Книга Алая маска - Елена Топильская

Алина поняла мое побуждение и не удерживала, лишь тревожно на меня посматривала. Казалось, она каким-то образом почувствовала, что мне может понадобиться убежище, потому что вдруг сказала:

— Да, Алеша, не знаешь ли ты кого-нибудь приличного, кто ищет жилье? Вдова майора Кулеби-на, Анна Теодоровна приходила… Дела ее неважны, и она отдает в наем комнату в ее квартире. Помнишь майора?

Я внимательно слушал. Покойного майора, добродушного краснолицего толстяка, умершего год назад от апоплексического удара, я хорошо помнил. Его вдова, уютная Анна Теодоровна, обрусевшая литовка из Виленской губернии, осталась после смерти мужа с незначительными средствами, пенсии за майора ей едва хватало на жизнь, так как их сын-подросток, обучавшийся в хорошей гимназии «Аннен-шуле», нуждался в определенном содержании, а никого из родных, могущих помочь денежно, у майорши не было. Алина не была с ней особенно дружна, но относилась к ней с симпатией и всегда помогала, чем могла.

— Она спрашивает, может, кому-то из твоего, Алеша, ведомства нужно недорогое и приличное жилье. Ну, конечно, не судейским чиновникам, им квартира нужна, а не комната. Но вот письмоводителю, или вдруг секретарю… Ты не спросишь, когда будет возможность? Вот я тебе адрес напишу… А то с улицы пускать страшновато. Слышал, наверное, на Васильевском квартирант хозяйку убил и квартиру ограбил?

Я кивнул. Об этом ужасном преступлении, благодаря бульварным газетам, знал уже весь Петербург, из-за чего весьма трудно стало снять жилье без рекомендации. Алина встала, ища глазами по комнате, на чем бы ей можно было написать адрес Анны Теодоровны, и взяла с комода какую-то красочную программку. Повертев ее в руках, она увидела широкие белые поля, и, взяв карандаш, быстро написала название улицы и номер дома.

— Это на Первой роте, на углу с Измайловским. И недорого, и чисто… Помоги ей, Алешенька, а? Пусть и ненадолго кто поселится, лишь бы какой доход бедной Аннушке…

Взяв у нее из рук программку с адресом, я повертел ее: это был анонс какой-то итальянской оперы. На обложке программки, сложенной наподобие книжки, смелыми яркими мазками нарисована была пасторальная сцена — дама, кавалер, кудрявые кустики, овечка на заднем плане. Вспомнив, что пришедшая накануне ко мне с поручением горничная Татьяна говорила про поход барыни в оперу, я поинтересовался, что Алина слушала:

— Гризи? Или Фреццолици? — я был не большим знатоком итальянской музыки, но имена этих ведущих солистов Большого театра, где давали исключительно итальянские музыкальные спектакли, из-за тетушкиных пристрастий были у меня на слуху.

После того, как Большой театр отдан был итальянцам, русская труппа для нас, петербуржцев, прекратила свое существование, поскольку частью была переведена в Москву, частью распалась. Всему виной оказалось фиаско (правда, как говорили, заслуженное) оперы господина Львова про Би-анку и Гуалтиеро, после которого и издано было высочайшее повеление. А из-за этого даже первая самобытная русская опера «Жизнь за царя» Михаила Глинки не могла быть поставлена в Петербурге, несмотря на то, что сам Фреццолици желал дать ее на свой бенефис. Русские оперы мы должны были ездить слушать в Москву. Правда, сейчас, благодаря Алине, я был в курсе того, что Петр Чайковский в прошлом году написал для консерваторского спектакля в Москве новую оперу — «Евгений Онегин», и петербургский кружок любителей ставит ее у нас.

Алина усмехнулась.

— Да что ты, Алешенька? Какой Фреццолици? Он уж давно не поет, ему сто лет в обед. Альбони и Лаблаш теперь в моде.

— И кто же пел для тебя, моя прекрасная муза? Альбони или Лаблаш?

Алина вздохнула.

— А вот никто.

— Как это? Мне Татьяна сказала, ты была в опере, нельзя лгать следователю.

— Меня обманули. Не было концерта.

В ответ на мой недоуменный взгляд Алина пожаловалась, что купила за большие (для нее) деньги билет на концертное выступление заезжей знаменитости, итальянского тенора Карло Чиароне, который должен был дать несколько выступлений в Большом театре, обещал спеть Керубини, Чима-розу, Глюка. Но импресарио собрали деньги за билеты, а потом явившейся в театр публике объявили, что тенор заболел, и отменили концерты.

— А деньги-то отдали, тетя? — усмехнувшись, поинтересовался я. Неужели открылся новый способ мошенничества? Продавать билеты на концерты несуществующих певцов?

Алина посетовала, что деньги не вернули, но заверила меня, что Карло Чиароне — не только существующий, но и весьма известный артист. Он замечательно хорош собой, как и подобает тенору, и настоящий дон-гуан, прославившийся не только дивным голосом, но и любовными победами. Рассказывали, что он ставит себе невыполнимые на первый взгляд задачи: соблазнить женщин, пользующихся безупречной репутацией, замужних или невинных, и никогда не знает поражений. Ему приписывали, между прочим, повторение подвига, некогда совершенного Пушкиным: чтобы провести ночь любви с женой богача Инглези, русский поэт якобы пробрался к ней в гостиную днем и до заката пролежал под диваном, ожидая, пока муж удалится спать. То же совершил и Чиароне, добиваясь благосклонности супруги одного русского дипломата в Неаполе.

— Так, может, этот итальянский соловей загулял и вовсе не приехал в Петербург? — спросил я для поддержания разговора с теткой, хотя мне не было никакого дела до похождений гастролера; просто хотелось как можно более далеко отодвинуть минуту ухода.

— В том-то и дело, что приехал, — заверила меня тетка. — Все газеты написали о его прибытии, с фотографиями. На Николаевском вокзале чуть ли не фейерверк устроили в его честь, дамы, увидев красавца, даже в обморок падали в экзальтации. И болтали, будто после приезда он увеселялся, был у Булаховых на маскараде, инкогнито.

— На маскараде у Булаховых? — рассеянно переспросил я. — Кажется, там был весь свет…

Я припомнил, что и все семейство Реденов в роковую ночь убийства вернулось домой не откуда-нибудь, а с маскарада у Булаховых.

— Наши-то театралки — сплетницы, они чирикали, что занесло нашего маэстро в Петербург благословенный не просто так, концерты — это так, предлог лишь.

— А что же, тетя? — я украдкой, не раскрывая рта, зевнул. От голода меня охватило страшное утомление. Но тетка была рада хоть со мной поговорить об этом, и мне не хотелось ее разочаровывать.

— Любовь! — лукаво улыбнулась тетка. — Говорят, ты уж прости меня, Алешенька, что сплетничаю с тобой, будто на этот раз коварный соблазнитель наметил себе сразу две цели: вознамерился покорить сразу двух дам высшего света.

— Как это возможно? — спросил я, и Алина пожала плечами.

— Даже больше тебе скажу: двух дам в одном доме. Как тебе такое понравится?

— Ах, тетя, — покачал я головою, — наверное, это занятно. Но скажи все же, ты уверена, что импресарио великого соблазнителя вас не надули? И что этого господина Чиароне не придушил ревнивый хозяин дома, где проживают жертвы сластолюбца?