Книга Царская экспертиза - Ольга Ракитина

Шумилов понял, что на следующее утро ему был совершенно необходим извозчик с пролёткой. Однако с этим возникло неожиданное осложнение: ростовские возницы никак не желали ехать на ночную работу в Ручейники. Шумилов не сразу понял причину нежелания заработать червонец по — лёгкому; лишь четвёртый по счёту извозчик, к которому он обратился со своим предложением, объяснил, что ростовский пригород имеет весьма плохую репутацию и потому никто не захочет ради десяти рублей рисковать имуществом в десять раз более ценным.

Данное обстоятельство не оставило Алексею Ивановичу выбора. Ему пришлось вернуться в дом к родителям и попросить их экипаж. Для объяснения неожиданной просьбы он придумал правдоподобную историю о встрече на вокзале товарища, прибывающего утренним екатеринодарским поездом. В конечном итоге отцовское разрешение было получено, но после этого Алексею Ивановичу пришлось потратить битый час на то, чтобы восстановить изрядно позабытые юношеские навыки обращения с лошадиной упряжью, ведь ему самостоятельно пришлось бы поутру закладывать возок. Наконец, все вопросы были благополучно устранены.

Матушка вручила Алексею запечатанный конверт, доставленный накануне посыльным. В нём оказалась записка от Александры Егоровны Максименко, которая интересовалась у Шумилова причиной его отсутствия и приглашала его к себе в любое удобное для него время. Обращение было выдержано на редкость в учтивых и прямо любезных тонах, да и написано было хотя и женской рукой, но явно не Александры Егоровны, из чего Шумилов заключил, что перед ним плод коллективного творчества вдовы и её немецких друзей. Приглашением, разумеется, не следовало манкировать, но визит следовало нанести попозже, когда определится результат наблюдения за Мартти Хёвиненом. Шумилов написал краткий ответ Александре Егоровне, в котором поблагодарил её за любезное приглашение и пообещал посетить гостеприимный дом в ближайшие дни. Матушку он попросил отправить письмо на следующий день.

Алексей ещё с вечера заложил в возок бутылку с водой, револьвер и бинокль. Немецкий складной нож он вообще не вынимал из кармана пиджака, словно это была расчёска. Подумав немного, он положил в возок и ведро, чтобы иметь возможность набрать воды для лошади.

Отправившись спать в девять часов вечера, он проснулся без четверти пять прекрасно отдохнувшим. Завтрак ему заменила крынка молока и кусок домашнего белого хлеба. Уже через пять минут Шумилов впрягал кобылу — трёхлетку в возок, а через четверть часа ехал в Ручейники. Алексей Иванович занял удобное для своих целей место подле перекрестка, с которого можно было бы видеть путь старика после того, как тот вывернет с Аксайки. Вторично Шумилов наблюдал пробуждение района: сначала мимо потянулись женщины с коровами, потом брички с рабочим людом. После половины шестого утра на улицах стало появляться всё больше и больше спешащих на работу мужчин.

Наконец, без десяти шесть с Аксайской улицы повернула бричка шведа. Мартти оказался одет точно так же, как и накануне — в старом картузе и немыслимой чёрной шинели, наброшенной на плечи. Он в точности повторил давешний маршрут и выехал за город. Шумилов следовал за колдуном на приличном удалении, не делая попыток приблизиться.

Местность, лежавшую перед ним, можно было бы назвать пересечённой. Дорога петляла между невысокими холмами и холмиками, то взбираясь на них, то спускаясь вниз. Когда бричка Мартти скрывалась за холмом, Алексей Иванович останавливался, не доезжая до вершины, и шёл далее пешком. Осторожно выглядывая за перекат холма, он осматривал спускавшуюся вниз дорогу, отмечая, куда направляется колдун далее и только после этого въезжал на вершину. Делалось это для того, чтобы не наткнуться ненароком на шведа, вздумай он остановиться сразу за холмом.

