Книга Урал атакует - Владимир Молотов

– Ладно, так и быть. Один все равно трофейный. – Костя махнул рукой. – А другой был старый и ненадежный.

– Врешь, я их оба проверил. Хорошие пушки.

– Ну и что толку теперь ехать? – недовольно прошипел Ганя.

– Да ладно ты, не бзди. Хотите, отдам взамен одного «калаша» советский самозарядный карабин? Он, конечно, похуже, но тоже ничего. Вам-то все равно, а мне в горах автоматы нужны.

Приятели оба не поняли логику последнего предложения, но, естественно, согласились.

Винтовка оказалась старенькой, потертой. Повертев ее в руках, Ганя с видом знатока констатировал:

– Самозарядный карабин СКС-45. Был принят на вооружение Советской армией еще в далеком тысяча девятьсот сорок пятом году.

Однако Колян заверил, что карабин отличался безотказностью и даже лучшей, чем у «калаша», прицельной дальностью стрельбы. Ганя спрятал винтовку под пассажирское сиденье.

– Ну что, будем прощаться? – вздохнул Костя.

Колян Питерский поднялся со стула, развел руками. Механик Ган демонстративно отстраненно потер капот тряпочкой.

Рукопожатие атамана анархистов оказалось неожиданно теплым.

– Да пребудет с вами сила! – Он улыбался, поправляя на голове черную шапочку. – Раздавите натовцев, аки тараканов вонючих.

* * *

Выезд на трассу нашли по краткому инструктажу Гана. Солнце выкатилось на дежурную точку и совсем распалилось. Дорога выглядела сухой и светлой. Извилистый серпантин то медленно поднимался в гору, то полого спускался вниз. За рулем ехал Ганя.

Для начала Костя набрал на смартфоне генерала Калинова. С легкой руки Кости, шеф неожиданно вышел на связь.

– Где вы пропадали, мать вашу?! Что произошло, черт возьми? Спутник потерял машину, я уж хотел выслать вертолет. – Калинов выбрал нападение как лучшую защиту.

– Мы-то ехали и заночевали тут кое-где, а вот почему вы недоступны были? – отстрелялся Костя. – И при чем тут вертолет? Где хотя бы обещанные БТР?

– Значит, связь опять, будь она неладна! – уже виновато посетовал генерал. – А боевых машин не будет. Придется вам, ребята, теперь самим добираться, не обессудьте.

– То есть как это – не будет? – возмущенно встрял Ганя.

– А вот так. Командир пограничной части в запой ушел и горючее распродал.

– Ни фига себе дела! Мы же без прикрытия пропадем! – Костя тоже разозлился. – Может, возвращаемся обратно? На кой хрен этот муляж до конечной точки везти? Ведь миротворцы получили знак, что мы выехали? Или еще нет?

– Нет еще. Вы должны доставить в срок и передать ополченцам, любой ценой. Это приказ, а приказы не обсуждаются. Все, до связи в Уфе.

И Сергей Михайлович отключился. Приятели приуныли. Громко обругали всех и вся, на чем свет стоит, и замолчали.

Потом минут десять ехали без разговоров. Каждый думал о том, наверно, что эта поездка может стать последней в их жизни, но путь уже выбран, и не отступить.

Мотор где-то за панелью приборов бесконечно тянул одну высокую ноту из средней октавы. На подъемах Ганя переключался на четвертую или даже третью скорость, и нота сменялась на более низкую. На спусках водитель пытался разогнаться больше ста километров, и появлялась прежняя нота, но, чувствуя опасность своего положения, Ганя опять намеренно понижал скорость. Машин на пути встречалось мало. Попутно обогнала одна иномарка с башкирскими номерами, да навстречу попалось несколько легковушек. Благо хоть дорога была нормальной – почти без выбоин. Единственное достижение российских властей до ядерного кризиса, думал Костя, это то, что они успели отремонтировать федеральные трассы. В России, как известно, существовало две беды: дураки и дороги. Теперь осталась лишь одна – дураки. Правда, самой России нынче почти не осталось.

Муконин любовался проплывающими пейзажами. В голове, в который раз, всплывали слова старинной песни:

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и рек.

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек!

Вскоре горы начали редеть. Местность плавно переходила на холмы.

Где-то к обеду замаячила первая полосатая палочка. Ганя сбросил скорость и начал торможение.

– Ну что, испробуем коляновскую записку? – улыбнулся Костя.

– А чего, сразу и проверим на вшивость, – согласился Ганя.

Полицейских стояло двое. Форма у них была синяя, как у гражданских летчиков в прошлые времена. На погонах – какие-то непонятные знаки. На головах – пилотки с кокардами, изображающими, очевидно, герб республики, что-то вроде нефтяной качалки в колосьях. Позади стражей порядка, в кармане обочины, разместилась «вазовская» «пятнашка», выкрашенная в красно-зеленый цвет. Машины у них не обновлялись, похоже, со времен Путина-Медведева, подумал Костя.

– Ваши документы, – откозырнул первый полицейский, более высокий и щуплый, с непроницаемыми карими глазами.

Второй стоял у него за спиной. Этот второй внимательно вглядывался в трассу – не пропустить бы еще какую-нибудь интересную тачку.

Ганя учтиво вылез из машины, притворно суматошно порылся в карманах, и в его руке вдруг, будто бы случайно, появилась записка Коляна Питерского.

– Документы, документы… Блин, куда ж я их засунул?.. Ах да, у меня еще вот это есть, взгляните-ка.

Дорожный инспектор пренебрежительно взял бумажку, пробежался глазками, его рот растянулся в плотоядной улыбке. Он подозвал напарника.

– Таир, гляди, что у них есть.

Муконин подумал, что противоречивый атаман, скорее, пустозвон, и поставил два против одного на то, что сейчас это подтвердится. Таир, пониже ростом, с раскосыми глазами, смугловатый, коренастый, с проскальзывающим в чертах лица чем-то кабаньим, осторожно взял записку и прочитал. Ему тоже стало немного весело. Он вернул бумажку высокому, их многозначительные взгляды встретились.

– Круто, – только и сказал Таир.

– Пройдемте со мной, – бросил первый инспектор, покосившись на Ганю.

Костя, уже выиграв внутренний спор, тоже вылез из автомобиля.

– А вы, собственно, не представились, – заговорил он. – Разве правила дорожного движения в Башкирии другие?

Башкирский гаишник остановился и недобро поглядел на Костю.

– Ты будешь мне сейчас про правила рассказывать?

– И все-таки представьтесь, – не унимался Костя.

– Сержант Талывердиев. Пройдемте со мной оба.

Напарник сержанта молча наблюдал за происходящим с хитрой улыбочкой на лице. Он остался стоять на обочине. Он ждал своего звездного часа.

Костя и Ганя сели в машину инспектора, Ганя на переднее пассажирское сиденье, Костя – на заднее. Муконин с усмешкой вспомнил челябинских гаишников.