Книга Разбитое сердце - Барбара Картленд

Теперь, обратившись взглядом в прошлое, я видела, что практические вопросы всегда ложились на мои плечи; я планировала будущую свадьбу, наш будущий дом, все, чем мы собирались заняться. Тим жил текущим мгновением, радостью быть со мной, желая также бодро идти по жизни дальше. Вот и теперь найти выход из положения должна была я. Ясно, что от Тима помощи будет немного, если будет вообще. И все же я спросила себя, что я могу сделать? Я вышла замуж за Питера и, во всяком случае, в данный момент не могла его подвести. Потом, как справедливо сказал Тим, даже если бы я захотела убежать с ним, это было бы невозможно.

— Тим, — проговорила я, — а ведь на самом деле нам следовало бы с тобой поступить согласно требованиям чести — мы не должны больше встречаться друг с другом.

Тим ухмыльнулся.

— Звучит неплохо, но не сомневаюсь в том, что ты не станешь выполнять подобное требование.

— Мне придется его выполнять, — сказала я жестким тоном.

— Есть много такого, Мела, что мы должны бы делать, а не делаем, и наша история тому примером. Не надо этого ложного благородства, Мела, оно не идет тебе. К тому же мы любим друг друга. И никаким требованиям этого факта не отменить.

— И меня ничто не заставит разорвать свой брак с этим человеком, — ответила я резким тоном.

— К черту его! Я до сих пор не могу понять, каким образом могла ты сделать такую глупость, Мела.

— Как бы то ни было, — устало промолвила я, — обсуждать это теперь бесполезно. Я, пожалуй, отправлюсь спать — уже очень поздно.

В ответ Тим раскрыл свои объятия и привлек меня к себе.

— Не уходи! Мы проговорили все это время, но я не успел рассказать тебе, как мне не хватало тебя, как я хотел поскорее обнять и поцеловать тебя.

— Не говори мне сейчас об этом.

В словах моих на самом деле не было искренности — одно прикосновение Тима сделало меня безвольной и податливой — моя голова припала к его плечу. Меня всегда волновало прикосновение его теплой щеки, крепких и сильных, обхвативших меня рук.

— Ах, Тим! — прошептала я. — Если бы только мы могли пустить стрелки часов назад — чтобы не было войны, а были только мы с тобой, радостные и счастливые как всегда.

— Помнишь, как мы ходили на танцы в «Норманди-Руф»? Веселые были вечера, правда? Интересно, кого бы мы могли встретить там этим вечером? Не так уж много наших, я думаю.

— А в Виннипеге ты думал о нашем будущем маленьком доме, — спросила я, — или ты планировал создать будущий дом с Одри?

— O, она никогда не заговаривала о подобных вещах. Хорошая, веселая такая девчонка, мы с ней все время смеялись. Иногда разговорчики ее могли показаться несколько рискованными — не очень приличными для деревенской швейки, — но вообще-то она была и в самом деле отличной девчонкой. Она понравилась бы тебе, Мела.

— Не сомневаюсь, — едко сказала я.

Усмехнувшись, Тим покрепче обнял меня.

— Мне нравится, когда ты меня ревнуешь.

— Я не ревную, во всяком случае сейчас. Эта отличная девчонка причинила мне самое большое зло. Самое лучшее, что мы оба можем сделать, — это забыть о ней.

— Но обо мне-то ты не забыла?

— Ты же знаешь, что нет и вряд ли смогу. O, Тим, дорогой мой, это какой-то ад, но я люблю тебя.

— O милая!

Он начал целовать меня, и хотя мне казалось, что большего восторга я еще никогда не испытывала, под ним таились раздор, несчастье, боль, которую ничто не могло утишить или облегчить. Наконец, я отстранилась от Тима, и глаза мои наполнились слезами.

— Спокойной ночи, Тим, — прошептала я, — и пока до свиданья.

— Ты сама накручиваешь себя. Не переживай, пройдет время, и все как-нибудь устроится.

— Хотелось бы верить, — проговорила я сквозь слезы.

— Ты должна верить, — настаивал Тим. Он вновь крепко обнял меня. — Ты слишком очаровательна, чтобы быть несчастной. К тому же я люблю, когда ты улыбаешься.

— Постараюсь не забыть об этом, — проговорила я и прижалась щекой к его щеке, такому милому и родному. — Береги себя, Тим!

— Поберегу, не сомневайся в этом, — ответил он и, еще крепче прижав меня к себе, вдруг сказал: — Не уходи, Мела, не оставляй меня!

— Приходится, — ответила я, посмотрев на часы над каминной полкой. — Боже мой! Уже половина третьего. А у тебя завтра подъем в шесть — я слышала, как ты говорил об этом деду.

— Пустяки, — возразил Тим, — даже если бы я устал, это ничего не значило бы. Теперь мы, наверное, нескоро увидим друг друга. O Мела! Не уходи.

Он подхватил меня на руки и понес. Бесшумно ступая по ковру, он пересек комнату и положил меня на подушки крытого дамастом широкого дивана.

Свет пламени не освещал эту часть гостиной, и в бархатной темноте я увидела склонившегося ко мне Тима.

— Мне пора идти, — слабым голосом произнесла я.

А потом притихла в объятиях Тима, ощутив на своих губах его губы.

— Я люблю тебя, Мела. Я люблю тебя! Я не могу отказаться от тебя! — его изменившийся голос звучал требовательно; в пылких поцелуях был незнакомый прежде огонь. И я испугалась — не за Тима, за нас обоих.

Я ощутила его ладонь в свободном вырезе моего платья и ощутила наконец в себе новую силу — силу для того, чтобы воспротивиться искушению.

— Прошу тебя, Тим, — проговорила я, — пожалуйста, не надо!

Я оттолкнула его от себя и вскочила на ноги. Дыхание рвалось из моей груди, я остановилась напротив него, прижимая руки к груди.

— Нет, Тим, — прошептала я. И, не говоря более ни слова, бросилась бежать от него. У двери я оглянулась, бросив последний взгляд на его едва различимую застывшую фигуру. А потом оказалась в холодной тьме зала, на ощупь находя путь к лестнице.

Глава семнадцатая

— Я вижу, тебе жаль расставаться с этими краями, — проговорил Питер, когда поезд медленно тронулся, увозя нас от платформы полустанка.

— Действительно жаль, — призналась я, глядя назад, на серый шотландский туман, легший на вересковую пустошь.

Мне и вправду не хотелось уезжать из замка, о котором всю свою жизнь я думала с пренебрежением и даже с презрением.

За то короткое время, которое я провела под кровом моего деда, я прочувствовала и сам дух этих мест, и атмосферу замка и поняла, как много все это значило и для моих предков, и до сих пор значило для сурового старика, по-прежнему живущего в нем.

Я не могла облечь свою мысль в точные слова, но мне казалось, что замок этот символизирует всю гордость, стойкость и верность предшествовавших нам поколений. Научилась я также и любить своего деда. Я вполне понимала теперь, почему глаза моей мамы так часто затуманивались, когда она принималась рассказывать о родных ей местах. Мы были связаны с ними, связаны плотью и кровью — о чем невозможно было забыть.