Книга Колеса фортуны - Александр Егоров

Хранилище было обнесено забором, сваренным из толстенных железных прутьев. В нескольких местах забор был обрушен, но ворота, как бы в насмешку, были заперты, и на них висел ржавый плакат «Въезд запрещен». Машины остановились, нас вывели из автобуса.

Мои предположения оправдались. Из первой машины вылез громадный, жирный бандит, который держался здесь по-хозяйски. Он обнял Арслана за плечи, что-то сказал, потом расхохотался. Тогда Арслан оглянулся на нас, и мне показалось, что он раздосадован. Бойцы жирного тем временем лениво переговаривались с арслановскими. «Местные одеты похуже наших, — приметил я. — Зато цепухи потолще». И верно: на их мясистых шеях висели золотые шнуры толщиной с палец. А уж на пальцах, как и положено, красовались гайки одна другой тяжелее.

Но рассматривал я их недолго. Кто-то дернул меня за плечо. Надо было идти.

Пробравшись один за другим сквозь пролом, мы побрели куда-то по рельсам узкоколейки. Больше всего я хотел бы закрыть глаза и открыть их уже в следующей жизни.

Макс подвернул ногу на скользкой шпале и громко выругался, кто-то из местных оглянулся и сказал ему:

— Не падай, да? Нога атламаешь, в свой рука панэсёшь.

Макс ничего не отвечал и шел дальше, прихрамывая.

Наконец нас привели к какому-то полуразрушенному зданию — это был длинный барак, сложенный из красного кирпича, с выбитыми окнами, — пакгауз, решил я (дурацкая память подсказывала всякие ненужные слова на ту же тему: газгольдер… деррик… гранатверфер…)

«Эх, гранатомет бы сюда», — подумал я.

— Встали здесь, — сказал Арслан. Жирный бандит, отдуваясь, отошел в тень. Принялся глотать минералку.

Мы выстроились возле кирпичной стены — все четверо в ряд, снова вместе. Земля под ногами была насквозь пропитана мазутом. Прямо перед нами высились ржавые нефтяные танки, как в старинном фильме про белое солнце пустыни.

Арслан стоял, глядя куда-то в пространство выше нас, на провалившуюся крышу склада, в скучное белесое небо — на этом небе не было ни облачка. И ветра не было. Арслан опустил на меня маслянистые глаза и снова заговорил:

— Давно за вами едем. Надоело уже. Тебе не надоело?

— Мы катаемся, — сказал я.

— Если сюда приехал, не просто так приехал. Зачем приехал?

— На море.

— Мо-оре. Море далеко. Отец здесь деньги прятал, да? Где прятал?

— Нет никаких денег.

— Ай, шайтан, — засмеялся он. — Деньги нет? Совсем нет? Я тебя понял. Деньги нет. Потом деньги есть, тебя нет.

Он приблизился, взял меня за подбородок:

— Ты думай, Раевский, думай. Отец твой глупый был. Сын совсем дурак, да?

У него были длинные сильные пальцы, и он чуть не свернул мне челюсть. Я только крепче сжал зубы.

Сейчас Маринка, наверно, уже проснулась, — подумал я. Ждет, когда я приду к ней в гости, как обещал. Она-то думает, что я каждый день теперь буду заходить.

Никогда. Никогда никто про нас не узнает. Пусть лучше у нее снова не будет брата.

Кажется, у меня на глазах выступили слезы. Мне было больно, и мне было жаль себя. Просто мальчишка, — подумал я. — Никакой не герой.

— Не знаю я, где… — начал я, но голос сорвался. — Где эти деньги.

Арслан усмехнулся:

— Не знаешь, да? Может, твой друг знает? Может, он покажет? Ты смотри, хорошо смотри.

Он что-то сказал своим. Жирный тоже услышал, отбросил бутылку из-под минералки, подошел поближе, чтобы все видеть. Двое бандитов взяли под руки Макса, оттащили в сторону. Шериф подался вперед, Арслан внимательно поглядел на него и нехорошо прищурился. У одного из темных, стоявшего ко мне боком, в руке что-то блеснуло.

— Деньги нет? — спросил Арслан еще раз.

Двое держали Макса за руки, третий молча ударил ногой в живот. Макс согнулся, его подняли.

— Говори, сука.

— Нету у нас ничего, идите на х…й, — простонал Макс.

— Ах ты, билядь. Посмотри, какой крутой. А если так?

Арслан щелкнул пальцами. Макса ударили куда-то, я не видел, куда. Он вскрикнул, но тут же умолк и только согнулся еще ниже, повиснув на руках у темных. Я впервые увидел, как человек плачет от боли. Жирный смотрел на всё происходящее с интересом. Он улыбался.

— А если так? — повторил Арслан. Один из его подручных достал ножик-выкидуху и щелкнул лезвием.

— Арслан, — сказал я.

— Ну, что? — обернулся он ко мне.

— Не трогай его. Пожалуйста.

— Вот молодец. Подождал, пока другу… отбили, и заговорил. Подожди, сейчас совсем отрежем, — издевался Арслан. — А потом мальчика твоего спросим. А потом уже тебя.

Я видел краем глаза, что Костик выпрямился и как будто стал выше ростом. Макс корчился на земле. Тот, с ножом, напоследок пнул его ногой и замер, ожидая инструкций.

— Отпусти пацанов, Арслан, — произнес тут Шериф за моей спиной. — Я с тобой поеду. Буду работать, как договаривались. Я тебе всё верну. За брата.

— Мне твои деньги не надо, — проговорил Арслан. — Купи себе мороженое.

— Отпусти их, — повторил Шериф.

Сжимая кулаки, Арслан поглядел на Шерифа в упор, как будто хотел прожечь взглядом дыру в его броне. «Там, откуда расползаются по земле такие люди, — вспомнил я, — для этой цели используется огнемет „Шмель“.

Шериф молчал. Он казался невозмутимым и спокойным, совсем как тогда, после смерти брата.

— Ты свое дело сделал, — выговорил наконец Арслан. — Теперь к другу твоему вопросы будут.

Медленно повернувшись, он сделал шаг в мою сторону. Его рожу перекосило от злости. Он прошипел:

— Деньги нет. Арслан будет ждать, да? Арслан лох, значит? — и выплюнул еще несколько слов, почти понятных.

— Придется подождать, — ответил я угрюмо.

Он обернулся к жирному. Тот презрительно усмехнулся и сказал что-то такое, от чего смуглое лицо Арслана даже не побледнело — оно посерело, как обгоревший кирпич:

— Последний раз спрашиваю. Ты всё мне сказал, козел?

— Козлы все в горах, — ответил я. И тогда он резко, с ноги, заехал сапогом мне в живот. Я перестал дышать и сполз по стене; больше ничего не помню.

Эпизод36. Я лежал на боку, как упал. Болело плечо и шея. Похоже, когда падал, я ушиб руку.

Вокруг было темно. Повернув голову, на фоне черного свода я увидел яркий светлый круг с неровными, как у луны, краями. Свет только слепил глаза и ничего не освещал.

— Макс? Костик? — позвал я.

Рядом раздался стон. Потом — еле слышное ругательство. Значит, жив наш Макс, подумал я.

— Ничего не сломал?