Книга Коварство идеальной леди - Виктория Александер

— Побороть страх можно, лишь взглянув ему в лицо.

— Вот как? — Стерлинг посмотрел на Оливию. — И ты так поступала? Смотрела в лицо собственному страху?

— Ты пытаешься сменить тему, Стерлинг. Мы говорим сейчас не обо мне.

— Возможно, стоит теперь поговорить о тебе. Так ты смотрела в лицо своему страху?

— В прошлом — да, — без раздумий ответила Оливия. — И научилась делать то, что необходимо.

— А теперь? В эту самую минуту? Ты смотришь страху в лицо?

Оливия пожала плечами.

— В эту самую минуту я боюсь лишь того, что мне не удастся выполнить условия завещания моего покойного мужа и получить принадлежащее мне наследство. Но должна признаться, что смотреть этому страху в лицо я не буду, потому что не собираюсь проигрывать.

— Это в самом деле единственный твой страх? — Взгляд Стерлинга прожигал Оливию насквозь, как если бы он хотел получить ответ на вопрос, которого не задавал.

Оливия не отвела глаз. «Нет», — кричал ее внутренний голос, но вслух она произнесла:

— Конечно. А чего еще мне бояться?

— Наверное, ничего. — Стерлинг покачал головой, и Оливии показалось, что он чем-то недоволен. Но она не могла знать этого наверняка. — А теперь что касается твоего единственного страха… — Стерлинг глубоко вздохнул. — Сэр Лоуренс согласен отдать тебе кувшин, если я уговорю свою мать задержаться здесь.

— Ясно. — Оливия покачала головой. — Судя по тому, что ты чувствуешь из-за отношений твоей матери и сэра Лоуренса…

— Я передумал.

— Вот как? — переспросила Оливия.

— Не то чтобы я не хочу видеть рядом с матерью мужчину. Да, мне неприятна чересчур дружеская манера общения сэра Лоуренса, но, должен признаться, он не так уж неприятен. — Стерлинг на мгновение прикрыл глаза, как если бы собирался с силами. — Они оба говорили со мной.

— Да? — Оливия вскинула бровь.

— Мать хочет… — Стерлинг запнулся. — Она сказала, что отец умер десять лет назад и что она слишком долго была одна.

У Оливии перехватило дыхание.

— Целая жизнь, — еле слышно произнесла она.

Стерлинг безропотно вздохнул.

— Я не вижу смысла в том, чтобы отговаривать мать от того, что она все равно сделает.

— Ты хочешь оставить ее здесь?

— Не хочу. Но этого хочет она. — Он пожал плечами. — Она думает, что ей предоставилась возможность начать все сначала. И хочет понять, что из этого выйдет. Я не могу ей запретить. Большую часть своей жизни она жила ради семьи. И если теперь она хочет пожить для себя, меньшее, что я могу для нее сделать, — это не препятствовать.

Оливия кивнула.

— Поддержав ее решение остаться.

— Поддержав ее решение следовать велению сердца. — Стерлинг улыбнулся. — Как она всегда поддерживала меня.

— Ты хороший сын, Стерлинг Харрингтон.

— Так и есть, пренебрежительно бросил граф. — Ну что, теперь можно вернуться к развлечениям?

— Не вижу в этом необходимости. — Оливия пожала плечами. — У меня совершенно нет желания смотреть на заклинателя змей.

— Ты уверена?

— Абсолютно. — Оливия кивнула. — Если честно, даже упоминание об этом меня нервирует.

— И ты не считаешь заклинателей змей достопримечательностью Египта, которую непременно стоит увидеть?

— Совершенно верно. — Оливия усмехнулась.

— И все же, — Стерлинг прищурился, — мы на это посмотрим.

— Стерлинг, я, право, не вижу необ…

— О, это необходимо. Идем. — Он подал Оливии руку.

Несмотря на обуревавший его страх, этот мужчина был очень решителен. Улыбнувшись, Оливия взяла Стерлинга под руку.

— Ну, раз ты настаиваешь.

— Настаиваю. — Стерлинг двинулся во двор, увлекая за собой Оливию.

* * *

Танцы закончились, и теперь они могли сесть ближе к центру площадки, хотя Оливия чувствовала себя не слишком уютно.

Заклинатель змей снял с корзины тряпицу, поднял крышку и затянул нечто среднее между песней и монотонным бормотанием. При этом он ритмично помахивал тонкой палочкой подобно дирижеру оркестра. Змея, точно загипнотизированная, поднялась из корзины и начала покачиваться в такт речитативу своего хозяина.

Подобное зрелище наверняка не представляло никакой опасности, ведь заклинатель змей практиковался в своем искусстве всю жизнь. Но все равно даже тем, кто не слишком боялся змей, становилось немного жутковато. Судя по всему, именно в этом и состояла суть развлечения. Наверняка каждому из зрителей приходила в голову мысль о том, что тонкая связь между заклинателем и рептилией может прерваться в любую секунду, заставив змею броситься на первое же попавшееся теплое тело. Оливия была права: зрелище действительно щекотало нервы. В то время как все присутствующие глядели на заклинателя змей, Оливия не спускала глаз с лица Стерлинга.

Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что графа искренне забавляет происходящее посреди двора. Лишь присмотревшись повнимательнее, можно было заметить тоненькие морщинки вокруг глаз — так сильно он был напряжен. Оливия готова была поспорить на все свое наследство, что никому бы и в голову не пришло, что графу свойственно чувство страха перед чем бы то ни было, а перед змеями и подавно. Даже много лет назад, когда его жизнь была гораздо проще, нежели теперь, он никогда не выказывал своих истинных чувств и эмоций. Только перед Оливией он мог раскрыть душу, да и то не до конца.

Его смелостью и манерой вести себя можно было лишь восхищаться. Со стороны могло показаться глупостью утверждение о том, что такой мужчина, как Стерлинг, боится змей — точнее, змей, обитающих в Египте. А то, что в этом разумном и уравновешенном человеке было какое-то очень уязвимое эмоциональное начало, вызывало ее особенное расположение. При виде борющегося со своим страхом Стерлинга у Оливии сжималось сердце, и ей ужасно хотелось ободряюще сжать его руку. Хотя, возможно, он не нуждался в том, чтобы его кто-то ободрял. В конце концов он ведь не боялся, а просто воспринимал происходящее настороженно. Но Оливия понимала: страх мог отравить человеку всю жизнь.

Кому, как не ей, было это знать. Оливия была не до конца правдива, когда сказала Стерлингу, что в прошлом смотрела своему страху в лицо. Она предпочла воспринимать ужас, вселяемый в ее душу покойным супругом, как неотъемлемую часть своего существования, и прилагала все силы к тому, чтобы лишний раз не раздражать виконта. Она быстро уяснила, что перечить и спорить бесполезно. Страх за собственную жизнь заставлял Оливию воздерживаться от открытого сопротивления. Она противопоставила своему страху надежду на то, что, став свободной, воплотит когда-нибудь в жизнь свои тайные мечты и желания, и даже составила список своих предпочтений, которые, естественно, скрывала от мужа. И со временем ей удалось восторжествовать победу, потому что после десяти лет ужаса она смогла остаться собой.