи от мотоцикла и вышли на улицу.

Водрузив себе на голову шлем, Ник сел за руль, а я надел рюкзак и примостился за его спиной. Спустя минуту мы уже мчались по пустынной дороге, намереваясь уехать как можно дальше от полицейского поста, найти какую-нибудь проселочную дорогу и скрыться в джунглях. Что делать дальше, мы не знали.

Глава четырнадцатая

8 января 1904 года

«К полудню сегодняшнего дня дорога вывела меня к подножию очень высокого холма. Крутой подъем оказался необычайно тяжел, и, очутившись на вершине, я нашел себя вконец обессиленным, а потому был вынужден устроить привал на несколько часов. Дорога, хорошо сохранившаяся на всем протяжении моего пути, на вершине холма оказалась совершенно разбитой, будто кто-то злонамеренно выкорчевал из нее тяжелые камни. Странный индеец, посетивший мой скромный бивуак три дня назад, более не появлялся, но ягуар упрямо не оставляет меня в покое. Вчерашним вечером он вновь осмелился появиться у моего лагеря, но только я схватил в руки ружье, как он мгновенно растворился во мгле. Этот неугомонный зверь пугает меня своей настойчивостью, постоянно держа в напряженном ожидании беды. Может быть, бежавшие от меня индейцы-носильщики были правы и он являет собой демоническое олицетворение преисподней, а не местной фауны. Слова странного индейца также не дают мне покоя».

Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас

Ах-Той бежал по сакбе впереди всех, сжимая в могучей руке тяжелое копье. Кин, Чимай и Чан-Пель следовали метрах в пятидесяти позади него, сопровождаемые отрядом из пятнадцати воинов. Это были все, кого молодой батаб смог собрать для погони, оставив два десятка бойцов охранять жителей сожженной деревни и помогать им отстраиваться заново. Жажда мести овладевала всеми его подданными, но он взял с собой лишь тех, кто был способен выдержать столь тяжелое путешествие. Если бы у него было хоть немного времени, он мог бы послать вестников в соседние селения и получить подкрепление, но времени не было.

Они выступили еще до рассвета, сразу после того, как был совершен обряд жертвоприношения, во время которого жрец вырвал сердце из груди ненавистного белокожего врага. Если чонталям удастся добраться до Лакамтуна, Кин сам встанет рядом с ними, чтобы рассказать правителю о жестокости чужеземцев и убедить его присоединиться к союзу, предлагаемому Пачималахишом. Он засвидетельствует перед ним, что слова чонталей правдивы, и теперь новый, страшный враг подходит к границам майяских государств, и настало время забыть прежние распри и объединить усилия в борьбе с ним. Он сам испытал на себе мощь оружия чужеземцев и вправе говорить об этом. Всего несколько десятков белокожих, восседавших на необычайных зверях, смогли сокрушить его войско, смять его и разогнать, будто не воины вышли против них, а дряхлые старухи, вооруженные мотыгами. Кин был испуган, но боялся он не за себя, а за народ свой, сознавая, какая беда ожидает его, если враг не получит достойного отпора. Он понимал, что даже в случае объединения чонталей с лакамтунцами и присоединения к ним других государств война будет долгой и жестокой и многие погибнут в сражениях. Потоки крови зальют сельву.

Когда спустя много часов они приблизились к высокому холму, вверх по которому уходила сакбе, Ах-Той резко остановился и жестом показал, что наткнулся на что-то. Индейцы, готовые в любой момент ввязаться в схватку, застыли в ожидании, пока разведчик осматривал окрестности, но вскоре он махнул рукой, давая знать, что все в порядке и можно без опаски приблизиться. У подножия холма, там, где дорога начинала резко подниматься к его вершине, валялись трупы трех чужеземцев, пробитые стрелами. Когда Кин и Чимай подошли ближе, Ах-Той, осматривавший одно из тел, поднялся и произнес: