Книга Кремлевские призраки - Игорь Харичев

– Слушайте, они в самом деле садятся, – воскликнул Михаил.

– Только без паники, – голос Виктора Петровича звучал умоляюще.

– Идемте посмотрим, – сказал кто-то, и все кинулись к тому холлу, окна которого выходили на Ивановскую площадь.

Они видели, как два вертолета опустились по очереди на брусчатку посередине между соборами и соседним, расположенным ближе к реке зданием. Винты еще не успели остановиться, как из последнего вертолета вышел, окруженный телохранителями, державшими наизготовку автоматы, Ельцин. Президент и его сопровождающие быстрым шагом приближались к старому зданию, из которого за ними наблюдали Семенков и все остальные. В падающих сумерках выделялась седая голова. Мгновенье, и она стала недосягаема для взоров. Президент вошел в тот подъезд с крылечком, который смотрел на кремлевские соборы и которым он в обычное время не пользовался.

– Борис Николаевич здесь, теперь все пойдет нормально, – с деланной бодростью в голосе произнес Кривенко.

– Не стоит спешить с выводами, – философски заключил элегантный бывший депутат.

Он оказался прав, этот бывший депутат – судя по сообщениям, бой у телецентра продолжался, и нападавшие наседали всерьез.

Выйдя в коридор и остановившись у окна во внутренний дворик, Семенков размышлял о тех, кто пытался захватить власть, восстановить завоевания социализма. Что будут они творить, если добьются своего? Наверно, с той же неистовостью уничтожать все, что связано с нынешней властью. Семенков почему-то не испытывал к ним ненависти, как, впрочем, и симпатий. «Среди них есть те, кто хочет вернуть утерянную власть, – спокойно думал он. – Есть и те, кто хочет сохранить богатство, созданное в прежние годы. Но ведь есть и те, кто по-прежнему верит в коммунистические идеалы. Эти идеалы прекрасны. Все у нас общее: сама планета, моря и океаны, горы, леса, поля. И все богатства Земли должны быть общими. В принципе. Может быть, и будут. Когда-нибудь. Только не сейчас и не в ближайшем будущем. Из-за природы человеческой. Пока алчность и жажда власти движут людьми, это невозможно…»

– Семенков! – разнеслось по коридору. Он повернул голову. Из-за распахнутой двери выглядывала Татьяна. – Иди, начальник вызывает.

Обычно веселая, любящая шутки и совсем не переживавшая по поводу своего дородного тела, Татьяна была непривычно серьезна в этот день. Понимала – момент ключевой. Поворотный. Семенков прошел к Муханову.

– Миша, у Моссовета проходит митинг сторонников президента. Надо бы съездить, посмотреть, сколько там людей собралось, все ли нормально. Бери мою машину и вперед.

На Тверскую не пускали. Семенкову пришлось показывать мрачным мужчинам кремлевское удостоверение, объяснять, что он не собирается никого давить, что ему как раз и нужен митинг.

Все пространство между старинным зданием Моссовета и стоящим напротив памятником Долгорукому было заполнено людьми. Вместо трибуны – привычный для демократов кузов грузовика. Динамики разносили голос оратора, известного публициста. С того места, где стоял Семенков, нельзя было разобрать ни слова. Неясное бубнение касалось его барабанных перепонок. Но он не хотел протискиваться сквозь толпу, застревать в ее тесной толчее. Он смотрел на лица людей, стоящих поблизости – на некоторых из них была решимость, на других – любопытство. Следующим выступал Бакунин, священник и недавний депутат. Его высокий резковатый голос временами долетал до Семенкова: «…попытка развязать гражданскую войну… не допустим возврата коммунистов…»

Семенков был немного знаком с ним и хорошо помнил, как летом, воспользовавшись присутствием Павла Глебовича в приемной, пытался выяснить у него, сколь предопределены наши поступки? И сколь мы вольны в наших действиях? Михаила давно волновали эти вопросы. «Есть свобода выбора. Есть, – быстро проговорил демократический священник. – Хотя что-то предопределено. По-разному бывает». И все. Михаил не унимался: «Павел Глебович, но если, скажем, Иуда предал Христа потому, что так ему на роду было написано, Христос-то знал, что он предаст. За что в таком случае наказали Иуду?» – Эту мысль он позаимствовал у Воропаева. «Христос знал, что он предаст. Но Христос-то знал, что он сделает такой выбор», – был ответ. Ничего Бакунин Михаилу не объяснил. Суть вопроса была в том, что если все поступки человека предопределены, как может он отвечать за содеянное зло и как может вознаграждаться за сделанное добро? Единственное, что дается человеку в этом случае – чувство стыда, раскаяния за плохие поступки. Но и полной свободы выбора не может быть. «Где та грань, которая отделяет предопределенное от зависящего только от нас – нашего решения, нашей воли? – думал Семенков. – Можно только сказать, что она есть, эта грань. Иначе как нам отвечать за грехи наши, если совершаются они по предопределению, а не по глупости?»

–.. Мятежники ответят за свои преступления. Демократия победит! – Бакунину хлопали. А к микрофону шагнул еще один популярный демократ. И вновь зазвучали страстные слова.

Люди все подходили, кто-то протискивался поближе к трибуне, кто-то останавливался у края митинга, там, где был Семенков. «У Спасской башни народу не меньше», – проговорил, непонятно к кому обращаясь, пожилой интеллигентный мужчина. «Там тоже митинг?» – удивился Михаил. «Нет. Просто собрались люди. То ли Кремль защитить, то ли Ельцина поддержать». Постояв еще немного, Семенков направился к машине.

Ворота Боровицкой башни были наглухо закрыты. Лейтенанты службы охраны, вооруженные автоматами, долго проверяли документы у водителя и у Семенкова, заглянули в багажник, и только после этого распахнули тяжелые створки. Освещение за кремлевскими стенами было выключено, и в зыбком свете виднелись группки солдат – по двое, по трое стояли они во многих местах. Охранники на дверях тоже стояли по трое, с автоматами в руках.

Начальник нервно курил сигарету за сигаретой, пепельница на столе теснилась от окурков. Он слушал Михаила молча. Рассказав о митинге, Семенков добавил, что сходит к Спасской башне, где тоже собрались люди. Начальник машинально кивнул, пуская новую струю дыма, и вскоре Михаил шел по темному Кремлю, размышляя о том, что будет твориться здесь, если нынешние путчисты решатся на штурм. Что с того, что кремлевская стена. Одного танка достаточно, чтобы сокрушить деревянные ворота. Неужели и здесь произведут разгром?

Спасские ворота были крепко-накрепко закрыты, но после проверки документов с лязгом отодвинули засов, приоткрыли небольшую дверь, Михаил вышел на площадь. И обомлел. Все пространство от башни до Лобного места было заполнено людьми. Прямо перед Семенковым, спиной к нему, стоял высокий военный в форме летчика и кричал каленым голосом в мегафон, что мятеж не пройдет, что победа будет за демократами.

– Семенков! – набросился вдруг на Михаила коренастый, взъерошенный человек с горящими глазами, в котором он с трудом узнал давнего знакомого, Сергея Петренко. – Семенков, ты же в Кремле работаешь. Объясни, что, в конце концов, происходит? Где милиция? Где войска? Милиционеры все попрятались. Что творится? – Он смотрел с надеждой, но что мог ему сказать Михаил? Ничего. Словно почувствовав это, Петренко заговорил о другом: