Книга Синдром Коперника - Анри Лёвенбрюк

Она улыбнулась.

— И тут мы возвращаемся к вашему страху за судьбу рода человеческого, — вставила она, бросив на меня веселый взгляд. — И к тому, что вы ищете в романах Ромена Гари. Невозможность общения и все такое…

— Вот-вот. Люди рискуют вымереть оттого, что не сумели понять друг друга…

— Но мы-то понимаем друг друга, не так ли?

— Что правда, то правда, — согласился я с улыбкой.

— Ну вот! Возможно, я заставлю вас пересмотреть самые основы вашего страха… как вы его назвали?

— Мой эсхатологический страх.

Второй официант принес закуски, расставил их перед нами и пожелал приятного аппетита. Я выбрал фуа-гра, а Аньес овощи, фаршированные козьим сыром и шалфеем. На несколько минут установилась гастрономическая тишина, затем я возобновил беседу.

— Вы не сказали, Аньес, в каком отделе работаете.

— Я лейтенант полиции в центральном комиссариате Восемнадцатого округа… Занимаюсь местными уголовными расследованиями. Ничего интересного: разбойные нападения, акты вандализма…

— Ясно. Настоящий полицейский.

— Еще бы. Это вам не кино.

Улыбнувшись, я проглотил еще немного фуа-гра.

— Не представляю, чем я займусь завтра, — продолжил я, чтобы сменить тему. — Насчет Протокола 88 мне ничего узнать не удалось.

— Вы могли бы поискать что-нибудь о вашем загадочном психиатре. Попробовать разузнать о его призрачном кабинете или даже о нем самом…

— Почему бы и нет? Только бы добраться до этого гада!

— А я, если хотите, отдам на экспертизу ваше удостоверение и займусь банковскими счетами — вашим и ваших родителей.

— Отлично. Ничего, если я еще поживу у вас?

— Ну конечно, Виго! И кстати, не пора ли нам перейти на ты, как по-вашему?

Я нахмурился. Мне вспомнились мои размышления о языке, который служит одновременно мостом и незаметной перегородкой между людьми. Это и обманчивая личина, и протянутая рука, то, что разделяет и сближает нас. Перейти на ты… Да. Почему бы и нет? Это способ преодолеть первое мысленное препятствие. Мы так стремительно сближаемся, что это будет только естественно!

— О'кей. Если хочешь, — ответил я застенчиво.

Она широко улыбнулась:

— Так-то лучше!

Ее непосредственность меня очаровала. За строгим лицом и резковатой повадкой самостоятельной женщины в ней таилось что-то ребячливое. Это было трогательно. Ведь собственное детство я напрочь забыл.

Мы покончили с закусками, и нам быстро подали основное блюдо. Аньес меня не обманула: ломтики говяжьей вырезки оказались превосходными.

Понемногу мы расслабились, и наш смех звучал все чаще и непосредственнее. Негромкая джазовая музыка, лившаяся из невидимых колонок, и колеблющееся пламя свечей создавали умиротворяющую атмосферу. К тому же вино начало оказывать свое действие.

— Хочешь, посмотрим фильм, когда вернемся, — предложила она. — Это нас отвлечет.

Я не был убежден, что фильм поможет мне забыть об утрате родителей и имени, но с этой женщиной я был готов разделить любую маленькую радость. И если я пока неважно справлялся с ролью непринужденного, уверенного в себе друга, этому я всегда готов был учиться. В конце концов, с тех пор как мы повстречались с Аньес, я стал гораздо опытней в общении.

И мысль поставить галочку в графе «вечер с видео» пришлась мне по вкусу.

В эту минуту из кухни вышел мужчина и подошел к нашему столику. На вид лет пятидесяти, волосы до плеч, живой взгляд. Судя по комплекции, он был не чужд всем радостям жизни. Я тут же сообразил, что это и есть хозяин ресторана, пресловутый филантроп.

— Добрый вечер, Аньес, — произнес он, трижды целуя ее в щеки.

