Книга Записки старого козла - Чарльз Буковски

– а ты знаешь, кто эти девки, ты, умник?

– конечно – мои друзья.

– да это шлюхи! они работают в трех борделях напротив! поэтому они – ШЛЮХИ!

ну что я мог ответить на это? мы просто стояли и смотрели друг на друга, долгая это была пауза, наконец Пинелли удалился.

остаток ночи прошел как обычно, я на всякий случай отобрал у Элси пистолет.

– я чуть было не продырявила этому мудаку пупок, – сказала она. – это его мать была шлюхой!

дальше я плохо помню, но заправка очень быстро опустела, я сел и как следует приложился к стакану виски с лимонадом, затем поднялся и заглянул в кассу – вся наличность была на месте.

около пяти утра пришел босс.

– Буковски!

– да, мистер Сандерсон?

– я в твоих услугах больше не нуждаюсь, (знакомые слова.)

а что не так?

– ребята говорят, ты устроил тут настоящий бордель, натащил шлюх, они ходят по заправке, трясут сиськами, крутят жопами, а ты лапаешь их и развлекаешься ночами напролет, и сегодня то же самое было – пососушки, полизушки и поебушки, – признавайся?

– ну, не совсем так, как вы расписали.

– знаешь, я решил сам поработать за тебя, пока не найду надежного человека, а ты иди и поищи себе развлечений где-нибудь в другом месте.

– ладно, вы здесь босс, мистер Сандерсон.

наверное, дня через два, засидевшись в баре, я решил прогуляться до своего бывшего места работы, возле заправки стояла пара-тройка полицейских машин, в толпе я разглядел Марти, таксиста, с которым я неплохо ладил, и подошел к нему.

– что случилось, Марти?

– Сандерсона пырнули ножом, и из его пушки подстрелили одного водилу.

– черт, прямо как в кино! а подстрелили Пинелли?

– да откуда ты знаешь?

– в пузо?

– точно! как ты догадался?

я не ответил, был слишком пьян.

я брел по ночному городу, светила новоорлеанская луна, я повернул к своему дому, и вдруг из меня полились слезы, обильный поток слез в лунном свете, потом слезы остановились, и я почувствовал, как они высыхают у меня на лице, стягивая кожу, оказавшись в своей комнате, я не стал включать свет, скинул ботинки, снял носки и залег в кровать без Элси – моей прекрасной чернокожей шлюхи, наконец я уснул и спал в ночи, переполненной вселенской печалью, а когда проснулся, то задался вопросом: какой город следующий, какая работа? да какая, в общем-то, разница! я поднялся, надел носки, влез в башмаки и отправился за вином, улицы не радовали, они редко балуют взгляд, улицы – структура, контролируемая крысами и людьми, и мы должны жить в ней и умирать в ней. но как любил говаривать один мой приятель: «жизнь – это не контракт, в котором все расписано, что и кто кому должен».

я вошел в винную лавку, этот сучара за прилавком слегка подался вперед, в ожидании заполучить свои грязные деньжонки.

каракули, оставленные на картонках от рубашек во время двухдневного запоя:

* * *

Когда Любовь обретает командный голос, шепот Ненависти может доставлять удовольствие.

* * *

без риска нет победы

* * *

Прекрасных мыслей и прекрасных женщин надолго не хватает

* * *

тигра легко посадить в клетку, но трудно сломать. Человека наоборот.

* * *

если хотите узнать, а где же Бог, спросите у пьяницы.

* * *

не бывает ангелов в окопах под огнем

* * *

нет боли – нет сочувствия, каждое удовольствие – сделка с дьяволом.

* * *

разница между Искусством и Жизнью в том, что Искусство более сносно

* * *

я предпочитаю послушать про жизнь американского бродяги, чем про смерть греческого Бога.

* * *

нет ничего скучнее правды

* * *

Исключительно уравновешенная личность абсолютно ненормальна

* * *

Почти все рождаются гениями, а хоронят сплошь идиотов

* * *

смелый человек лишен воображения, трусость же чаще всего порождается отсутствием приличного питания.

* * *

сношаться – все равно что отвесить смерти пенделя, когда поешь

* * *

когда народ начнет сам править государством, государство отомрет, до тех пор мы все в дураках

* * *

интеллектуал – тот, кто говорит о простых вещах сложно; художник – тот, кто говорит о сложных вещах просто

* * *

каждый раз на похоронах такое ощущение, будто объелся пророщенной пшеницы

* * *

текущие краны, лысая резина, выпердыши страсти – все это печальнее смерти.

* * *

если хотите узнать, кто ваш истинный друг, загремите в тюрягу

* * *

больница – это то место, где вас пытаются убить без всяких на то причин. Равнодушие и расчетливая жестокость американских больниц есть результат деятельности не тех врачей, которые измотаны нескончаемым потоком пациентов и просто привыкли к страданиям и смерти, а тех, которые много получают за то, что ничего не делают, и которых боготворят невежды, как шаманов, тогда как в большинстве своем они не могут отличить волосы со своей собственной задницы от корешков сельдерея.

* * *

Прежде чем разоблачить зло, пресса меряет собственный пульс.

* * *

картонки кончились.

так, вот ваша рождественская сказка, детишки, – садитесь в круг.

– ага, кажется, до меня дошло, – сказал мой друг Лу.

– точно?

– точно.

я налил нам еще винца. – итак, мы работаем вместе, – продолжил Лу.

– железно.

– ты классный рассказчик, ты плетешь интересные истории, и не важно, правда это или нет.

– это правда.

– пусть правда, но в данном случае это не важно, а теперь слушай, что мы сделаем, есть классный бар неподалеку отсюда, ну, ты знаешь его – «Молино». мы скинемся на одну порцию виски, и ты пойдешь туда, возьмешь выпивку и сядешь нянчить ее, а сам будешь высматривать, кто имеет на кармане хорошие бабки, туда ходят толстосумы, вот, приметишь какого-нибудь хмыря, под любым предлогом подсядешь к нему и включишь свою дурочку, ему понравится, я уверен, когда ты под мухой, у тебя даже словарный запас разбухает, однажды ночью ты был в сиську пьяный и заявил мне, что работал хирургом, я засомневался, и тогда ты детальнейшим образом расписал, как делать операцию на брыжейке толстой кишки, в общем, слушай дальше, он начнет покупать тебе выпивку, вы поднажретесь как следует, а когда бар закроется, ты поведешь его через проулок на Альварадо. скажешь, что подгонишь ему злоебучую мокрощелку. ну, можешь плести что угодно, только заведи его в тот проулок, там я буду вас ждать.