Книга Урусут - Дмитрий Рыков

– Кызыка из меня сделать решил? – разобиделся урусут.

– Будет у тебя еще первая брачная ночь, не торопись. А пока одолей очередного татарина – я же понимаю, ты их не любишь. Иначе на что юрту будешь ставить, подумал? Алтантуяа – сирота с бабкой и тремя страшными сестрами. У них станешь жить? Иди и добывай деньги и славу!

Гладиаторские бои Рима были далеко в прошлом, но забава прилюдно за деньги бить морду останется на века. В вонючем, в катышках постоянного навоза под ногами, пыльном, грязном Сарае Илыгмыш не повел их поражать великолепием построенных вывезенными из захваченных городов ремесленниками дворцов. Трое мужчин сразу направились на ристалище. Оно представляло собой четырехугольный павильон с верхом, подпираемым двенадцатью колоннами. Верх натягивался колесами, которые постоянно подкручивали полуголые рабы. В центре, наполненная уже плотным, сбившимся от пота и крови, песком, красовалась площадка поединщиков. Вокруг толпился всякий – иначе и не скажешь – сброд: авантюристы всех мастей, народов и вероисповеданий. От яркости и пестроты одежд рябило в глазах. Оглан оставил их вдвоем с арактырцем на входе и отправился кого-то искать.

– Это будет страшный соперник, – произнес сотник.

– А мне насрать, – флегматично ответил Олег.

– Когда-нибудь ты проиграешь.

– Только когда умру.

– Так зачем торопиться приближать этот день?

Плотницкий сын повернулся к спутнику, скрестил руки на груди и, глядя в хитрющие монгольские глаза, кивнул:

– Говори.

– Дерутся голыми, только в набедренных повязках. Для сложности обмазываются маслом. Твой враг – самый огромный человек на свете. В Индии водятся слоны – так он такого же роста. Единственное, что можно сделать с ним – сильно, очень сильно ударить по болевой точке. Но бить в глаза и в пах запрещено.

– И что же тогда предпринять?

– Не знаю. Я – предупредил. Ты – думай.

Вскоре вернулся Илыгмыш с толстым и темным, как ночь, арабом, в чалме и с большущей золотой серьгой в ухе.

– Этот? – вместо приветствия, брезгливо спросил подошедший.

Древоделя почувствовал, как у него уже наливаются кулаки.

– Хочешь, – предложил он, – пойдем, попробуешь?

– Я похож на ишака? – возмутился тот. – Я свое отпробовал тридцать лет назад, и выглядел помощнее тебя, нахал!

– Ну, ну, – вступил оглан. – Что скажешь?

– Бек-Ярыковский Ахмед-баатур против никому неизвестного мальчика? Зрителям это неинтересно. Какой дурак будет деньги ставить?

– Я, – ответил повелитель и потряс волшебным мешочком.

Белый Лоб был готов поклясться, что в глазах тучного сына пустынь сверкнули две очень яркие искры.

– Десять процентов от любого исхода. Ахмед-баатур здесь. Пусть твой щенок готовится. Когда ему оторвут лапку, я плакать не буду.

– Бьют, пока побежденный сам не попросит пощады, – пояснил оглан. – Так что если будет очень больно, ты того, не геройствуй – ори.

– Страх жениться еще и на трех старших сестрах законной супруги придаст мне сил. Они ведь ужасней албаст.

Спутники захохотали и повели бойца «готовиться» – раздеваться и намазываться маслом.

Тем временем о каменный край площадки, под восторженный рев толпы, смачно стукнулся макушкой какой-то невезучий, расколов себе череп и обдав ближайших кровяной массой.

– Эй, – показал на крестик на снурке Туглай, – не помешает веревочка? Может, пока снимешь?

– Только вместе с головой, – ответил Олег.

Соперники вышли на бой. Ахмед не походил на слона. На Черную Скалу напротив бывших Земок – да, на слона – нет. Какая женщина смогла родить такого сына? Глядя на древоделю, толпа похихикала-похихикала, да принялась свистеть. Сам Белый Лоб растерялся. Он прекрасно помнил, как учил его воевода – ноги-руки сами принимают верное решение, чем чаще занимаешься, тем это проще. Но что можно удумать против этого убийцы? Его и не каждая катапульта на поле боя свалит.

Вдруг плотницкий сын услышал в толпе родную до сердечного скрежета речь двоих соплеменников. Хоть и ругань, а как порадовала!

– Шухло! Вывертень поганый! Гад ползучий! – кричал некто, очевидно, из-за проигранных денег.

– Сам такой! – раздалось в ответ. – В дугу бы тя искривило да оземь хлопнуло! Крыса! Тухляк! Выдра вонючая!

Ахмет-баатур сделал шаг, Олег отпрыгнул. Еще шаг – еще прыжок. Два шага – два прыжка. Свистом закладывало уши. Человек-гора, разведя руки, стал красоваться перед зрителем: ну что я с трусом, да еще с таким маленьким, могу поделать?

Урусут наметил левое колено соперника и молился: только б не промахнуться. Пяткой, с махом кувалды, ударил Ахмета в коленную чашечку, а пока тот, взвыв от боли, переживал случившееся, инстинктивно наклонившись к ушибленному месту, Олег подпрыгнул, и с такой силой, на какую только был способен – подозревал, что если все получится, кулак потом дней десять будет болеть – ударил татарина в кадык.

Древоделя уже отбежал в сторону, а бесермен все продолжал стоять и держаться за горло. В тишине павильона он хрипел, хрипел, потом вдруг раздался короткий булькающий звук, и великан рухнул на землю, испустив дух. Тут же поднялся шум, ор, на площадку выбежали люди. Туглай обнял ратника и повел его наружу. Олега даже не трясло. Никогда не думал стать убийцей без войны, без ратьица – а вот надо же: приходится заниматься самым мерзким Богу делом. Причем удачно.

Подбежал Илыгмыш и с ходу кинул своему формальному слуге знакомый мешок с золотыми.

– У меня теперь таких еще пятнадцать! – крикнул он и захохотал.

Плотницкий сын натягивал ичиги, и тут его по-настоящему начало трясти – он знал, что в Сарае можно купить не просто всё, а всё – сейчас же он отыщет книжную лавку и заберет все книги на греческом! Все – на сколько денег хватит. За три с лишним года ни одной страницы не прочел!

Подошел нарядно одетый человек благородного вида в окружении внушительной свиты. Ратник догадался, что это соперник по закладу – Бек-Ярык.

– Ты и есть тот урусут, который в двенадцать лет в равном бою убил восемь воинов в полном вооружении?

Олег уже полностью оделся и вскочил, постукивая каблуками сапог – хорошо ли сели?

– Мог и девять.

– И что же помешало? – заинтересовался оглан.

– Да была б рожа у этого, – он показал на арактырца, – чуть пошире, то стало бы и девять.

Хихикающий Илыгмыш наклонился к уху недоумевающего друга-соперника и поведал историю о неожиданной кривизне восточного засапожника. Бек-Ярык ржал как конь-ахалкетинец, сотник из-за спины, впрочем, не зло, показывал Белому Лбу кулак. Тут оглан резко замолчал и осторожно – примета: не оскорбить хозяина – дотронулся до оружия Туглая.