Книга А Роза упала... Дом, в котором живет месть - Наташа Апрелева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая еще помощь? — скривилась она, дополнительно недовольная нелюбимым обращением «тетя». Но что с мальчика возьмешь, он всю жизнь ее называл именно так. «Тетя Роза», фи.
— Пойдемте.
Павел абсолютно нехарактерным для себя решительным жестом взял Розалию Антоновну за холодную руку и повел по направлению к Флигелю. Он молчал. Через несколько шагов она, не выносящая прикосновений, выдернула свою ладонь из его крепко сжатого кулака. Пальцы неприятно слиплись. В странном и необычном месте — ушах, горле и коленях — заколотилось сердце, просто загрохотало. Розалия Антоновна с усилием поднесла руку к лицу.
— Что это, — без вопросительной интонации громко произнесла она, перекрикивая грохот, разглядывая ржаво-красные пятна.
Откуда-то она уже все знала.
Видела влажные комья земли, густо оплетенные прозрачными корнями растений, мерно пластующиеся при встрече с лопатой.
Слышала дыхание человека рядом, громкое и неровное.
Чувствовала сладкий и страшный запах — измены, предательства, крови, смерти.
You are viewing RumpelstilZchen's journal
2-Июль-2009 10:12 am
«Не перечьте мне, я сам по себе, а вы для меня только четверть дыма» (с)
МЕТКИ: СЕЙЧАС
Дверь в свою комнату закрываю плотно и непременно на замок. Чтобы притиснуть задвижку, приходится прилагать изрядные усилия, вот так коленом и еще немного ее направлять в нужную сторону обеими руками; в чем тут дело, в отсыревшем дереве? Странно, погода стоит жаркая и даже очень жаркая.
Эти старые дома!.. Даже рядовые двери в них имеют собственные секреты.
В коридоре слышны голоса, резкие интонации Марго невозможно не опознать, ей отвечает странный человек Юраня, ему так же не подходит этот вариант имени, как и роль идиота, что он с упоением играет.
Ах, как сказал один умный сын моей коллеги, надевши раз маску, рискуешь никогда уже ее не снять, правда, там речь шла о новогоднем карнавале, размере лисьей пластиковой мордочки и величине лица.
«Я не думала, что это затянется так надолго, поминки…» — Марго будто бы даже оправдывается. Удивительно. Остановились у книжных полок, очевидно.
«Ничего страшного, главное, чтобы ты себя чувствовала хорошо». — Юраня успокоителен.
«Нет, ты согласись, что этот его галстук…»
«Да что такого особенного в желтом галстуке?..»
«Желтый галстук! На похороны! На поминальный обед! Это была запланированная акция, и он знал, что все воспримут это именно так… Как подчеркнутое пренебрежение».
«Ты преувеличиваешь».
«Я преуменьшаю. Желтый галстук! С собачками! Как у него шея не отсохла!.. Мне невозможно думать, что предстоит вести с ним вообще какие-то переговоры. Понимаешь?»
Я открываю и закрываю рот, артикулирую без звука, повторяя зачем-то реплики и Марго, и ее собеседника.
«Надо просто пообщаться с человеком в нормальной обстановке. Он мог просто совершить ошибку. Скорее всего, все не так уж плохо…»
Милый разговор, «все-не-так-уж-пло-хо», молча скандирую я, кручу в руках Эту Вещь — она давно перекочевала в мою комнату, но взять ее решаюсь только сегодня.
«Зачем нам общаться? Не хочу ни с кем общаться! Мне нужен ты, и все».
«Ритуля, доверься мне».
«Я не смогу».
«Ерунда. Я смогу».
Раскрашенный резиновый Микки-Маус, когда-то неразлучный спутник младшей сестрицы Розки, был привезен любимице матерью из поездки в Англию — педагог от Бога, Розалия обменивалась опытом с лондонскими преподавателями, право, никакого счастья ей этот новый опыт не принес.
Розка не выпускала игрушку из жадных потных лапок, даже сестры рассматривали это чудо с известного расстояния, что уж говорить обо мне. Небрежно отштампованная дрянь снилась мне чуть ли не каждую ночь, при всяком удобном случае (окружение тезок, дебют того или иного блюда, бой курантов в новогоднюю ночь) мною загадывалось одно и то же желание: заполучить игрушку в свое пользование, пусть ненадолго. В конце концов, глупая мышь сделалась символом — не скажу счастья, но чего-то очень близкого к нему.
Глажу пальцем бело-красные гладкие щеки, раскрытый в улыбке идиота рот, черные круглые уши, сытое брюшко, длинный хвост. Наряд американского старика Микки классический, и состоит из желтого комбинезона с накладными карманами и бестолковой красной безрукавки. Левая лапка поднята. Правая заложена за спину. Смешно, и на моем лице держится улыбка, когда я вместе с резиновой мышью подхожу к прикроватной тумбочке и беру в руки новое лезвие, какое-то импортное, сейчас таких и не отыщешь, пришлось прошерстить несколько магазинов с хозяйственными мелочами. Вообще-то я ненавижу хозяйственные магазины, в них чувствуешь себя такой ущербной, любуясь толпами домохозяек, нагружающих свои пластиковые корзины губками для мытья посуды, тюбиками зубной пасты семейного размера и рулонами туалетной бумаги: «Девушка, а у вас нет упаковок по восемь штук?»
«Так ты считаешь, что собачий галстук — простая небрежность?»
«Почти уверен».
Да сколько можно!
Провожу лезвием по обеим рукам вдоль, сначала по правой, потом — по левой.
Глубоко нажимая, по животу и груди.
Крест-накрест.
С веселого и глупого лица срезаю черный длинный нос, потом одно ухо. На втором ухе лезвие уже затуплено, и я меняю его на новое. Ничего страшного, в упаковке десять штук.
«Ну все, милый, обратного-то хода нет», — приговаривает о своем в коридоре Марго. Удаляющиеся шаги.
Разумеется, нет.
добавить комментарий:
Umbra 2009-07-02 10.40 am
Бедный Микки-Маус. Изрублен в фарш?
SaddaM 2009-07-01 11.03 am
А где же яйца Клаус? Так все хорошо начиналось… А тут какие-то сифилитичные микки. И маусы.
Пека Копейкин не считал свои отношения с дочерью Луизой противоестественными. Что может быть противоестественного в отношениях двух взрослых людей, думал он. Это же не отношения с собаками и разными другими животными, иногда птицами, по выбору. Это же не отношения с малолетними мальчиками, включающие в себя использование работающей дрели с победитовым сверлом. И даже не отношения с малолетними девочками в белых носочках, трепетно воспетыми запрещенным писателем. Говорится же «прах к праху», а в моем случае это просто звучит, как «кровь к крови», думал Пека. Узы крови — самые сильные узы, притяжение крови — самое сильное притяжение. У кого еще Пека мог бы обнаружить собственной формы стопу, три пальца которой — большой, второй и следующий за вторым — были одинаковой длины, наследственную склонность к аллергии на цитрусовые или собственное островерхое и треугольное ухо?