— Добрый вечер, Жан-Мишель, вот познакомься, мой друг Виго.

Я пожал протянутую мне руку.

— Ах вот оно что! Ну, если друг, то не буду вам мешать. До понедельника, моя красавица…

Он подмигнул Аньес и оставил нас одних. Удивительно было вот так входить в жизнь этой женщины, открывая одну за другой составляющие ее повседневного быта. Ее квартал, друзья, прошлое, ее заботы… Так хотелось все о ней узнать, и я заранее все это полюбил. Вскоре я понял, что за всю свою взрослую жизнь ни разу не открывался перед кем-нибудь так, как перед этой женщиной. Так вот что значит, когда тебе с кем-то хорошо. Возможно, когда-то в отрочестве у меня были друзья более близкие, чем теперь Аньес, но я никого не помнил, и вот теперь вдруг чувствовал, как возрождаюсь, наконец-то оживаю. Я был словно дитя, которое впервые пробует новое лакомство. Я позабыл все, мы были одни в целом мире, а он был для нас зрелищем, которое мы обсуждали весело и удивленно. Ресторан опустел, когда мы поняли, что пора уходить. Наши свечи давно погасли, а мы так и не заметили, как промелькнули эти часы.

Когда мы вернулись домой, я обнаружил, что держу ее за руку. И она не возражала. Не знаю, может быть, потому, что много выпила, но мне это показалось чудесным.

Глава 48

Дневник, запись № 163: филантропы.

Когда Аньес рассказала мне о хозяине ресторана, я решил непременно посмотреть в словаре, что же это такое — филантроп. На кого может быть похож этот самый настоящий филантроп. Как их распознают. И для чего они нужны.

Филантроп: (1370, от греч. philantropôs, от philos — друг и antrôpos, человек). 1. Тот, кто склонен любить всех людей. 2. Тот, кто стремится улучшить материальную и нравственную участь людей. См. гуманист.

Черт побери! Не знаю, как вам, а у меня так просто голова кругом идет. Ничего не скажешь, звучит заманчиво! Однако что ни говори, а любить всех людей — та еще работенка! И за примерами далеко ходить не надо — взять хотя бы Гитлера или Муссолини, опять же мне вот так сходу полюбить доктора Гийома будет трудновато. Куда ни шло, стремиться улучшить материальную и нравственную участь людей еще оставляет какой-то простор для воображения, но любить всех…

Вот я и думаю, а возможно ли это? И правда ли хозяин ресторана подлинный, убежденный филантроп? И легко ли быть филантропом?

Может быть, к этому надо идти шаг за шагом. Поэтапно. Прежде чем полюбить, попытаться их хотя бы понять. А это, как я всегда говорил, само по себе очень непросто. С другой стороны, я подумал: а может, гораздо проще любить кого-нибудь просто так, не задумываясь, чем пытаться действительно его понять. Тогда на вершине недостижимого окажется антропология в форме абсолюта.

Возможно, в сущности филантропы — всего лишь бездельники.

Глава 49

Всю первую половину фильма мне никак не удавалось следить за событиями на телеэкране. Я не мог отвлечься от своей руки. Той руки, которую по-прежнему сжимала Аньес. Для меня это было еще одно новое ощущение. Еще одно чудесное открытие. Сколько я себя помню, ни одна женщина еще не держала вот так мою руку. Даже та, которую я считал своей матерью. В голове мелькали сотни вопросов, отсчитывая каждый миг этого нежного касания. Как долго она будет держать меня за руку? Будет ли это один-единственный раз? И как мне понимать этот жест? Любит ли она меня, хотя только что рассталась с другим? А я люблю ее? Желает ли она большего? Ждет ли чего-то от меня? Друзья ли мы и будем ли любовниками? Сумею ли я? Так ли держатся за руки? Есть что-то за этим жестом или это просто бездумный порыв? Знак внимания без будущего, подобный улыбке, подмигиванию — мимолетному, неуловимому…