Книга Театр мертвецов - Михаил Март

Тело с пробитой головой медленно сползло вниз. Лицо трупа обливалось кровью. Еще секунда – и мертвец покатился, кувыркаясь, вниз. Он застыл у подножия лестницы в невероятной, похожей на узел позе.

В доме наступила тишина.

Лишь только входная дверь слабо похлопывала от сильного леденящего ветра.

* * *

И опять они стояли на балконе и уныло смотрели на пальмы. Яркий солнечный свет Горелова уже не радовал. Золотухин не докладывал, а скорее оправдывался. Ему очень нравился этот рыжий паренек из Москвы. Даже не верилось, что бывают такие менты. Золотухину они не попадались, а опыт у него имелся, и не малый.

– Короче говоря, Палыч, с Краснодаром ничего не вышло. Ехать туда – только время терять. Полковник Куликов наотрез отказался тебя принимать. Он коротко отрезал: «На старые дела у меня времени нет. Мы с новыми не справляемся». Что касается Рачковского, то он даже не подошел к телефону. А секретарша сказала, что прокурор может принять тебя, но на общих основаниях по записи. Сейчас записываются на декабрь. Сволочи они!

В институте судебной медэкспертизы мне сказали, что профессор Харченко умерла год назад от инсульта, а она – основное звено для нас. Из главного управления по надзору пришла короткая отписка. Я ее даже не взял с собой. В ней сказано, что Кирилла Миронова среди отбывающих наказание нет. И никаких гвоздей. Нет и все! Я позвонил в суд, хотел поговорить с судьей, ну чтобы разные запросы не посылать. И опять неудача. Судья Соколов тоже умер и тоже от инсульта, и ко всему прочему год назад. Хоть стой, хоть падай. Тупик!

Правда, одна зацепка есть. В суде работает некая Ида Марковна Церман. Сейчас она заведует канцелярией, а на процессе была в качестве секретаря. Вела протоколы, ну и тому подобное. Трудно поверить, что она может вспомнить дело двухгодичной давности, когда в день по три заседания отсиживала. Короче говоря, я ей позвонил. Она согласилась встретиться и обещала покопаться в бумагах.

– Когда? – оживился Горелов.

– Да хоть сейчас. Я с ней вчера днем разговаривал. По тону – женщина вроде обязательная.

– Поехали, Юрий Максимыч, поехали, милый! Секретарь в суде – важнее самого судьи. Они же все записывают, а значит, в памяти что-то откладывается.

Золотухин улыбнулся. Угодил все же Палычу. Ему только зацепку дай, и он свое не упустит.

Заведующая канцелярией оказалась молодой, интересной женщиной и вовсе не походила на архивную крысу в очках с длинным носом. И встретила она гостей приветливо, понимая, что они тоже делают свою работу. Своего кабинета у Церман не было. От общего зала ее отгораживал книжный шкаф, поставленный поперек. Получился обычный закуток.

Женщина усадила гостей на жесткие стулья, извиняясь за неудобство.

– Я хорошо помню дело Кирилла Миронова, а сегодня еще раз пролистала документы и поняла, что ничего не забыла. Редко, но бывает, когда процесс откладывается в памяти. Этот был особенным.

– В чем же его особенность? – спросил Горелов.

– Процесс-перевертыш. Что это такое, сейчас постараюсь объяснить. Судья Соколов был человеком жестким, но справедливым. Конечно, судьи не должны относиться предвзято к материалам, подследственным и свидетелям. Но они тоже люди. Мне кажется, на него давили сверху. В противном случае он отправил бы дело на доследование. Материалов явно не хватало для вынесения приговора. К сожалению, в нашей стране нет практики предварительного слушания. Однако Соколов не отправил дело в прокуратуру, а принял его. Вы знаете, он фактически устроил из суда новое расследование. Адвокат мальчику попался слабенький, зато прокурор слишком опытный. И вероятно, я первый и последний раз видела, как судья встает на сторону защиты.

Соколов повернул дело так, словно обвиняемых было двое – один на скамье подсудимых, второй – один из свидетелей. Я говорю об Антоне Грановском. Против Кирилла имелось два весомых факта – результаты лабораторных анализов спермы обвиняемого и его отпечатки пальцев на орудии убийства. Защита выставила третий факт – под ногтями убитой девушки нашли следы крови, что свидетельствовало о ее сопротивлении, и были синяки на теле. Факт изнасилования не отрицался. Более того, защита пошла на увертку, очевидную, можно сказать, а именно: свидетели подсудимого сказали на суде, будто обвиняемый и жертва, до того как поссорились, отлучались в ванную на полчаса. Там якобы и состоялась их близость, а только потом они поругались. Аргумент не очень убедительный, но защита имела на него право. Оставались другие факты – отпечатки и само присутствие Кирилла в номере Грановского, где его застали.

Соколов совершенно неожиданно потребовал обследования врачами тела Грановского. И что вы думаете? Шея и грудь Грановского были исцарапаны. Конечно, срок нанесения царапин установить не удалось. Суд проходил через два месяца после убийства, но Грановский утверждал, что поцарапала его любовница Анна Железняк, когда они поругались, причем при свидетелях. Анна Железняк подтвердила это, а еще четверо свидетелей подкрепили ее показания.

Но главная ошибка следствия заключается в том, что эксперты не сделали анализа крови, обнаруженной под ногтями убитой, либо эти анализы бесследно исчезли. Эксперт Харченко на процесс не явилась. Она в это время находилась на лечении в санатории. Ее так и не сумели найти. Я сейчас не буду вдаваться в подробности, процесс длился десять дней. Но скажу главное: на стороне Грановского выступили девять свидетелей и все под присягой в один голос утверждали, что он не отлучался из номера Ирины Хмельницкой, где проходила вечеринка, ни на минуту с полночи до четырех часов утра. Эти свидетельские показания и сыграли главную роль в конечном результате.

В своем последнем слове Кирилл подлил масла в огонь. Он выступил с заявлением о том, что между ним и убитой никакой близости в ванной не было. Он был пьян и ничего не помнит, но, в каком бы состоянии он ни находился, убить свою невесту он не мог ни случайно, ни намеренно. Итог плачевный – суд приговорил его к пятнадцати годам лишения свободы. Тогда я впервые услышала признание судьи, но уже не в зале суда, а в совещательной комнате. Он сказал: «Судебные ошибки случаются, но не такие явные, как сейчас. И я в этом кошмарном спектакле сыграл главную роль, уподобился лживым артистам, которые из процесса устроили шоу».

Можно сказать, что его слова стали пророческими. После вынесения приговора мальчика отправили в тюрьму, точнее сказать, пытались отправить, но он не захотел отбывать наказание за смерть любимой девушки и покончил с собой. Когда конвой выводил его из зала суда, он вырвался от них на лестничной клетке, несмотря на наручники вскочил на подоконник, разбил плечом раму и выбросился с четвертого этажа. Умер он от тяжелых увечий по дороге в больницу в машине «скорой помощи». С тех пор во всем здании суда на окнах стоят решетки. Вот почему я так хорошо помню тот судебный процесс. Вряд ли кто-нибудь из простых смертных узнает истину. Если только Грановский не напишет правду в своих мемуарах. За телом мальчика приехала мать из Ленинграда, и на этом история закончилась.