Книга Имперский рубеж - Андрей Ерпылев

«Может, хоть в госпитале вода есть? — тоскливо думал он, хмурясь на постоянно озирающегося провожатого. — Хотя откуда… Два шага от нашей развалюхи — наверняка одна и та же водокачка…»

Настроение у Бежецкого было не самое приподнятое, и христианское милосердие к страждущему в него никак не вписывалось. Особенно если этот страждущий — мерзавец, каких поискать. Если бы не настоятельная просьба медика, изложенная в записке, которую солдатик принес с собой, Саша с огромным удовольствием плюнул бы на всех ближних и дальних, а заодно на христианское, магометанское, иудейское и языческое милосердие и завалился бы спать. Но просьба старшего по чину — пусть и иной епархии — равносильна приказу. Да и обижать добрейшего человека не хотелось…

— Иннокентий Порфириевич на срочной операции, — сурово поджав губы, встретила офицера старшая сестра милосердия — дебелая матрона лет сорока, смутно знакомая. — Что у вас за дело, юноша? Предупреждаю сразу, что никаких лекарств, тем более освобождения от службы выписывать не буду!

— Я не по этому поводу… — промямлил Бежецкий, от души надеясь на то, что цербериня прогонит его в шею, а следовательно, неприятного свидания удастся избежать. — Меня просили навестить поручика Еланцева из Шестнадцатого пехотного…

— Еланцева? Из Сибирского? Так бы сразу и сказали… — Матрона водрузила на монументальный нос очки в тонкой золотой оправе и пробежала пухлым пальцем с коротко, по-мужски, остриженным ногтем по странице открытого вроде бы наугад «гроссбуха». — Вот — Еланцев Гэ Вэ, поручик, Шестнадцатый пехотный полк… Палата… э-э-э… двести седьмая…

По мере того, как она читала строчку в списке, тон голоса у нее снижался. На последнем слове она сняла очки, повертела их в красных, как у прачки, руках и снова водрузила на переносицу.

— Знаете… — тихо произнесла она, — поручик… как бы вам это сказать… в общем, он в очень тяжелом состоянии. Я бы даже сказала — в безнадежном…

— Значит, я зайду потом? — сделал движение к двери Саша, еще не до конца осознав смысл последних слов.

— Куда? — неожиданно взъярилась сестра. — Когда «потом»? Ему этого «потом» осталось… — Она отвела глаза. — В общем, ступайте, поручик, по коридору до конца, потом — по лестнице на второй этаж… Там спросите у дежурной. Если не будет на месте — подождите пару минут… И все, все!.. Идите!..

Растерянный Бежецкий направился по указанному маршруту: он готов был поклясться, что у женщины, только что раздраженно махавшей на него рукой, в глазах стояли слезы.

— И вообще, — добавила вслед ему совершенно ни к селу ни к городу сестра, — следите за личной гигиеной, поручик! От вас разит, как… не знаю… от скаковой лошади! Здесь вам не Россия: подхватите ненароком…

Окончание фразы Саша уже не расслышал, повернув к лестнице, ведущей на второй этаж.

Дежурная по этажу, к счастью (или несчастью), оказалась на месте — в своем прозрачном «аквариуме» перед входом на этаж. Окруженная десятками помаргивающих экранов, она напоминала авиадиспетчера за работой и не сразу обратила внимание на мнущегося перед стеклом молодого офицера.

— В двести седьмую? Четвертая дверь налево по коридору, — не отрывая глаз от какого-то дисплея, сообщила симпатичная молодая женщина, из-под белоснежной накидки которой выбивался непослушный медный локон, — Александр и ее узнал, только никак не мог вспомнить имени. — Там номер на двери — не ошибетесь. Только недолго, пожалуйста. И постарайтесь не волновать больного…

«Может, он без сознания? — Ноги решительно не хотели идти к проклятой двери. — Постою минутку и уйду. Приличия соблюдены, а там…»

Поручика он не узнал.

Перед Александром на больничной койке, укрытая до середины груди простыней, лежала почти сплошь укутанная бинтами кукла. Открытым оставался лишь участок лица с одним глазом, неузнаваемо заострившимся восковым носом и синеватыми, покрытыми черными струпьями губами. Под покрывалом, из-под которого по полу змеились многочисленные трубки разного сечения, провода и даже кабель в блестящей рубчатой «броне», угадывались контуры тела, и Бежецкий сперва даже не понял, что в нем не так. Только минуту спустя, трудно сглотнув, он сообразил, что тело под простыней необычно короткое, заканчивающееся там, где у обычных людей…

— Приветствую… поручик… — вывел его из ступора незнакомый механический голос, похожий на те, которыми разговаривают в кинофильмах роботы и инопланетные пришельцы. — Красавец, а?…

— Здравствуйте, поручик, — снова сглотнул подступающую к горлу тошноту Александр. — Вы хотели меня видеть?

— Еще как… хотел… — продребезжал едва слышно Еланцев, по-прежнему не открывая глаз. — Думал… не успею…

— Вот. Я пришел.

Эта фраза звучала глупо, но промолчать было еще глупее, и Саша это чувствовал. Идя сюда, он знал, что поручику плохо. Но чтобы ТАК плохо… Он не знал что говорить. Однако Еланцеву этого и не требовалось.

— Молодец… что пришел… — лихорадочно бормотал Герман. — Я думал… Ты вот что… ты прости меня… слышишь… это я виноват…

— Конечно, конечно… — смутился поручик, понимая, что перечить умирающему нельзя. — Я… это… прощаю вас…

— Прости… — не слушал его поручик. — Я думал… хотел, чтобы лучше тебе… ты молодой, зеленый… восторженный, как телок… таких сразу… долго не… я розовые очки хотел… потому что…

Он внезапно распахнул глаз с огромным, во всю радужку, зрачком и зашарил им, пытаясь отыскать Сашино лицо.

— Ты где?… Подойди…

Поручик приблизился, чувствуя, что от ужасной картины и еще более ужасного запаха, исходящего от лежащего перед ним обрубка человека, его сейчас вырвет прямо здесь — на сверкающий кафель пола, на белоснежную простыню…

— А-а-а… ты… прости меня…

— Я прощаю, прощаю… Может, врача позвать? Или священника?…

Губы умирающего тронула судорога, от которой черные струпья лопнули, пропуская алые дрожащие капли крови. Саша с ужасом понял, что тот смеется.

— Врача?… не… а в Бога…

Фразы становились все короче и неразборчивее, а паузы между ними — все длиннее. Юноша подумал, что ничего связного уже не услышит, но Герман был сильным человеком и смог собраться.

— Я бы потом… мы же друзьями были… а тебе лучше… прости… за Варвару тоже… я подлец…

— Молчи, Герман, молчи! — испугался Саша при виде крови, которая медленной струйкой скатилась с кровоточащих губ на подушку и тут же начала расплываться пунцовым пятном. — Тебе нельзя…

— Нельзя… можно… ты знаешь, какие женщины тут есть? — внезапно оживился Еланцев. — Какие женщины… м-м-м… Мы с тобой еще… ты бы знал, какие есть женщины…

Он знакомо и томно закатил непривычно цыганистый глаз и сделал паузу.

«Ну вот! — недовольно подумал Александр. — Только что умирал, а про б… пардон, дам вспомнил и ожил. Дон-Жуан Кабульский!.. А я ведь его почти простил…»