Книга Импровизация на тему убийства - Яна Розова

Вот почему обе «картинки» показались нам с Ником такими похожими.

Память подсовывала мне новые факты. Драку в школе, когда Митька бился с одноклассником за любовь девочки, которая нравилась им обоим. «Эля ему записку написала, что любит его», – сказал он мне, его школьной учительнице. И то, как он «защищал» меня от Зюзи, подсыпая ей в борщ пурген и искромсав все ее платья. Ты всегда пытался защитить тех, кого любил. Почти как твой отец.

Чужой мужчина, укравший меня у твоего отца и у тебя, казался тебе чудовищем. Ты убил Игоря, потому что я полюбила его и хотела оставить тебя. А ты не мог отпустить того, кого любишь.

Митька не знает, что я осталась жива. На следующее утро Ник посадил сына в машину и повез в чудесное место, где есть речка, горы, корты, ночные посиделки у костра. Ни разу после того, как отец оставил Митьку в лагере, ни Ник, ни я не разговаривали с ним. А потом кто-то увел его из лагеря и увез неизвестно куда. И пока эти сволочи не вернут нам его, мальчик не узнает, что я жива и жду его.

Я не знала, что я скажу ему, когда мы встретимся. Мне хотелось только убедиться, что он жив. Простить его я постараюсь потом.

И я еще не знаю, простит ли Митька меня…

Мой «ниссан» уже тронулся с места, когда я вспомнила про Зюзю. Господи, я же не позвонила ее врачу! Доктор радостно сообщила мне, что больная в стационарном режиме больше не нуждается. Меня ждало безрадостное будущее.

Пришлось подниматься в палату. Зюзя была удивительно спокойна. Она сидела на кровати и молча смотрела в сторону окна. Веселенькая пижама в алых маках обвисла на плечах, стекла модных очков в позолоченной оправе были залапаны так, что я сомневалась – видит ли экс-теща хоть что-нибудь сквозь них? Обычно аккуратно уложенная блондинистая стрижка была растрепана, будто всю ночь Зюзя проворочалась на подушке.

Мне нужны были документы о выписке и всякие рекомендации, поэтому я направилась в кабинет Лилии Андреевны. Она встретила меня немного настороженно, нервно крутя в руках карандаш:

– Я хочу сказать… что результаты лечения очень хорошие. Но я бы рекомендовала вам наблюдение за больной. Я думаю, что у вашей… гм… родственницы сложное психическое заболевание. К сожалению, психиатр со мной не согласен. Но я рекомендую вашему супругу поместить ее в специальное учреждение. Или хотя бы нанять профессиональную сиделку. Только все хорошие сиделки заняты.

– Я в два раза больше заплачу.

– Что ж, я поговорю с одной женщиной…

Собрав вещи и получив от Лилии Андреевны необходимые бумажки, я помогла Зюзе переодеться в спортивный костюм и повела ее к своей машине. Она шла за мной, без конца отставая, сгорбленная, насупленная и рассеянная. Молча погрузилась на заднее сиденье и затихла.

Дом встретил меня, как старого друга, а я так соскучилась по нему, что готова была поцеловать каждый угол. Только здесь я могла поверить, что раздастся звук мотора подъезжающей «мазды», уверенные руки повернут ключ в замке входной двери и Митька, выскакивая на лестницу, закричит: «Папа приехал!»

Провожая Зюзю в ее комнату, я заметила легкий беспорядок в доме. На кухне валялись какие-то разодранные упаковки, будто кто-то наскоро перекусывал, а убрать за собой забыл. Возможно, у Ника появились новые привычки, обычно дома он не ел.

Спустя всего десять минут в дом приехала сиделка. Я с облегчением вздохнула. Несмотря на всю радость от пребывания в доме Ника, присутствие странно подавленной, молчаливой Зюзи тревожило.

Сиделкой оказалась симпатичная молодая женщина, улыбчивая, но спокойная, как танк.

– Меня зовут Аня, – представилась она, сверкая глазами. Ее жизнелюбие было заразительно настолько, что мне тоже захотелось улыбнуться. – У меня только одна трудность – мне в шесть часов надо уехать. Я не знала, что будет такая срочная работа, и не договорилась с сестрой, чтобы она забрала детей с продленки и отвезла их домой. Кто-нибудь сможет побыть с больной?

Ох, как мне не хотелось оставаться с Зюзей!

– Ладно… Я приеду.

– А вы не здесь живете? – удивилась Аня.

Действительно, а кто здесь теперь живет?

– Я… я перееду… Временно жила в другом месте, а теперь придется вернуться.

Я повела Аню в комнату Зюзи. Экс-теща встретила сиделку так же равнодушно, как реагировала на все в этот день. Здороваясь с ней, Аня пошутила:

– Ничего, ничего! Я тут вами займусь, и вы у меня еще замуж выскочите! Вы небось красавица в молодости были? От женихов проходу не было? А сейчас за вами самой молодые парни ухаживать будут!

Я вежливо улыбнулась, для себя припомнив, что молодые парни в жизни нашей принцессы уже были, и вышла из комнаты. Мне надо было срочно посмотреть, нет ли на столе Ника новой записки от похитителей.

И она была. Точно как Ник и рассказывал: на белом листе бумаги А4 были наклеены вырезанные из журнала слова. Точно как у Конан Дойла в «Собаке Баскервилей». В записке было сказано: «Сегодня в 20.00 оставьте деньги за мусорными баками. Мальчик вернется сам».

Это были хорошие новости, к которым надо было подготовиться. Технически и морально. Начать я решила с технической подготовки. Открыла дверь в Митькину комнату – и удивилась: здесь никто не убирал с момента отбытия Митьки в лагерь! Вещи – одежда, компьютерные диски, еще какое-то мальчишье барахло – были разбросаны, в углах скопилась пыль. Неужели же Олеся, которая поддерживала порядок в нашем доме, действительно замешана в похищении?

Машинально я начала собирать вещи, складывать и отправлять в шкаф. Джинсы, несколько маек, чистые носки… Возле кровати я нагнулась за скомканной толстовкой и увидела под кроватью большой Митькин рюкзак.

Интересно, а с каким рюкзаком он поехал в лагерь? Да и вещи, которые я собираю, Ник должен был отправить в лагерь. Разве что он без меня отчаялся собрать сына и все купил разом, специально для лагеря? На Ника это было не похоже.

Я вытащила рюкзак из-под кровати. То, что он валялся здесь уже не меньше недели, подтверждали клочья пыли, прицепившиеся к ткани. А открыв рюкзак, я остолбенела, уже и не помню, в какой раз за последние дни. В рюкзаке лежали листы из журналов, некоторые слова из текстов были вырезаны.

Хотелось и смеяться, и плакать. Смеяться при мысли, что Митька жив, здоров и сам себя похитил, а плакать… Потому что слезы теперь у меня ближе.

Из соседней спальни, превращенной в святилище Оксаны, раздались какие-то звуки. Казалось, что это Зюзя плачет и бормочет что-то перед портретом мертвой дочери. Скорее всего, пока Аня мыла руки, экс-теща сбежала из своей комнаты и закрылась там.

Оставив журналы на полу, я выглянула в коридор. Аня, обнаружившая исчезновение пациентки, стояла перед дверью святилища, напряженно прислушиваясь к звукам, доносящимся из комнаты. Заметив меня, она спросила тихо:

– А что в той комнате?

– Там… – Я тяжело вздохнула. – Ну, там комната, где жила дочь Зинаиды Петровны. Она погибла, а Зинаида Петровна потеряла после этого память. То есть она не помнит все то, что имеет отношение к смерти Оксаны, понимаете?