Книга 616 - Ад повсюду - Анхель Гутьеррес

— Да, слушаю вас.

Когда Одри услышала родной голос, ее сердце сжалось от нежности и грусти. Грусти по мечте, которой не суждено сбыться. «Думаю, у нас не все так плохо, Джозеф, — вырвалось у нее. — Думаю, я могла бы тебя полюбить…» Она уже любила Джозефа, но признаться в этом было выше ее сил. Не дав ему ответить, она тут же сбросила вызов, а затем снова выключила телефон.

Ей предстояло провести еще один день на острове Фишерс-Айленд. Здесь, в великолепном доме из белого дерева и изящного кирпича, неподалеку от тихого водоема, гордо именуемого озером Сокровищ, жил Энтони Максвелл — человек, похитивший ее сына в Кони-Айленде. Максвелл был мерзавцем, но далеко не глупцом, иначе где бы он нашел деньги на такие хоромы.

— Что тебе можно делать и чего нельзя, ты узнаешь с Бобби Бопом, — рассеянно прошептала Одри.

Эта фраза присосалась к ней как пиявка, и она не могла выкинуть ее из головы, потому что эта фраза принадлежала Максвеллу. Одри пришла в ужас, узнав, что объект ее ненависти — известный детский писатель. Рассказы для детей, написанные им за последние три года, принесли ему славу и богатство. Об этом ей сообщил моряк службы береговой охраны Фишерс-Айленда, когда Одри спросила у него, как пройти к дому Максвелла. Моряк маялся скукой на пустынном причале и поэтому, обрадовавшись возможности переброситься с кем-нибудь словечком в этот ночной час, выложил ей как на духу всю историю писателя. В течение последних трех лет Максвелл стал знаменитым и очень богатым. Моряк, между прочим, произнес эту фразу, которой завершались все рассказы Максвелла: «Что тебе можно делать и чего нельзя, ты узнаешь с Бобби Бопом». «Это наживка. Рыболовный крючок, на который он их ловил», — неожиданно подумала Одри, и ее губы побелели от гнева. Одри приехала на Фишерс-Айленд только ради того, чтобы заставить этого ублюдка заплатить за все. Она сама накажет его — так она решила еще в Бостоне. Обращение в полицию приведет лишь к бесконечной судебной волоките, и кто знает, удастся ли ей собрать все необходимые доказательства, чтобы засадить Максвелла за решетку. Нет, Одри не могла рисковать. Ей оставалось одно: взять правосудие в свои руки. Но ей все еще недоставало решимости, или, скорее, она боялась ошибиться и поэтому решила пока понаблюдать за ним. Так Максвелл из хищника превратился в добычу Одри.

Наконец он появился. Одри все еще сидела в укрытии, когда увидела, что писатель выходит из дома. Было слишком далеко, и она не могла разглядеть его лицо, но все ее тело взорвалось от мощного выброса адреналина. От страха ли, а может, от того, что в ней проснулся охотничий инстинкт.

На Максвелле был потертый фланелевый пиджак в коричневую и зеленую клетку. Одри увидела, как он зашел в пристройку, примыкавшую к дому, и вышел, неся корзину, полную дров для камина. Повседневные заботы типичного обывателя. «Само собой, — сказала себе Одри. — А что ты еще рассчитывала увидеть?» Она не смогла ответить на этот вопрос. Труднее всего было смириться с мыслью, что вид этого человека не вызывает у нее ни ненависти, ни отвращения. Ничто не выдавало в Максвелле убийцу, похитителя или, что хуже всего, гнусного педофила.

Одри предположила, что Максвелл, должно быть, собирается завтракать. Хотя у нее самой со вчерашнего дня не было во рту ни крошки, она не чувствовала голода. Этим завтраком писатель только отнимал у нее время. Он проторчал дома с час. Потом Одри увидела, что Максвелл садится в машину, и поспешила вернуться в свою. От дома Максвелла вело единственное шоссе, поэтому Одри не сомневалась в том, куда он направился. Она поехала следом по направлению к центру острова, стараясь держать порядочную дистанцию, скорее под влиянием просмотренных фильмов, чем по необходимости.

Кроме них на этом шоссе, где иногда дежурили частные охранники, больше никого не было. К счастью для Одри, в эту ночь охранники на шоссе не стояли, иначе ей было бы нелегко нести круглосуточную вахту у дома писателя. Без особых приключений они добрались до городка. Одри колесила по улицам, стараясь не терять Максвелла из виду, и, когда тот остановился, проехала немного вперед и припарковала машину за углом. Писатель вошел в единственный на острове супермаркет «Виллидж-Маркет». Сначала Одри решила остаться в машине и подождать, пока он не выйдет, но потом, сообразив, что в супермаркете, пожалуй, есть другой выход и мужчина запросто может ускользнуть от нее, отправилась за ним. Писатель болтал с какой-то женщиной. Одри подошла к витрине и сделала вид, что выбирает товар, хотя все ее внимание сейчас было направлено на эту пару. Ей хотелось, ей просто необходимо было услышать его голос, то, что он скажет.

— Спасибо, миссис Хольстер. Надеюсь, вы придете, когда я буду подписывать книги.

— Конечно, приду, мистер Максвелл. Каждую ночь я читаю внукам какой-нибудь из ваших рассказов.

От этой сцены, почти идиллии, как будто сыгранной двумя неплохими актерами, Одри пробил озноб. Внутренний голос подсказывал ей: Максвелл — всего лишь увлеченный своим делом писатель, который благодаря упорному труду превратился в маленькую знаменитость, а эта женщина — почтенная бабушка, которая обожает своих внуков и преклоняется перед талантом Максвелла. И вновь ее охватило чувство — что-то не сходится. Максвелл не был монстром или, по крайней мере, не казался таким, и это сбивало ее с толку, хотя, будучи психиатром, она отлично знала: люди всегда не те, кем пытаются казаться.

— Вам помочь, мисс?

— Что?

Одри было трудно перевести внимание с Максвелла на продавца, который как раз направлялся к ней.

— Я говорю, может быть, вам нужна помощь?

— Нет, спасибо… Думаю, сегодня я не буду покупать овощи.

Продавец кивнул, на его лице сверкнула дежурная улыбка:

— Если вам потребуется что-нибудь еще, только скажите.

— Я так и сделаю. Спасибо.

Проводив продавца косым взглядом, она услышала голос за спиной:

— Этот лук-порей великолепен. Они выращивают его прямо здесь.

Это говорил Максвелл. Старая миссис ушла, и сейчас писатель пытался заговорить с Одри. В этот момент она пожалела, что вышла из машины. Ей не хотелось слышать, как Максвелл нахваливает лук-порей Фишерс-Айленда. Ни слышать, ни знать ничего, что обнаружило бы в нем человека.

— Ненавижу лук-порей, — произнесла Одри ледяным тоном, не оборачиваясь.

Как она ни пыталась сдержаться, это было сильнее ее. Максвелл обошел ящик с овощами и оказался к ней лицом:

— А как насчет тыквы? Из нее можно приготовить восхитительное пюре.

Если до сих пор Одри еще в чем-то сомневалась, то теперь от ее сомнений не осталось и следа: Максвелл и клоун с желтыми шарами — одно и то же лицо. За пять лет он прибавил десяток-другой килограммов, обзавелся двойным подбородком и парой новых морщин. Но это был он. Клоун, который позировал с Юджином на последней фотографии.

— Позвольте представиться, я — Энтони Максвелл.

— Я знаю… О, я хотела сказать…

— В самом деле? Но я вас не знаю. Это несправедливо.