Книга Рожденная чародейкой - Дэвид Фарланд

Боринсон быстро вошел, почти вбежал, в конюшню. Начал седлать своего коня, большого, могучего, специальной породы, способного нести вес рыцаря в полных доспехах и вес собственной брони.

– Идиоты проклятые, – бормотал он, подтягивая подпругу.

Затем повернулся и посмотрел на жену, ожидая, пока та заберется в седло.

– Кричать на хозяйку было ни к чему, – сказала Миррима. – Она ничего дурного не имела в виду. Это маленькая деревушка. Приезд сюда Короля Земли – это величайшее событие со времен… да за все времена. Конечно, люди будут о нем говорить.

Лицо Боринсона так и горело от смущения. Он пробормотал:

– Эх-ой, даддли-ой! Как растут его орешки, не смешно ли, братец мой?

– Не поняла.

– Мои… моя беда станет темой для песен всех до единого менестрелей, – сказал он. – Сколько лет уже они поют эту проклятую балладу про меня и барона Полла.

И он был прав. Куда бы он сейчас ни отправился, его ожидало всеобщее внимание. Остановить слухи было невозможно. Оставалось только надеяться, что его не будут считать теперь лишь наполовину мужчиной.

– Ну что ж… – начала Миррима рассудительно, – если кто спросит, я скажу чистую правду: орешки у тебя выросли еще больше, чем были. И стали самыми волосатыми и самыми поразительными орешками, какие когда-либо украшали мужчину.

Боринсон на мгновение замер. Потом сказал:

– Правильно! Так и говори.

И улыбнулся так озорно, что Миррима смешалась, пытаясь понять выражение его лица. В выражении этом смущение и страх боролись с искренним весельем.

Она забралась на коня-великана. Он вскочил сзади в седло, и они выехали из Балингтона.

Долгое время оба молчали. И молчание это казалось неловким. Боринсон легко придерживал ее одной рукой, обхватив под грудью. Подбородок его касался ее плеча.

Он должен был чуять запах ее волос, тепло ее кожи сквозь ткань блузы. Мирриме хотелось, чтобы он поцеловал ее или хотя бы обнял покрепче. Но их разделяло слишком многое. Они по-прежнему были чужими людьми, а не мужем и женой.

Ей же хотелось большего.

– Раз уж мы едем вместе, – сказала Миррима, когда они добрались до разоренных земель, – нам надо хотя бы разговаривать друг с другом о чем-то.

– Согласен, – сказал Боринсон без особой охоты.

– Расскажи о себе что-нибудь, чего я не знаю, – попросила Миррима.

– Я не люблю пудинг и заварной крем, – ответил Боринсон. – Терпеть не могу. Все эти желе…

– Хорошо, – сказала она, – теперь буду знать, какие тебе печь пироги. Расскажи еще о чем-нибудь важном.

Он должен понять, чего она хочет. А хочет она, чтобы он открыл ей душу, рассказал о самых своих сокровенных желаниях.

– Нет у меня ничего важного.

– Ну тогда расскажи о Саффире, – сказала Миррима, нарочно выбрав тему, на которую ему хотелось говорить меньше всего. – Какая она была?

– Самодовольная, – ответил Боринсон.

– Почему ты так решил?

Он тяжело вздохнул.

– Она расспрашивала меня о тебе. Хотела знать, красива ли ты. Хоть и знала, что тебе с ней не сравниться.

– И что ты ей сказал?

– Тебе этого лучше не слышать, – ответил он. Миррима поняла, что ничего лестного и впрямь не услышит. – Я не мог на нее смотреть, не мог слышать ее голос, чтобы не чувствовать себя при этом ее рабом. Но я скажу тебе, какой она была. По-моему, совершенной пустышкой. До безумия любила Радж Ахтена и ничего не знала о мире. Я даже боялся, что она нас предаст.

Но там, на поле битвы, она меня удивила. Показала себя отважной и доброй. Будь она еще и умной, так могла бы остаться в живых.

Главное же, что в ней было – это только ее красота.

– Ты так говоришь, чтобы меня успокоить, – запротестовала Миррима. – Два часа назад ты ее вроде бы любил.

Он немного помедлил с ответом.

– Сейчас я говорю, что я думаю о ней. Что я думаю и что я чувствую – совершенно разные вещи. И то, и другое – правда. Может быть, ты права. Может быть, я не знаю, что такое любовь.

– Моя старшая сестра не советовала мне выходить замуж за воина, – задумчиво сказала Миррима. – Говорила, что их учат подавлять все нежные чувства.

– Не было у меня никогда нежных чувств, – сказал Боринсон.

Она бросила на него через плечо косой взгляд.

– Вот как? Даже в Башне Посвященных?

Переходя от одной опасной темы к другой, она пыталась вывести его из равновесия. Но сейчас по выражению его лица поняла, что задела его слишком сильно.

– Я… я скажу тебе правду, – весь дрожа, заговорил он. Голос его зазвучал громче. – Ты сказала, я не знаю, что такое любовь, и я признаюсь – да, не знаю. Любовь – это ложь. Моя мать ненавидела меня с самого рождения. И я это понимал еще младенцем.

– Она ненавидела твоего отца, – поправила Миррима. – Аверан мне говорила. Просто ты, к несчастью, был на него похож.

– Нет, – сказал Боринсон. – Она ненавидела именно меня. – Он пытался говорить небрежно, но рана была слишком глубока. И в голосе его слышалась боль. – Когда среди женщин заходил разговор о детях, она тоже вспоминала о любви. «Ох, я так обожаю моего малютку Ивариана!» И посматривала на них украдкой – верят ли.

Но этим она всего лишь хотела показать своим подругам, что она тоже хорошая мать.

– Нет, она, конечно, не была тебе хорошей матерью, – сказала Миррима. Прошлого уже не изменишь, думала она про себя. Но хотя бы смягчить эту боль. – Может быть, она тебя и не любила. А я люблю.

– За что? – спросил он раздраженно. – Что же хорошего в муже, который не может подарить тебе ребенка?

– Ну, в таком муже тоже можно найти немало хорошего, – сказала она. – Он может вместе с мною возделывать наш сад и греть меня в постели по ночам. Он может разделять со мной заботы и печали, которые я не открою никому другому. И именно его я хочу держать за руку, готовясь переступить смертный порог.

– Люди себя обманывают, – сказал Боринсон. – Они так сильно хотят любви, так усердно ищут ее, что в конце концов притворяются сами перед собой, будто нашли. Женщина, встретив какого-нибудь никчемного глупца, убеждает себя в том, что обнаружила сокровище, «невиданную драгоценность», которую никто больше не может понять и оценить. Какая чушь! И эта любовь ничего не значит. Люди плодятся и плодятся. Мир полон дураков, которым ничего больше не надо, кроме как производить потомство. Я этого не понимаю!

Боринсон умолк. Он говорил так быстро, что даже задохнулся.

– Не понимаешь, что такое желание? – спросила Миррима. – Ты не чувствовал желания по отношению к Саффире? И не чувствовал его, когда впервые увидел меня?