Книга Семья Марковиц - Аллегра Гудман

Назавтра Эд и Сара стоят в вестибюле Конгрегации «Шаарей Цедек». На Эде атласная оранжевая ермолка, на ее подкладке надпись золотыми буквами «Бат мицва Кейти Пассачофф».

— Эд, вчера я слышала вас в передаче «Поговорим о временах», — говорит худенькая, белая, как лунь, Ида Браун. Они стоят в очереди к столу с закусками. — Он замечательно выступал, правда же, Сидни?

Сидни кивает, говорит:

— Задали вы перцу этому арабу из Оклахома-сити. Вывели его на чистую воду. Я сказал Иде: «Я рад, наконец на радио кто-то заступился за Израиль».

— Видите ли, я согласился выступить в этой программе не для того, чтобы заступиться за Израиль, — остужает их восторги Эд. — Я намеревался поговорить о терроризме, о его влиянии на мирный процесс.

— Одно от другого не отделить, они взаимосвязаны, — просвещает его Сидни Браун.

По ту сторону стола движутся киношники — снимают на видео праздничное угощение. Посреди длинного стола один из поваров режет мясо, и не какое-нибудь, а толстый край.

С другого конца стола им машут Гринберги, Джинн Гринберг кричит:

— Ты понравился мне в «Поговорим о временах».

Арт Гринберг поднимает вверх большой палец. Эд смотрит на Сару.

— Вот видишь, — говорит она, — всем понравилось.

— Еще бы не понравилось, — стонет Эд. — Я выступил, как ненавистник арабов, а им только того и нужно было.

— Расслабься! Ты их обрадовал!

— И стал посмешищем для всего отдела.

— Брось. Ты герой дня.

К их столу № 11 подходят несколько человек — поздравить Эда. Среди них старинные, еще с 80-х, знакомые, они поздравляют и Сару, говорят, что она должна гордиться: у нее просто замечательный муж. Сара всех благодарит.

Под барабанную дробь официанты вывозят на всеобщее обозрение белый столик с пирогом. Пирог роскошный, его венчает марципановая книга с золотой закладкой. Книга открыта, на страницах — поздравление Кейти. На столе свечи на подставках. Кейти подходит к пирогу, сейчас ее запечатлеют на его фоне. Кейти, худенькая, длинноногая, в цветастом платье и больших круглых очках. Под нацеленными на нее видеокамерами она берет микрофон.

— Еще одна речь? — спрашивает Сару Эд.

— Нет, — шепчет ему Сара. — Наверное, пора зажигать свечи.

И точно, клавишник тихо наигрывает на пианино, Кейти тем временем читает:

Моих друзей, мою семью

Очень сильно я люблю.

Дружба с вами мне дорога,

Прошу взять по свечке для пирога.

Три подружки есть у меня.

С ними подружилась я в школе —

Дарси, Бриттани и Молли.

Пусть они к пирогу подойдут

И по свечке принесут.

Эд и Сара смотрят — вот три подружки встают, несут свечи.

— Что-то это странно, стишки, пианино, — говорит Эд. — Я такого вроде не припомню.

— Она прекрасно держится, — замечает Сара, она не спускает с Кейти глаз.

— Ты так говоришь на каждой бат мицве, — напоминает Эд. И чуть спустя добавляет: — И сколько же свечей в ее честь зажгут? Уже семнадцать человек подходило.

— Многие зажгут одну свечу на пару, объясняет Сара.

Какая-то незнакомая Эду женщина за соседним столиком перегибается к нему, шепчет.

— Вы меня не знаете. Я прихожусь Кейти теткой. Что хочу сказать: я слышала вас по радио. Правда, застала только самый конец, но они сказали, что вы написали книгу, это так?

И тут Кейти Пассачофф читает:

Тетя Айрин, ты нам дорога,

Принеси свечку для пирога.

— По-моему, вас вызывают, — сообщает Эд тетке Кейти.

— И верно. Спасибо, — говорит она.

Похоже, наконец-то пирог разрежут, оркестр вновь заиграл, и Сара хочет танцевать.

— Пойдем, надо проверить, стоит ли нанять этот оркестр на свадьбу. Что это они играют? — Сара напевает обрывок мелодии. — Ну да, «Нечто большее»[126]. Послушай, это же песня нашей молодости.

Они выходят на середину зала, где несколько пар вяло топчутся около лихо отплясывающих Миллеров, те брали уроки танцев, — их хлебом не корми, дай потанцевать.

— А что, если и нам взять несколько уроков? — говорит Сара, глядя Эду через плечо.

— Это еще зачем? — удивляется Эд. — Знаешь, я просто ушам своим не верю: сколько народу меня слушало.

— А что я тебе говорила?

— Но они меня больше никогда не пригласят.

— Подумаешь! Тебя пригласили в Иран. Как по-твоему, стоит их нанять? — Она кивает головой на «Группу».

— У-у. Они вполне. Мне понравился тот, кто наигрывал на пианино, когда зажигали свечи.

Сара переводит взгляд на него.

— О Господи, к нам пробираются Фрэн и Стивен, — говорит Эд. Он готовится — ждет нового шквала комплиментов.

— Как ты, Сара? А ты, Эд? — спрашивает Фрэн. — Славно все прошло, правда? Трудно поверить, что Кейти уже двенадцать. Чувствуешь себя старухой. Я помню, когда она родилась.

— Знаешь, — говорит Стивен Миллер, — со временем считаешь уже не годы, а десятилетия.

— А теперь ваша старшенькая выходит замуж, — Фрэн качает головой, уже подернутой инеем.

Она тараторит без умолку, и Эд озирается по сторонам — ищет, куда бы удрать. Ему ясно, что его выступление они со Стивеном даже не слушали.

Четыре вопроса

пер. Л. Беспалова

Эд сидит в кухне своей тещи Эстелл.

— Прилетит вовремя? — спрашивает Эстелл.

Эд звонит в аэропорт — проверить, когда прибывает рейс из Сан-Франциско, которым прилетит Иегудит.

— Пока одни гудки, — говорит Эд.

Он расположился в крутящемся кресле, вертит в пальцах телефонный шнур. Одна стена кухни оклеена обоями в желто-коричневых маргаритках, каждая маргаритка величиной с его руку. На шторах — тот же узор. Родители его жены Сары живут в одноэтажном доме 1954 года постройки, со всеми онёрами того периода. После свадьбы они с Сарой каждый, почти без исключения, год на Песах приезжают к ним на Лонг-Айленд, и дом с тех пор ничуть не изменился. Ванная окнами на улицу с пола до потолка и сам потолок оклеены обоями в белых и желтых цветах по коричневому полю, занавес двухслойный, первый его слой отдернут, прихвачен медными цепочками. В прежней Сариной спальне по соседству с ванной, синий ковер, крахмальные кисейные занавески, вся мебель белая, вплоть до туалетного столика бобком. Из-под Сариной кровати выдвигается скрипучая кровать на колесиках. Эд всегда спит на ней — чуть ниже Сары.