Книга Кровные братья - Фридрих Незнанский

Некоторая пауза все-таки возникла. Что ни говори, а прозвучавшее вот так вот вдруг Игорёшино заявление было достаточно внезапным. Но уже через какие-то доли секунды Тимашевская, окинув своего партнера совсем иным, испытывающим взглядом, как бы примеривая его к соответствию новой предлагаемой роли, процедила сквозь зубы свое излюбленное: «А почему бы и нет?»

Диночкино решение вызвало в семье неоднозначное отношение.

Елена Владимировна была в шоке. Ее любимая дочурка, которую она мечтала видеть супругой министра, дипломата, а еще лучше — представителя какой-нибудь старой аристократический фамилии, естественно, зарубежного происхождения, — вдруг выходит замуж за какого-то полустукача-полусолдафона, да еще и весьма невысокого служебного чина. Слезы, истерики, заламывания рук — все как положено.

Леонард Витольдович был куда более сдержан. В семейных связях с сотрудником могущественных органов просматривались и безусловно положительные моменты. К тому же, насколько ему представлялось, карьерный рост в этих самых органах происходил довольно быстро, так что путь от капитана до полковника мог быть весьма недлинным.

Материальная сторона не очень интересовала Леонарда Витольдовича. На счета Дины Ленардовны уже были переведены достаточные средства: еще и детям ее останется.

По случаю на Диночкино имя была приобретена хорошая кооперативная квартира, правда, далековато, в самом хвосте Волгоградского проспекта, почему Дина и предпочитала обитать в родительской четырехкомнатной громадине на улице Алабяна, лишь изредка заглядывая в свое собственное жилище. Но отдаленность — не проблема. Было бы с чего начинать, а там путем обменов, доплат, использования существующих связей можно очень легко перебраться хоть на Красную площадь. Разумеется, Леонард Витольдович намеревался еще и еще раз перепроверить через своих людей юридическое оформление Дининой собственности, так, чтобы на принадлежащее лично ей будущий супруг никоим образом не мог претендовать.

Значительно больше беспокоила Леонарда Витольдовича излишняя — даже для сотрудника КГБ — таинственность, окружавшая Игоря Васильевича. О нем не было известно решительно ничего: ни где он живет на самом деле, ни его родственные связи, ни круг его знакомств, не говоря уже, естественно, о направлении и сути его работы. Во всем этом было что-то странное и даже пугающее.

Но, в конце концов, супруги Тимашевские смирились с решением дочери и начали неспешно готовиться к назначенному уже сроку бракосочетания и соответственно к свадьбе.

Гром грянул, как ему и полагается, совершенно неожиданно.

«Зацепило» Тимашевских на самом излете развернутой новым генсеком кампании по борьбе со взяточничеством, коррупцией и должностными преступлениями, «зацепило» именно тогда, когда весь переполох первых месяцев этой борьбы определенно шел на убыль, сам инициатор «очищения социализма» на три четверти уже находился в могиле и все заинтересованные с нетерпением ждали, когда он наконец сделает последний, решительный шажок.

Не повезло. Чертовски не повезло! Обидно и… страшно.

Андроповские ищейки обнаружили в документации всегда аккуратных, ловких и осторожных Тимашевских такие вопиющие нарушения, что иначе чем определением «откровенный грабеж» их и назвать-то было никак нельзя. Началось следствие, пошли вызовы в прокуратуру, очные ставки с замешанными в делах лицами, подписки о невыезде… В общем, машина заработала. И хотя сам «правдолюбец» уже благополучно пребывал на Новодевичьем, остановить ход санкционированного им механизма было практически невозможно.

Но Леонард Витольдович не пал духом, не сдался, а пытался мобилизовать все возможные средства как для собственного спасения, так и — надо отдать ему должное — в первую очередь для выведения из-под удара Елены Владимировны. Со многими пакостными сторонами человеческой натуры пришлось ему столкнуться в этой битве: лучшие, казалось бы, друзья постоянно отсутствовали дома или находились в командировках или в больницах… Но соотношение подобных «доброхотов» к нормальным, ничего не боящимся старым товарищам составило примерно пятьдесят на пятьдесят, что, в общем-то, было совсем неплохим показателем. И эти пятьдесят процентов его истинных сторонников сумели совершить почти невероятное: госпожа Елена Тимашевская была освобождена из-под следствия за отсутствием состава преступления; перетасовки и перепрыгивания со статьи на статью Уголовного кодекса, осуществляемые опытными профессионалами, позволили, в конце концов, ограничиться всего лишь восьмилетним приговором — то, что сидеть все равно придется, было ясно изначально, вопрос заключался лишь в том: сколько? А главное, умелые крючкотворы сумели избавить Леонарда Витольдовича от самого страшного наказания: конфискации имущества. Правда, оплата их услуг, по сути, тоже граничила почти что с конфискацией. Но все-таки не полной! Все-таки хоть что-то еще оставалось!

С самой лучшей стороны проявил себя Ростислав Львович Вишневский. Проявил не только по части дружеского внимания, но и щедро делясь разумными, практическими советами и обеспечивая контакты с полезными и умелыми в подобных вопросах нужными людьми.

— Ростислав Львович, я вам бесконечно обязана.

— Оставьте, Диночка. Когда-нибудь сочтемся.

— Мерзость! Какая же все-таки мерзость жить в этой гнусной стране, где деловому и разумному человеку не дают никакой возможности проявить свои способности. Да еще и этот официально скрываемый, но ничуть не ставший от этого более лояльным и терпимым антисемитизм…

— Позвольте, Динуля. Антисемитизм и ваш папа… Какая связь?

— Самая прямая. Уж им-то — кому надо — прекрасно известно, что мой дед по отцовской линии — крещеный польский еврей.

— Вот как! Интересно. А не будете ли любезны сообщить, в какое именно христианское вероисповедание перешел ваш уважаемый дедушка?

— В Польше-то? Ну, разумеется, в католическое.

Вишневский расхохотался так звонко и заразительно, что поневоле хотелось присоединиться к его веселью. Но Дине сейчас было вовсе не до смеха.

— Как вас понимать, Ростислав Львович?

— Как понимать? Да очень просто. Ваши предки потрясающе умели создавать себе проблемы. Подумать только! В этой ожесточенной православной стране, совершенно непримиримо относящейся к чужим вероисповеданиям, человек, уходя от еврейства, приходит к католицизму… Это же все равно что из огня да в полымя!

— Но ведь прошло столько лет…

— Правильно. И поэтому крепко усвойте для себя, что судят вашего папу не потому, что он бывший еврей, бывший католик, бывший коммунист… Из партии его ведь уже поперли, правильно?

— Ну да, было шумное собрание.

— Вот-вот. А судят его потому, что он масштабный и предприимчивый ворюга, расхититель социалистической собственности.

На несколько мгновений Дина буквально онемела.

— Ну что вы молчите? Я сказал что-то обидное?

— Знаете, Ростислав Львович, уж от кого-кого, но от вас совершенно не ожидала…