Книга Ключ Сары - Татьяна де Ронэ

Постаравшись скрыть под теплой улыбкой свое недовольство и страх, я расцеловала его в обе щеки и присела рядом с Mamé, взяв ее за руку, как делала всегда. Собственно, подсознательно я ожидала, что свекор уйдет, но он остался, весело и с удовольствием, как ни в чем не бывало глядя на нас. Неприятное положение, доложу я вам. У меня было такое чувство, будто он вторгся в мою личную жизнь и что каждое слово, которое я говорю Mamé, оценивается и взвешивается на невидимых весах.

Спустя полчаса он поднялся, взглянув на часы. После чего подарил мне странную улыбку.

— Мне нужно поговорить с вами, Джулия, если не возражаете, — пробормотал он, понизив голос почти до шепота, чтобы не услышала Mamé. Я обратила внимание, что он вдруг занервничал, переступая с ноги на ногу и с нетерпением глядя на меня. Поэтому я поцеловала Mamé на прощание и последовала за свекром к его машине. Он жестом пригласил меня садиться, сам опустился на сиденье рядом со мной, повертел в руках ключи, но включать зажигание не стал. Я молча ждала, нервные движения его пальцев изрядно удивили меня. В салоне машины висело молчание, тяжелое и давящее. Я огляделась по сторонам, окинула взглядом мощеный дворик, сестер милосердия и сиделок, которые вкатывали и выкатывали своих немощных постояльцев на креслах-каталках.

Наконец он заговорил.

— Как поживаете? — поинтересовался он с вымученной улыбкой.

— Нормально, — откликнулась я. — А вы?

— У меня все в порядке. У Колетты тоже.

Снова воцарилось молчание.

— Вчера вечером, когда вас не было, я разговаривал с Зоей, — признался он, избегая смотреть мне в глаза.

Я молча рассматривала его чеканный профиль, римский нос, твердую линию подбородка.

— И что? — устало выговорила я.

— Она сказала мне, что вы занимаетесь расследованием…

Он умолк на полуслове, вертя на пальце брелок с ключами.

— Расследованием этой истории с квартирой, — закончил он и взглянул мне прямо в лицо.

Я кивнула.

— Да, мне удалось установить, кто жил в этой квартире до вас. Зоя наверняка рассказала вам об этом.

Он тяжело вздохнул и замер, опустив голову на грудь, отчего складки у него на шее закрыли воротник рубашки.

— Джулия, я ведь предупреждал вас, помните?

Сердце сильнее забилось у меня в груди, разгоняя кровь по телу.

— Вы просили меня больше не задавать вопросов на эту тему Mamé, — невыразительным голосом сказала я. — И я выполнила вашу просьбу.

— Тогда почему вы продолжаете ворошить прошлое? — спросил он. Лицо его покрылось смертельной бледностью. Он дышал тяжело, с трудом, как будто этот процесс причинял ему физическую боль.

Итак, все встало на свои места. Теперь я знала, для чего ему понадобилось поговорить со мной.

— Я лишь выяснила, кто жил здесь раньше, — с жаром продолжала я, — и больше ничего. Я должна была узнать, кто они такие. Больше мне ничего неизвестно. Я не знаю, какое отношение ваша семья имеет к этому делу…

— Никакого! — выкрикнул он, не дав мне закончить. — Мы не имеем никакого отношения к аресту той семьи.

Я хранила молчание, во все глаза глядя на него. Его буквально трясло, вот только я не могла сказать, отчего — от гнева или от чего-то еще.

— Мы не имеем никакого отношения к аресту той семьи, — снова повторил он, пытаясь взять себя в руки. — Их забрали во время облавы на «Вель д'Ив». Мы не выдавали их полиции, никогда не делали ничего такого, вы это понимаете?

Потрясенная, я не сводила с него глаз.

— Эдуард, я и подумать не могла ни о чем подобном. Никогда!

Отчаянным усилием он попытался успокоиться и несколько раз провел по лбу дрожащей рукой.

— Вы задаете слишком много вопросов, Джулия. И проявляете излишнее любопытство. Позвольте рассказать вам, как все произошло. Послушайте меня. Все дело в этой concierge, мадам Руайер. Она поддерживала приятельские отношения с нашей concierge, еще когда мы жили на рю де Тюренн, неподалеку от рю де Сантонь. Мадам Руайер очень уважала мою мать. Та, в свою очередь, была очень добра с ней. Именно она первой сообщила моим родителям о том, что эта квартира освободилась. Квартплата была вполне приемлемой и невысокой. Эта квартира была больше той, в которой мы жили на рю де Тюренн. Вот так все и было. Так мы и переехали в нее. И это все!

Я молча смотрела на него, а его сотрясала дрожь. Мне еще не доводилось видеть его в таком отчаянии. Он выглядел усталым и разбитым. Я нерешительно коснулась его руки.

— С вами все в порядке, Эдуард? — спросила я. Его дрожь передалась мне. Я даже успела подумать, уж не заболел ли он.

— Да, вполне, — ответил он чужим и хриплым голосом. А я все никак не могла взять в толк, отчего он так разволновался.

— Mamé ничего не знает, — продолжал он, понизив голос. — Никто не знает. Вы понимаете? Она и не должна знать. Она не должна ничего знать.

Я пребывала в полнейшей растерянности и недоумении.

— Чего она не должна знать? — спросила я. — О чем вы говорите, Эдуард?

— Джулия, — вновь заговорил он, не сводя с меня глаз, — вы понимаете, кем была эта семья, вы знаете их фамилию.

— Я не понимаю… — пробормотала я.

— Вы ведь знаете их фамилию, не так ли? — внезапно рявкнул он, и я испуганно вздрогнула. — Вам ясно, что случилось. Не так ли?

Должно быть, я выглядела окончательно сбитой с толку, потому что он тяжело вздохнул и закрыл лицо руками.

Я сидела рядом, потеряв дар речи. Ради всего святого, о чем он говорит? Что такого случилось, о чем никто не знал?

— Девочка… — наконец произнес он так тихо, что едва расслышала его. — Что вам удалось узнать о девочке?

— Что вы имеете в виду? — спросила я, по-прежнему ничего не понимая.

— Девочка… — повторил он приглушенным, чужим голосом. — Она вернулась. Через пару недель после того, как мы переехали в новую квартиру. Она вернулась на рю де Сантонь. Мне было тогда двенадцать лет. Я никогда этого не забуду. Я никогда не забуду Сару Старжински.

К моему ужасу, лицо его сморщилось. Из глаз у него потекли слезы. Я не могла произнести ни слова. Я могла только ждать и слушать. Человек, сидевший рядом со мной, уже ничем не напоминал моего высокомерного и надменного свекра.

Это был кто-то другой. Тот, кто долгие годы носил в душе страшную тайну. Носил целых шестьдесят лет.

___

От вокзала на метро до их дома на рю де Сантонь было совсем недалеко, всего-то пара остановок и пересадка на станции «Бастилия». Когда они свернули на рю де Бретань, Сара почувствовала, как сердце заколотилось у нее в груди. Она шла домой. Через несколько минут она будет дома. Может быть, пока ее не было, матери или отцу удалось вернуться домой, и, может быть, сейчас они все ждали ее, вместе с Мишелем, в их квартире. Ждали ее возвращения. Интересно, может, она сошла с ума, если думает об этом? Может быть, она лишилась рассудка? Но разве не могла она надеяться, разве это запрещено? Ведь ей было всего десять лет, и она отчаянно хотела надеяться, хотела верить. И эта ее надежда и вера были сейчас сильнее всего на свете, сильнее самой жизни.