Книга Добрый ангел смерти - Андрей Курков

— Да, — протянул полковник разочарованно. — Ты так и не понял, что цель у нас общая — лучшее будущее Украины…

— Ни, цэ я зрозумив, алэ мэни трэба час, щоб до цього звыкнуты.

— Ну ладно, — полковник вздохнул, снова повернулся лицом ко мне. — Тут дело такое: прежде всего нам надо перевезти на Украину как можно больше этого песка…

— Зачем? — удивился я.

— Для возрождения нации, — ответил полковник. — Ты сам видел, как он воздействует на людей. Конечно, не всякий песок, а именно этот песок, пропитанный национальным духом… В общем, наши ученые еще скажут свое слово по этому поводу. Наша задача — доставить его на родину. А там уже решат, как с ним поступить дальше. Я бы, честно говоря, добавлял его в песочницы детских садиков — все-таки наше будущее — это дети, новые поколения, которые должны быть совсем другими, лучше нас, честнее нас, порядочнее… Понятно?

Я кивнул.

— Собственно, поэтому я сегодня и встречался с казахскими коллегами. Они обещают помочь. Взамен нам потом придется помочь и им, но это потом. Завтра будут готовы документы совместного украинско-казахского предприятия по торговле стройматериалами. После этого мы можем заняться отправкой этого песка на Украину под видом карьерного… Нам, само собой, придется сопровождать этот груз.

— Всэ цэ добрэ, алэ ж хто потим будэ прыйматы ришэння щодо цього писка?

СБУ? А мы залышымось за бортом?

Полковник тяжело вздохнул.

— У нас будет время все это обсудить. На Украине еше ничего о нашей находке не знают, и я думаю, что удастся провезти этот песок незаметно. Потом мы его где-нибудь складируем и будем принимать решение по обстановке…

Было похоже, что Петр остался доволен услышанным.

— Завтра — похороны майора Науменко, — снова заговорил полковник. — Приедут казахские коллеги, помогут. Пообещали к двенадцати быть здесь.

Только я хотел задать созревший вопрос, как Галя позвала нас к костру. Чай был готов.

Потом мы сидели, пили чай из пиал. Слушали тишину. Смотрели на звезды.

Откуда-то из-под вещей, лежавших невдалеке, выбрался хамелеон Петрович и выполз к костру. Остановился в полуметре от огня, потом забрался мне на колено и замер, уткнувшись мордочкой в небо.

Когда все разошлись спать, и Гуля взяла меня за руку, тоже увлекая к нашей полосатой подстилке, я понял, что слишком взбудоражен. Мне не хотелось спать.

Мне хотелось побыть одному, и я сказал об этом своей жене Гуле. Она понимающе кивнула, поцеловала меня и отошла в сторону.

Что-то меня отталкивало от потухавшего костра. Воздух казался прохладнее обычного, но холодно не было. Я прошелся по песку, вышел на край возвышенности.

Посмотрел в небо, мигающее миллиардами звезд. Потом посмотрел вниз. Луна дотягивалась своим бледно-желтым свечением до низины, в которой мы раскопали цель нашего путешествия, или, если быть точнее — цель наших раздельных путешествий. Я поднес левую руку к лицу, понюхал. И едва сдержался, чтобы не чихнуть от внезапного прилива сильного запаха корицы. Потом понюхал правую руку — то же самое. Оглянулся на красиво подсвеченные тем же лунным светом руины артиллерийской батареи. Проклятое место? Что возникло раньше — миф о проклятости этого места или само воздействие этого места, этого песка на людей?

Понимая, что самому мне на этот вопрос не ответить, я попытался отвлечь себя небом, и мне это удалось. Я насчитал пять спутников, летевших по своим делам меж накрепко посаженных на свои небесные места звезд. Сколько лет они уже летают там, исполняя свои странные космические обязанности? Я вспомнил эти почти ежедневные сообщения в старых газетах: "Сегодня на околоземную орбиту были выведены спутники «Союз-1554», «Союз-1555», «Союз-1556»… Сколько тысяч этих «союзов» бродят сейчас по космосу? И следит ли кто-нибудь на земле за их достижениями? За их полетами? Переживает ли за них какой-нибудь почти сошедший с ума ученый, мысленно давно усыновивший их всех, оставшихся сиротами после гибели великой космической державы?

