Книга Тайна Тихого океана - Игорь Чубаха

— Тебе сейчас ничего не хочется?

— Хочется, — так же хрипло признался Валера, — Скажи, у тебя есть парень?

— Пока еще есть, — загадочно ответила и по-девичьи стыдливо опустила озорные глазки к пустому бокалу Герда Хоффер.

— А кто он? — насупился Зыкин.

Лицо Герды снова оказалось близко-близко от лица Зыкина, и губы прошептали на самое ухо юноше:

— Ты.

А дальше она опрокинула мегатонника на атлас кровати и оседлала, будто собиралась сделать утопающему искусственное дыхание. И руки мегатонника запутались в кружевах ее наряда. И тысяча фейерверков полопалась мыльными пузыриками в голове Валеры.

— Не спеши! — урезонила парня девушка. Откуда-то в ее пальчиках забряцали четыре пары полицейских наручников. И этими наручниками она ловко приковала Зыкина к кровати. Сперва правую руку, потом левую руку. Сперва правую ногу, потом левую ногу. При этом у девчонки было такое серьезное лицо, будто она глотает противозачаточную пилюлю.

А над всем царила мятежная музыка Вагнера. И Герда, встав, принялась перед кроватью под Вагнера танцевать теперь уже не ломанный рок-н-ролл, а нечто модерново плавное. Ее бездонные глаза сияли солнцем в омутах, ее ресницы трепетно вздрагивали пугливыми ночными мотыльками. Девичьи руки скользили по упругому телу, касаясь самых заповедных земляничных полян и накапливая статическое электричество. Безупречные линии тела свивались в призывные, вслух не высказанные, но неоновыми рекламами отражающиеся в глазах Валеры, слова. Раз, и на пол со сладким шелестом заструилось кружевное платье. Два — и в сторону смятой гармошкой тигровой шкуры порхнула невесомая ночная сорочка.

Повернувшись бархатной спиной к прикованному пленнику, а лицом к выстроившимся на пианино куклам, и выписывая спелыми бедрами петлю Гестерезиса, девушка расстегнула лифчик, и Зыкин вдруг понял, кто на самом деле убил Кеннеди.

Герда зашвырнула бюстгальтер на люстру. Она знала, что делает. Пальчиком левой руки поддев резинку, юная соблазнительница под звуки „Полета валькирий“ стала приспускать трусики.

Она изнемогала от желания, чуть коленки не подкашивались. Она была уверенна, что куда бы теперь не нацелила правую руку, паренек этого не заметит. По этому правой рукой она нажала ручку крайней в ряду правой куклы — Барби в свадебном наряде. Кукла оказалась с секретом. Кукла раскрылась, будто футляр контрабаса. Внутри игрушки хранился кинжал с золотой надписью „Фюр Дойчланд“ и свастикой на рукоятке.[38]

Девушка выскользнула из трусиков и повернулась к парню, пряча кинжал за спиной. И от растерянности кинжал выронила, потом что надежно припаркованный гость каким-то неведомым образом освободился от оков и теперь страстно дышал прямо перед ней уста в уста.

И только она повернулась, он, смущаясь смотреть на слепящую белизну упругой девичьей груди, тем не менее обнял нежно, но безоговорочно, и увлек соблазнительницу к кровати. Прежде чем их закружила волна безумства, испепелили молнии дурманной агонии, и засосали злозыбучие пески страсти, Зыкин успел прошептать:

— Извини, я не мог больше удержаться в полицейских рамках…

А когда буря стихла, и два изможденных тела распались, будто лепестки отцветшей розы, Герда Хоффер поняла, что втрескалась по уши в загадочного будущего великого музыканта из маленького городка на берегу реки Парнаиба. И, ластясь, словно сиамская кошка, прошептала:

— Милый, как тебя зовут?..

