Книга Чернь и золото - Адриан Чайковски

Она попыталась успокоиться, но это было так же, как с медитацией — ей просто не удавалось сосредоточиться.

— Откуда будешь? — устало спросил жукан рядом с ней.

— Нас взяли близ Геллерона.

— Я не о том. Раз ты здесь, значит, сбежала откуда-то? Далеко ли ушла?

— Со мной это впервые. Раньше я никогда не была… рабыней.

Жукан, похожий на исхудавшего Стенвольда, понимающе кивнул.

— Жалко мне тебя, девочка.

— А других что, не жалко?

Жукан покачал головой, и разговор продолжил его желтый, высоколобый, неопределенной расы сосед:

— Мы-то беглые. За побег в Империи полагается суровая кара, а ты попала к нам без всякой вины — потому мы тебя и жалеем.

— Вы тоже не виноваты. Нельзя осуждать раба за то, что он хочет освободиться.

— Очень даже можно. Нас и не за то судят.

Чи попыталась рассмотреть в темноте лицо человека, в которого, видимо, долго вбивали эту покорность.

— Я никогда не буду рабыней — по крайней мере вот здесь, — упрямо заявила она, постучав себя по лбу. — Что бы со мной ни делали. — Оглядев тех, кто был к ней ближе всего, Чи обратилась к меднокожей муравинке: — Все муравины, насколько я знаю, воины — что думаешь на этот счет ты?

— Я участвовала в Майнесском восстании, — ответила женщина. — Мы держались две недели, пока их армия не вернулась с фронта. Они распяли на городских стенах четыреста человек, не только повстанцев — всех, кто попадался им под руку. Угнали в рабство сотни наших детей. Заклеймили всех, кто воевал против них. Я бежала и была поймана. Я больше не воин, но меня все равно казнят на глазах всего города.

— Почему бы тогда не попытаться бежать еще раз? Что вам терять?

— Ты не понимаешь, — безжизненно проронила женщина.

Человек неопределенной расы предостерегающе зашипел: мимо ограды шел один из охотников за рабами. Когда он удалился, высоколобый сказал Чи:

— Завтра ты — если доживешь — узнаешь, что такое рабская доля.

— Если доживу? Мы, жуканы, очень выносливы — ты разве не слышал?

— Завтра кто-то из нас определенно умрет, — объяснил раб. — Таков имперский порядок.

* * *

Многие рабы по давней привычке проснулись с первыми проблесками рассвета. Щелканье бичей служило побудкой тем, кто еще спал — если и это не помогало, бич опускался.

Сальма растолкал Чи, избавив ее от применения этого средства. Невольников опять связали в одну вереницу. Побег не представлялся возможным: слишком много надсмотрщиков стояло вокруг. Будь Сальма один, он еще попытался бы выхватить у кого-то нож, перерезать веревку и взвиться в воздух, но с ним была Чи.

Княжич Сальма всегда относился к жизни легко, избегая ответственности за что бы то ни было. У себя на родине он играл в придворные игры, волочился за дамами, фехтовал с приятелями. Даже войну, опустошавшую восточные княжества, он принимал не слишком всерьез.

Потом его послали в Коллегиум, где он стал учеником Стенвольда. Но и там Империя привлекала его внимание лишь изредка, в промежутках между занятиями и случайными связями. Осоиды, будучи, конечно, его врагами, существовали где-то далеко от него.

В Нижних Землях, однако, напридумывали столько чудес, что это самое «далеко» очень быстро к нему приблизилось — и обещало наконец показать, что такое ответственность.

Он помог Чи подняться. В Коллегиуме она, суетливая и крайне серьезная, ужасно его забавляла. Он добродушно подсмеивался над ее принципами, ее попытками обрести Наследие Предков и кризисами, которые она ежедневно переживала, — как, впрочем, и над всем жуканским укладом.

Теперь, когда она брела на одной с ним веревке, он чувствовал себя таким ответственным за нее, что готов был убить любого осоида, который на нее хотя бы посмотрит. С чего бы это? Он никогда не пытался внести Чи в список своих легких побед, не брал на себя роль защитника племянницы Стенвольда. Чувство, совершенно новое для него, проистекало из сознания, что на всем свете у него осталась только она.

Кроме того, забота о ней позволяла хоть немного забыть о своем позоре — ведь он позволил взять себя в плен.

Построенные в шеренгу рабы явно чего-то ждали. Один из конвоиров снял черный с золотом шлем, открыв миру тяжелую челюсть и бритую голову.

— Рабы! — гаркнул он. По голосу Сальма опознал в нем Брутана. Чи оглянулась на Тальрика с его воинством — те старательно делали вид, что это их не касается. Рядом с ней немедленно щелкнул бич, и она повалилась на Сальму. — На меня смотреть, сука! Рабы должны смотреть на своих хозяев, когда те обращаются к ним. Да не в глаза, ты! — Он снова щелкнул кнутом. — Вы не просто рабы — вы еще и беглые, а значит, дважды рабы. — Брутан говорил с такой ненавистью, что у него выкатывались глаза и пульсировали жилы на лбу. — Я вынужден тратить свое драгоценное для Империи время, чтобы ловить таких подонков, как вы! Будь у нас чуть больше рабов, я попросту перебил бы вас всех — но я все же преподам вам урок, чтобы навсегда отучить вас бегать.

Он двинулся вдоль линии, всматриваясь в лица невольников.

— Кого бы выбрать? Сейчас, сейчас… — Он шел мучительно медленно, с частыми остановками. Рабы не поднимали глаз от земли. Многих сотрясала дрожь, кто-то один рыдал, не в силах сдержаться.

Брутан, задержавшись перед высоколобым, перешел к жукану, мятежнице-муравинке и, наконец, к Сальме.

— Стрекозид… рабство не для вашего брата придумано, так ведь?

Сальма молчал, глядя себе под ноги.

— У меня есть вилла в Драс-Хеше. Знаешь, где это? — Сальма молчал. — Отвечай, раб, если хозяин спрашивает! Знаешь, где это?

— Да, хозяин, — тихо ответил Сальма.

— У меня там хорошо укомплектованный штат — есть даже стрекозидка, по виду твоя сестра. — Брутан ждал малейшего проблеска бунта, но гордость Сальмы расступилась, подобно водам реки, и поглотила оскорбительные слова. Он отвечал за Чи и не мог подчиняться велениям гордости.

Брутан, с отвращением кривя губы, зашагал дальше.

В самом конце ряда он ткнул рукояткой бича в одного из муравинов.

— Этот! — Два конвоира оглушили жертву дубинками, отвязали и оттащили в сторону.

— Не смотри, — предупредил Сальма.

— Я уже видела, как умирают, — храбро пробормотала Чи.

— Не так. Прошу тебя, не смотри. — По сводкам с фронта Сальма знал излюбленный способ казни осоидов.

Двое людей Брутана принесли заостренные с двух сторон колья с короткими перекладинами. Один из них воткнули под углом в землю. Когда осужденного подтащили к нему, Чи все же зажмурилась, но страшные крики долго звучали в ее ушах.

Потом стало тихо, и она решилась открыть глаза. Казненный, еще живой, но вконец обессиленный, висел между двумя кольями, концы которых торчали у него из подмышек. Чи очень надеялась, что он умрет быстро — больше надеяться было не на что.