Книга Все хорошо, что начинается с убийства - Шарлин Харрис

— Я знаю ее историю, — сказала я чистую правду.

Моя мать считала великолепным рождественским подарком родословное дерево в рамке на моей стене.

Насколько я могла судить, мама и вправду наняла бы компанию Муки Престон для подобного расследования.

— Тогда вам повезло. Большинство американцев могут назвать своих предков только до прапрадедушек и прапрабабушек. После этого они начинают сомневаться.

Я попыталась считать себя везучей.

Мне это не удалось.

Я хотела сесть в потрепанное кресло у стола и задать Муки вопрос, ответ на который и впрямь был важен. Зачем она здесь? Придя сюда на следующей неделе, не найду ли я ее мертвой из-за того, что эта женщина совала нос в осиное гнездо и ее закусали?

— Вы странно на меня смотрите, Лили, — беспокойно рассмеялась Муки.

В моей голове вертелись частицы информации, складываясь в некий узор. Однажды ночью Ланетт приходила, чтобы втайне повидаться с Муки. Престон переехала в город сразу после того, как был убит Дарнелл Гласс. На ее машине висели номерные знаки Иллинойса. Ланетт вернулась в Шекспир, некоторое время пожив в Чикаго.

Я рассматривала округлые щеки Муки, ее сильную шею, и вдруг поняла, почему она кажется мне знакомой.

Я резко кивнула ей и вернулась к работе на кухне. Муки была сводной сестрой Дарнелла. Но, похоже, не было смысла беседовать с ней об этом. Строго говоря, это меня не касалось. Престон лучше кого-либо другого знала, кто она такая и что ей приходится оплакивать. Я гадала, кто решил хранить все в тайне. Хотела ли Муки работать под прикрытием, пока расследовала убийство брата, или Ланетт не желала признаваться в городе, что у нее была любовная связь с белым?

Еще я гадала, не отправилась ли Ланетт в Чикаго беременной.

Жив ли еще отец Муки? Может, он до сих пор в Шекспире? Разговаривал ли он с Муки?

Ружье, черное, коричневое, смертельно опасное, испугало меня. Я не видела свободного хранящегося огнестрельного оружия с тех пор, как начала заниматься уборкой. Да, я наводила лоск в шкафах для оружия, но никогда не находила ни одного ружья или пистолета не под замком, так, чтобы до них можно было легко добраться. Это не значило, что оружия в тех домах не было. Оно хранилось в тумбочках или в шкафах, просто не столь… доступных.

Я чувствовала, что мне не полагалось видеть это ружье. Муки просто совершила ошибку, поступив беспечно. Я понятия не имела, что гласят законы Арканзаса насчет оружия, поскольку сама никогда не хотела носить пистолет. Может, раньше ружье было заперто в багажнике машины Муки.

Мне вспомнились мишени. Если считать их типичным показателем искусства Престон, то она была хорошим стрелком.

Я подумала о стае, преследовавшей Джека. Дарси знал имя Муки, ему было известно, где она живет. Я представила, что ему в голову приходят те же самые мысли насчет Престон, что и мне.

Собрав вещи, я сказала Муки, что ухожу. Она вышла со мной на улицу, чтобы проверить почтовый ящик, заплатила мне, и мы вместе пошли по подъездной дорожке. Я усиленно размышляла, что бы такое сказать, если уж вообще говорить.

Чуть ли не в последнюю минуту я решилась:

— Вам надо уехать.

Она уже повернулась ко мне спиной, а я сунула одну ногу в машину.

Муки развернулась обратно, мгновение помолчала, а потом спросила:

— А вы бы уехали?

После некоторого раздумья я ответила:

— Нет.

— То-то и оно.

Она забрала почту и прошла мимо меня к полупустому дому, по которому гуляло эхо.

Когда тем вечером я добралась домой, на меня навалились последствия минувшей бессонной ночи и эмоционально напряженного дня. Было бы хорошо отправиться на карате и выплеснуть хоть немного этого напряжения, но я была так несчастна, что не могла заставить себя переодеться и поехать.

Я сидела у кухонного стола, и на меня накатывали волны черной депрессии. Мне казалось, что я оставила смерть позади, когда нашла этот маленький городок, выбрав его на карте лишь потому, что он назывался Шекспир, а моя фамилия Бард. В ту пору мне подумалось, что такая причина поселиться где-либо не хуже любой другой.

Я перепробовала немало мест, выписавшись из больницы, от дома моих родителей в Джексоне, штат Миссисипи, до Уэйверли, штат Теннесси, работала официанткой, уборщицей, мыла волосы в салоне, делала что угодно, лишь бы после окончания рабочего дня оставить все это позади.

Потом я нашла Шекспир, а городок обрел прислугу.

Когда погиб Пардон Элби, это было небольшое, частное дело. Но теперь творилось настоящее умопомешательство… Оно брало истоки в стайном инстинкте, особенно ужасавшем и бесившем меня. Я знала по опыту, что собой представляют мужчины, сбившиеся в стаю.

Я подумала о Джеке Лидсе, который никогда не входил ни в одну стаю. Он уже перестал на меня злиться… Или нет. Это от меня не зависело. Я к нему не пойду, сколько бы горюющих подружек и вдов ни приходило мне на ум. Иногда я ненавижу химию тела, которая способна играть такие шуточки с твоим здравым смыслом, с обещаниями, данными самой себе.

В дверь постучали, и я посмотрела на стенные часы. Оказывается, я просидела, таращась невесть куда, целый час. Моя раненая нога ныла, когда я встала. Я слишком долго пробыла в одной и той же позе.

Я заглянула в глазок. У моих дверей со встревоженным видом стоял Бобо. Я впустила его. Поверх ги на нем была коричневая куртка.

— Эй, как ты? — спросил он. — Я скучал по тебе на карате. Маршалл тоже.

Последнее он добавил торопливо, как будто я стала бы обвинять его в свинском поведении из-за того, что все вокруг скучали по такому множеству людей.

Будь это кто-нибудь другой, не Бобо, я не открыла бы дверь. Я знала его с тех пор, когда он только начинал бриться. Иногда парень держался самонадеянно, слишком задавался, но всегда был милым. Я подивилась тому, что этот мальчик стал моим другом.

— Ты плакала, Лили? — спросил он.

Я прикоснулась к своей щеке — да, так и есть — и ответила:

— Неважно.

Мне хотелось бы, чтобы он ничего не заметил, бросил эту тему.

— Нет, Лили, — сказал он. — Ты никогда себя не жалеешь. Это важно.

Удивительно, но Бобо вынул чистый носовой платок из кармана куртки и нежно вытер мои щеки.

Наши с ним беседы проходили не так. Обычно он рассказывал, как у него дела с учебой, мы разговаривали о новом броске, показанном нам Маршаллом, или о мальчике, с которым встречается Эмбер Джин.

— Бобо… — неуверенно и озадаченно начала я, пытаясь уложить все это в голове.

Тут парень начал действовать, причем решительно. Он обнял меня и крепко, с нервирующей опытностью поцеловал. Несколько секунд я потрясенно стояла, молча принимая этот интимный контакт, чувствуя тепло его губ, твердое давление тела. Потом сработала внутренняя сигнализация. Мои руки скользнули вверх и осторожно прижались к его груди. Бобо немедленно выпустил меня. Я посмотрела ему в лицо и увидела мужчину, желающего меня.