Подобная езда продолжалась минут сорок, за это время Хёвинен и Шумилов отдалились от городской черты вёрст на пять — шесть, не менее. Наконец, колдун съехал с наезженного тракта и повернул на едва заметную просёлочную дорогу, скорее даже тропу, слабо намеченную колёсами телег. Просёлок был узок, степь справа и слева вся заросла чабрецом и полынью, засохшими на июльском солнцепёке. Шумилов, опасаясь привлечь к себе внимание, ещё более отстал от возка шведа. Теперь расстояние между ними увеличилось до двухсот пятидесяти саженей. Хёвинен надолго пропадал из поля зрения Шумилова, последний стал всё больше беспокоиться по этому поводу, но довольно скоро эта нервирующая езда закончилась.

Объехав один из холмов, Мартти поставил свою бричку у его подножия, в сухостойных камышовых зарослях на месте подсохшего ручья. Сам же швед, сбросивший к этому времени свою чёрную обрезанную шинелку, поднялся на холм. В руке он нёс лопату. Алексей, расположившийся поодаль с биноклем в руках, не без удивления наблюдал, как Мартти принялся копать ямы на склоне, противоположном дороге, ближе к вершине, но не на самой вершине. Для Шумилова было совершенно очевидно, что если бы сейчас какой — то путник проехал по дороге, то он ничего не смог бы увидеть. Видимо, Мартти Хёвинен определённо не желал, чтобы кто — то застал его за этим занятием.

Раскопки его представлялись довольно странными: углубившись в одном месте на два — три штыка лопаты, он переходил на новое место, а прежнюю яму аккуратно засыпал. Эту странную манипуляцию швед проделал несколько раз. Шумилов безотрывно следил за Мартти и никак не мог понять, чем именно тот занимался. Больше всего его манипуляции напоминали поиски стреляных пуль; Шумилов помнил, что в детские годы он с друзьями примерно так же копался на гарнизонном стрельбище, выковыривая застрявшие в земляных валах пули. Но то было глубокое детство. Кроме того, холм у забытого богом просёлка никак не мог быть местом стрельбища.

Так что же искал странный швед? Одному чёрту это было ведомо. Потолкавшись на холме примерно с полчаса, знахарь вернулся к бричке, небрежно швырнул в неё лопату и устало взобрался на козлы. Притомился, видать, занимаясь раскопками. Отпив из жестяной фляги, он тронул вожжи. Лошадь лениво пошла.

Шумилов инстинктивно подобрался, готовясь скорее бежать к своему возку в том случае, если Мартти повернёт назад, в сторону Ростова, но колдун, объехав холм, вернулся на узкий просёлок и двинулся по нему далее от тракта. Далеко впереди виднелись холмы, дорога вела по направлению к ним. Шумилов решил не покидать своего наблюдательного поста и следил за знахарем в бинокль до тех пор, пока тот не скрылся из глаз. Тогда Алексей вернулся к возку и проехал вперёд, повторив путь, проделанный шведом.

Шумилов повторил приём, подсмотренный у Мартти, завёдя свою повозку за холм так, чтобы её не было видно с просёлка. Прихватив револьвер — так, на всякий случай — взбежал на холм и осмотрелся. Шведа нигде не было видно. Шумилов перебежал дальше и, наконец, заметил Мартти, копавшегося чуть ниже вершины соседнего холма. Алексей залёг под огромным валуном, оставленным здесь природой со времён ледникового периода, и приник к биноклю.

Мартти методично орудовал лопатой, периодически переходя с места на место. Шумилов до боли в глазах вглядывался в движения рук знахаря, надеясь поймать мельчайшие детали, способные объяснить цель раскопок. Но ничего такого не видел. Швед не разминал пальцами комочки земли, не просеивал извлекаемый грунт, да у него и сита с собой не было! Он вообще не касался земли руками. Углубившись примерно на пол — аршина в землю, он просто заглядывал в получившийся шурф, после чего засыпал его и, перейдя на пару саженей в сторону, принимался копать следующий.