Я спустился с холма, дошел неспешно до нашего раскопа. Остановился сверху у края широкой ямы, почти в центре которой лежала мумия майора Науменко.

Присел, свесив ноги вниз, в яму. До дна не достал — оставалось еще сантиметров тридцать.

Сразу почувствовал в груди нарастающее спокойствие. И сердце словно замедлило свои удары, спокойнее потекла кровь по венам.

«Як гарно, затышно тут, — подумал я и даже не удивился, что мысли мои по собственной инициативе перешли на украинский язык. — Яка нич, а зирок як багато! Трэба ж було мэни аж тут опынытысь? Ну що ж, якбы нэ опынывся тут, то хто зна, дэ б я був зараз! Можэ, на тому свити? А так я жывый и щаслывый, и жинка в мэнэ — красыва и розумна… Абы всэ добрэ скинчылось!..»

И так сидел я до самого рассвета, размышляя о себе и своей жизни на украинском языке. А когда поднимавшееся солнце вытолкнуло тонкий обрезок побелевшей луны с небосвода, у меня перехватило дыхание от увиденных красок.

Всего лишь двух красок: желтой — песка, и голубой — неба.

«О Боже, — подумал я. — Ось воно, як бачыв його Тарас Грыгоровыч: жовтэ и блакытнэ! Ось воны — його улюблэни кольоры! Кольоры, що бачыв вин кожного ранку и яки нагадувалы йому, напэвно, про далэку домивку, про ридный край, якый так любыв и повэрнутысь до якого вин так мрияв!»

А солнце поднималось все выше, и я не чувствовал никакой усталости от бессонной ночи. Спокойная бодрость царствовала в моем теле. Я чувствовал в себе массу тайной энергии. Я не знал, чего она ждет, на что она хочет быть истрачена, эта энергия. Но она была во мне, она ждала своего часа. И она, казалось, не подчинялась мне. Она была сильнее меня. Может, это был дух, тот самый дух, который делает людей добрее и лучше даже вопреки их желаниям? Или, может быть, это была лишь малая частичка того духа?

Я поднялся на ноги. Еще не высушенный солнцем воздух нес в себе легкий запах Каспия и довольно ощутимый запах корицы. Как только солнце пригреет посильнее — оба эти запаха спрячутся, заберутся под песок, где легче сохранять свое влажное присутствие. И будут там сидеть до вечера, пока не спадет жара, пока высушенный воздух сам не захочет смягчиться, наполниться легкой влагой, прибавить в весе, чтобы не так легко было ветерку снести его с этого места дальше в пустыню или в невысокие горы, окаймляющие эту пустыню.

Я поднялся на ноги и стал забираться на холм, к струйке дыма, поднимавшейся над невидимым отсюда, снизу, костром. Я знал, что возле костра ждет меня Гуля, а в котелке, подвешенном на крючок треноги над костром, уже закипает вода.

Вскоре после завтрака тишину Новопетровского укрепления нарушил рев мотора: возле костра остановился мощный «лендровер» грязного желто-салатового цвета. Он был длиннее обычного джипа: за двумя рядами сидений начинался крытый кузов длиной около двух метров. Сверху на крыше кабины виднелись выстроенные в шеренгу прожекторные фары. Такие же фары украшали собою стальной каркас выдвинутого на полметра вперед бампера. В «лендровере» сидели двое казахов, оба в адидасовских спортивных костюмах, обоим за сорок. Тот, что сидел за рулем, вышел из машины первым. Подошел к полковнику, поздоровался. Они шептались минуты три. Потом из машины выбрался второй. Присоединился к ним, поучаствовал в неслышном разговоре.