Книга Вольная Русь. Гетман из будущего - Анатолий Спесивцев

С большим вниманием выслушали радовавшие сердце звуки обстрела Хлебного острова – просто наслаждались этим жутким воем, как любители классической музыки выдающейся симфонией в исполнении большого оркестра. Хотя любители классики во время концерта мнениями не обмениваются, а казаки это делали.

– О, як загуло.

– Да не загуло, а завыло.

– Ни, загуло.

– Не спорьте, там и гул, и вой и, свист со скрежетом зубовным. Добра штука.

– Добра. От як бы поточниш литала…

– Тоби мед, та й ще ложкою.

– А шо, я б этого меду…

– З салом.

– А хоть бы и с салом.

– А не пронесе?

– Та чого вид доброи еды несты буде?..

Опознали лучше всех слышащие и гул пожара на Хлебном острове после завершения обстрела – по воде звуки далеко распространяются.

– От гуде…

– Де?!

– Та де ж ще может вогонь гудеть? Там, куды ракеты полетели.

– А я не слышу.

– Гуде, гуде, горыть польский хлиб.

– И я слышу, горит. А жаль, шо не смогли его забрать. Это скоко ж горилки из него можно выгнать…

– Да…

– Тихо. Пушки палят.

Все замолчали, вслушиваясь в звуки боя у Гданьска. Большинство легко смогло определить, что бьют не легкие пукалки, а орудия солидного калибра. После трех залпов, поддержанных кратковременной стрельбой из чего-то мелкокалиберного, на реке опять наступила тишина, нарушаемая только гулом пожаров складов на Хлебном острове. Непонятно было, то ли огонь вели корабельные пушки, хотя вражеского военного флота вроде бы возле берегов Польши быть не должно, то ли бахали крепостные орудия. Перед сечевиками встал вопрос: попали ли враги или промахнулись? Бой – дело опасное, никогда не знаешь, чем закончится.

Сразу несколько казаков пристали к оставшемуся старшим на эскадре Васюринскому с предложением пойти всеми силами и проверить, что там произошло и не нужна ли помощь товарищам.

Иван, немного поколебавшись, от такого риска отказался. По договоренности с Сирком участвовавших в обстреле – во избежание риска превращения удачного предприятия в разгром флота – ждать предстояло в условленном месте.

Часть сечевиков, имевших холерический темперамент, пыталась настаивать, не желая мучиться ожиданием, однако характерник быстро их окоротил.

– Сказав, що никуды не пойдем, так воно и буде. А як що кому язык мешает, так можу и укоротить, с дурной головой, – пресек попытку спорить наказной атаман.

Прецеденты укорочения языка вместе с головой в войске имелись, так что к нему приставать перестали. Черную раду на смещение неугодного атамана объявлять в такой момент никто не решился, споры и обсуждения перекинулись на другие чайки.

Разговоры, впрочем, длились недолго. Участники похода знали, что завтра в любом случае придется потрудиться не жалея сил как минимум, а то и повоевать. Поэтому вскоре все, кроме часовых, спали сладким сном, несмотря на свежий ветерок и начавший покрапывать дождик. Разве что кое-кого беспокоили старая рана, радикулит, ревматизм или другие заработанные в морских и речных круизах болячки. Однако ж что это за казак, если боль терпеть не умеет? Товарищей такие страдальцы не беспокоили, отдыхать им не мешали. Для того многие и коноплю курили – снижала она страдания, а то, пусть ненадолго, совсем снимала.

В отличие от предыдущих ночей, легко заснул и Юхим. Он, зная Васюринского как облупленного, поверил, что с возвращающимися товарищами действительно все в порядке, значит, лучше перед завтрашним днем отдохнуть. Наказной атаман куреня собственного имени беспокойства – сколь угодно хорошо спрятанного – не выказывал. Мысли об обиде на Хмельницкого и уходе из Сечи ушли. Перегорела обида.

Сирко со товарищи пришли под утро. Точнее, сначала явился один из них и попросил помощи для переноски раненых, которых оказалось больше, чем здоровых. Поначалу многие посчитали свои раны легкими – даже лежачих помогали сгоряча нести, – только вот судьба-злодейка внесла свои коррективы. Часть из вроде бы ходячих – когда сошел на нет адреналиновый выброс – стала один за одним переходить в число требующих помощи при передвижении. Хотя бы поддержки с одной стороны, лучше – с двух. Да где их взять, помогающих – сменить тащивших безусловно неходячих некому было. С трудом продравшись сквозь какие-то кусты, сечевики вскоре уткнулись в глубокую промоину, почти полноценный овраг, и надолго застряли около него. Обходить – слишком далеко, так и шведских рейтаров можно утром встретить, пришлось перелезать через него, спускаться вниз и подниматься вверх.

Одного из боевых товарищей, Семена Нагнибеду, пришлось там, внизу, и прикопать – не вынес тяжелораненый сечевик тряски и невольных ударов при транспортировке в темноте по неровной поверхности, спуск в овражек вниз головой его доконал. Очень тяжело далось форсирование не такой уж глубокой и широкой канавы почти всем остальным. На здоровых легла огромная нагрузка по спуску друзей вниз и вытаскиванию их вверх. Раненые измучились из-за непосильных для них усилий и сильных болей от растревоженных ран. Не имей характерник Сирко маковых шариков для снятия боли, значительная часть дошедших до промоины возле нее бы и полегла, навсегда расставшись с белым светом.

Добрый приятель колдуна Семен погиб не столько от тяжести раны, сколько от того, что ее разбередили – совершенно невозможно протащить носилки с человеком, в темноте, по буеракам, не имея возможности сменить носильщиков, и не причинить переносимому вред. Иван это прекрасно понимал и дал себе слово жестоко отомстить проклятым шведам за мучения товарищей. Он единственный не глотал болеутоляющего и, несмотря на собственную рану, всю дорогу помогал боевым побратимам. Стальная воля характерника, уверенность его в себе и вера в него товарищей и совершили это чудо – спасение почти всех казаков, сумевших выбраться на берег Вислы под выстрелами врагов. Дошли. Кто-то скажет, что скорее не дошли, а доползли, но главное ведь, что добрались до своих. А на скольких конечностях или на чьих руках кое-кто преодолевал последние сажени пути… какое это имеет значение?

С помощью проснувшихся товарищей герои обстрела – Хмельницкий потом пожалует каждому особую награду[11]– спустились к чайкам, погрузились в них, смогли наконец отдохнуть и заснуть. Еще двое не проснулись – не выдержали сердца сечевиков, хотя пожилых людей среди них не было. А отдохнувшие в ожидании казаки стащили чайки на воду и рванули на юг.

Васюринский, узнав о появлении шведских галер, поспешил отдалиться от них. Не сомневаясь, что три-четыре галеры, пусть и с галеасом во главе, их эскадра погромит-захватит, он предпочел от такой схватки уйти. Понимал, что очень уж дорогой ценой придется заплатить за победу. А на этих хлопцев у Хмеля большие планы имелись, не стоило их здесь гробить, не во флоте главная сила шведов была.