…Вообще, музыкальная жизнь в Бразилии била ключом, и сегодня под этот гаечный ключ угодил Евахнов. Стоило в первой лавочке генералу заикнуться, будто он „импресарио из далекой заснеженной России“, как напрочь не врубающиеся по-русски местные воротилы шоубизнеса стали прекрасно все разуметь и взяли генерала в плотное потное кольцо.

Далее Евахнову пришлось выпить пять рюмок теплой текилы на брудершафт и тут же в задней комнате начать прослушивание. Щуплая, вроде бы чахоточная, девушка с гитарой, поющая под Шаляпина русские народные песни — это раз. Трио обнаженных по пояс мулатов, топчущих степ босыми пятками и лихо вопящих: „На Дерибасовской явилася холера…“ — это два. Оперная дама с бюстом внушительней, чем купол Капитолия, сонно нашептывающая: „Дети разных народов, мы мечтою о мире живем…“ — это три. Невзрачный типчик с золотым зубом, аккордеоном и попугаем, тип мучил аккордеон, а попугай орал матерные частушки — это четыре. И на бис пятилетняя девочка в бантике, исполнившая по стойке смирно три хита Майкла Джексона — это пять.

Чтобы вырваться из трясины шоу-бизнеса Евахнов подписал загадочную бумагу и даже вручил мачехе пятилетней девочки аванс. А вот что делать дальше, хоть убей, не смог изобрести. Куда было податься сбежавшему от воротил бедному Евахнову тоскливым бразильским вечером? И начатое в парке случайное знакомство вспомнилось как нельзя кстати.

Евахнов почему-то представлял, что его, мягко сказать, тучный собеседник прописан в одно-, максимум, двухкомнатной квартире. Оказывается, генерал крепко ошибался.

Хозяин дворца Мартин только что завершил телефонную беседу. По иноземному генерал Евахнов нихт ферштейн, но расшифровал то и дело мелькавшие в разговоре популярные названия компаний: „Орифлейм, Абсолют, Азербайджан Алюминеум…“. Телефонный собеседник явно взбесил фрица. И отключивший телефонную трубку ганс с трудом соблюдал законы гостеприимства:

— Кому, как не вам, знать, сколь ценно хорошее оружие? — зловеще прохрюкал ларингофон, и немец откинул затылок на мягкий подголовник. А эхо подхватило безжизненный голос и растасовало по нишам.

В гости Евахнов явился в личине и с документами Лопушанского. И теперь генералу послышался намек, настолько недвусмысленный, что под мышками засвербело.

— А с чего это вы, уважаемый, взяли, будто я должен об этом знать? — отринув дипломатические выкрутасы, рубанул генерал и попытался поймать взгляд хозяина дворца.

Не тут-то было. Веки расплывшегося по стилизованному под пожарную машину креслу немца смежились. Показалось даже, что фриц от немощности задремал. И даже ближайший телохранитель движением фокусника невесть откуда обрел пухлую подушку, чтобы подложить герру. Но подушка не понадобилась.

— Какой же руссишен не любит меткой стрельбы? — нет, не заснул хозяин. Не поднимая век, отекшей ладонью он ткнул мимо застекленного стенда с выборкой российского стрелкового оружия командного состава за 1945–2000 года.

Оказалось, инвалид Мартин прописан в ветшающем, но еще вполне помпезном двухэтажном палаццо с мрачными витражами, мертвыми фонтанами, ротой замерших смирно телохранителей в тирольских шляпах, кожаных шортиках и гетрах. И даже, едрить его в холку, просто мистическое совпадение какое-то, нескромным частным оружейным музеем в целое крыло дворца.

Запах оружейного масла привычно ершил носоглотку, хотя старинное и самое современное оружие красовалось в пыленепроницаемых настенных стеллажах. Холодный неоновый свет подчеркивал равнодушную готовность орудий убийства. Здесь хранились и рейтарские через ствол заряжающиеся пистоли, и ганзейские аркебузы, и дамские браунинги с перламутровыми рукоятками эпохи освоения Дикого Запада. И конечно же здесь присутствовали все последние новинки безжалостной стрелковой мысли.